- Нет, Мики, не возьмусь. Давай не будем терять времени.
- Даю десять тысяч.
Это сто двадцать пять.
- Нет, Мики.
Я повернулся. Он схватил меня за руку. На лице его появилось настоящее беспокойство. Таким я его никогда не видел.
- Доллары. Триста пятьдесят долларов. Идет?
- Нет. Не повезу. Если хочешь войти со мной в сделку, то вначале обговори. А то стоим тут посреди аэродрома и ты стараешься силой впихнуть мне это свое черт знает что.
Я повернулся и пошел к носу самолета. За моей спиной Микис резко произнес:
- Но ты же возил оружие, командир.
Я не остановился. Подойдя к двигателю, я залез на стремянку и стал докручивать последние винты. С другой стороны самолета доносились громкие голоса и грохот. Потом грузовик уехал. Через несколько секунд, со злостью нажав на газ, за грузовиком устремился и Микис на своей машине.
Когда я спустился со стремянки, Роджерс ждал меня. Он с любопытством взглянул на меня и произнес:
- Я все время думал, как ты поступишь, если тебе предложат что-нибудь в этом роде.
- Вот теперь - знаешь.
- Нет, все нормально, Джек, но триста пятьдесят долларов - это приличные деньги.
- Тут может быть слишком много неожиданного. Испортится погода - и мы сядем на Мальте или на Сицилии. Не хочется попадаться там с оружием.
Роджерс взял стремянку, и мы пошли вместе к двери.
- И куда это было?
- В Алжир, скорее всего. Эоковское* барахло, которое так и не попало на
Кипр. Вначале на самолете в Ливию, потом ещё двести пятьдесят миль в пустыню, а там это попадет в Алжир, минуя Тунис.
Роджерс кивнул.
- Думаю, это грязное дело. Хотя, - добавил он, - триста пятьдесят баксов...
- Но ты бы столько не получил.
Он выглядел обиженным.
- Он сказал, что ты раньше возил оружие, - неприятным тоном произнес Роджерс.
- Это все так, разговоры.
Я бросил стремянку в хвост самолета, захлопнул дверь и направился в диспетчерскую вышку, чтобы дать телеграмму Хаузеру и попросить дальнейших инструкций.
Зря я суетился. Когда я вернулся и запустил двигатель, чтобы проверить магнето, вода, скопившаяся на дне баков, почти залила двигатель. Придется застрять на ночь в Афинах, хочу я этого или нет.
2
Мы сняли два номера в маленьком отеле рядом с площадью Омония. Большинство экипажей самолетов жили в районе площади Синдагма, откуда до королевского дворца - рукой достать. Экипажи "Эйркарго" жили там, где им позволяли доходы Хаузера. Применительно к Афинам это означало Омонию.*
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
* Площадь Синдагма (Конституции) - парадная площадь Афин. Омония, неподалеку от нее, имеет несколько иную славу.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Простыни и одеяла были в пятнах, из окон открывался вид на овощной магазин, а двери тут были такие, что хорошему полицейскому чихнуть - и дверь слетит с петель. Судя по их виду, так уже неоднократно бывало. Но этот отель был почище других в округе и стоил нам за ночь на целых пять драхм дороже соседних.
Мы помылись и переоделись. Я одел щегольской легкий костюм, который приобрел, когда последний раз был в Риме. Потом пошли поесть. По дороге я заглянул на почту - узнать, нет ли телеграммы от Хаузера - таковой не было, - а потом позвонил Микису. Его не было на месте, но я кое-как сумел объяснить его секретарше, что не держу на него зла за предложенный груз и пока ещё могу принять другой.
Поели мы в маленьком чистеньком кафе рядом с Синтагмой, предназначенном для туристов победнее. Я ничего не имел против таверн греческие блюда повсюду более или менее одинаковы, - но мне не хотелось ненароком запачкать обо что-нибудь свой новенький костюм.
- А теперь что будем делать? - спросил Роджерс. Еще не было и семи.
- Можно сходить в кино, - предложил я, - а можно - в "Кинг Джордж", выпить и посмотреть, нет ли кого из знакомых пилотов.
Второе ему больше понравилось. Летчики - это его круг, считал он. Ему бы потереться год-два среди этой компании, и он пересядет на большой, сверкающий реактивный лайнер. Он надеялся на это.
И мы пошли в "Кинг Джордж".
Отель "Кинг Джордж" находится на Синдагме, и в подвальном помещении там есть американский бар. Туда можно зайти и прямо с улицы, и через отель. Мы прошли через отель - посмотреть, нет ли кого знакомых. Знакомых я не увидел. Тогда мы направились в бар - длинное узкое помещение с длинным рядом вертящихся стульев вдоль стойки бара с левой стороны и рядом столиков справа, а поверх этого - густой табачный дым и гвалт.
Одного - мощного командира самолета из "Трансуорлд эйрлайнз" - я знал, он имел на меня зуб: я здорово задержал его посадку в Риме, когда у меня при выходе на взлетно-посадочную полосу лопнуло колесо. Может, за прошедшее время ему стало казаться это смешным. По крайней мере, с него причитается за учиненный тогда скандал.
Потом я увидел Китсона. Я не видел его лет десять - и в то же время прошло всего несколько часов, как я видел его в полете, на том "Пьяджо".
Он сидел у стойки в дальнем конце и делил свое внимание между чем-то в высоком стакане и миниатюрной симпатичной загорелой девушкой, одежда которой отдавала чистотой и свежестью, что было столь же американским, как Статуя Свободы, но намного приятнее для глаза. На ней была хлопчатобумажная блузка с длинными рукавами, цвета загорелого тела, средней длины юбка, широкий черный замшевый пояс и чуть ли не балетные туфельки.
Коротко стриженые волосы спадали ей на уши. Она выглядела на двадцать семь - двадцать восемь лет и обладала такой фигурой, на которой одежда легко подчеркивала все её достоинства. Но рядом с Кеном она выглядела школьницей.
Он своей одеждой смахивал на внутреннюю отделку кошелька миллионера. На нем была кремовая рубашка, и, если судить по складкам, это было нечто под замшу. Он носил широкие брюки светло-коричневого оттенка, подпоясанные ремнем из свиной кожи, и почти белые итальянские замшевые мокасины.
- Возьми себе чего-нибудь, - сказал я Роджерсу. - Тут есть человек, с которым я хочу перекинуться парой слов.
Роджерс вроде бы обиделся, но пошел внутрь зала, и курс взял на командира "Трансуорлд". Эта компания летала на реактивных.