На ночлег я устроилась на пригорке, возле опушки леса. Вид оттуда открывался сказочный. В закатном свете поблескивающая медью вода неспешной речушки казалась тягучей, покрытые невысокой травой волны холмов навевали умиротворение. Мир, как в детстве, снова представлялся добрым, манящим, зовущим к приключениям. Мне даже подумалось, что, может, оно и к лучшему, что я не стала четвёртой женой Владыки.

Однако солнце зашло. Вместе с темнотой явился и ночной холод – особенно коварный в этих местах поздним летом. Сытому гиганту такая мелочь была бы нипочём, но с моей вынужденной диетой он ощущался необыкновенно остро. Мир свободы и путешествий стремительно становился менее привлекательным. Пришлось развести огонь, благо сухого валежника на опушке хватало, я даже предусмотрительно притащила несколько лишних деревьев покрупнее, чтобы хватило на всю ночь. Устроившись поудобнее, внимательно изучила и аккуратно разложила собранные за день травы – получился отличный гербарий.

Пустой желудок требовал всё больше внимания к себе, намекая на то, что гигантам положено хорошо питаться. Не придумав ничего лучше, закинула в рот кислое яблочко – от этого сомнительного удовольствия у меня свело скулы, а язык чуть не свернулся трубочкой. Несмотря на голод, жевать подобную гадость не хотелось. Что ж, такая находчивая девушка, как я, может даже эдакое вяжущее недоразумение превратить в неплохой компот. Особенно, если добавить в него крыжовник, мяту, и что там у меня ещё нашлось – благо за день набрала этого добра достаточно. Сбегала за водой к речке, и кулинарная импровизация ненадолго захватила меня с головой.

Вскоре на огне коптился походный котелок. Ещё бы добавить туда чего-нибудь сладкого… Облизнувшись, посмотрела на горшочек меда, отложенный на чёрный день – хорошо хоть бородатый проходимец не разбил его, пока катался у меня за спиной. Кстати, этот прохиндей кое-что оставил мне в наследство: затвердевший капустный лист и недожёванный осликом кусок ткани. Страшно захотелось капустки, которой я так и не купила утром. Не раздумывая, надкусила капустную щепку – крестьянин на рынке был не прав. Жевать такое даже бобры бы отказались, на вкус как осина, только жутко горькая.

Настал черёд ослиного трофея. При ближайшем рассмотрении он оказался не куском ткани, а обрывком грубого пергамента со схематичным изображением портика с четырьмя колоннами, по бокам от него стояли рослые воины с пиками. Надпись на пергаменте гласила: Библос Титанум – святилище знаний… Волею равных богам, светоч мира, погрязшего во тьме невежества, приглашае… – остальная часть объявления, очевидно, была успешно сжёвана голодным животным. Впрочем, я отлично понимала хвостатого товарища – сама сейчас была готова есть всё, что попадается мне на глаза. Разглядывая лист, отметила ещё одну неприятную параллель, объединяющую меня с осликом – так же, как и он, бесцельно слоняюсь по миру. Хотя на его счёт могу ошибаться. А вот мне точно пора выбрать для себя какое-то направление, и за неимением лучшего «светоч мира» вполне подходит на эту роль. Расширять горизонты собственных познаний вполне достойная цель, если делать это творчески.

Компот ещё не закипел, и я придвинулась ближе к огню – пламя напомнило мне время, проведённое в Хранилище Знаний Одулона Заключённого, когда мы часами сидели, разговаривая перед грубо сложенным камином. Свою историю хранитель знаний мне так и не поведал. Я знала лишь, что несколько десятков лет назад он поклялся не покидать холм Лежащих Костей – названный в честь скелета древнейшего существа невероятных размеров. Только грудная клетка этого монстра в длину была не меньше сотни моих шагов. К сожалению, нашим звероловам не удалось выяснить, принадлежал ли скелет исполинскому ящеру или представителю какого-то другого вида. Головы и конечностей этого существа не сохранилось, если они у него, конечно, когда-то имелись, а прочие видовые признаки противоречили друг другу. Старейшины же не знали легенд и сказаний, связанных с останками сверхъестественной твари, кроме тех, в которых они упоминались, как лежащие там изначально.

Многие гадали, почему Одулон обрёк себя на вечное заключение в этих костях. Ходили слухи, что узника держит какая-то магия, я же всегда считала, что однажды данное слово держит его стократ надёжней.

До того как стать заключённым, Одулон был известен своей мудростью – гиганты и великаны шли к нему за советом, тайными знаниями и толкованием снов. Челобитники несли с собой: съестные припасы, инструменты, дерево, камень, свитки – всё, что могло стать платой тому, кто не покинет огромных костей. За проведённые на холме годы, поверх остова древнего монстра Одулон выстроил каменный чертог и превратил его в легендарное Хранилище Знаний всех высокорослых народов наших земель. Там я и провела большую часть своего детства, слушая невероятные истории, зачитываясь свитками, и всевозможными книгами и главное подолгу обсуждая прочитанное с мудрейшим представителем нашего рода.

За этими мыслями я сама не заметила, как тоска навалилась на меня с новой силой – чем-то мы были похожи: Одулон был обречён провести жизнь в костях древнего монстра, я – вдали от дома и родичей. Предательские слёзы вновь сами собой наворачивались на глаза. Нет! Во что бы то ни стало, не буду реветь! Одулон смог обустроить свой мир, и я смогу.

– Стеклодуй Тихоход, – вкрадчивые слова прозвучали так неожиданно, что я подпрыгнула, раскидав травы, приготовленные для компота; гербарий снова придётся собирать. – Меня зовут Стеклодуй Тихоход, – повторил голос из темноты, – всё-таки нервная ты какая-то.

За голосом появилась борода, а уже вслед за ней – гном и смиренная морда ослика.

– Опять ты! Напугал, чертяка! И как ты ко мне подбираешься всё время?! – выпалила я.

– Потому-то и Тихоход, а не оттого, что хожу медленно.

– А Стеклодуй почему? – само собой вырвалось у меня.

– Понятно почему, потому что стекло дую, бутылочки изготовляю, – беззлобно ответил гном, – а ещё это… алхимик в общем.

– Тебя правда так зовут? – удивилась я.

– Нет, конечно, прозвища это. Настоящие имена-то тебе знать не положено, не обессудь.

– И чего тебе надо? Опять пришёл мне бутылки свои продавать? – рыкнула, ещё не отойдя от испуга.

– Я это-то… извиниться хотел, – гном виновато опустил глаза, – вспылил я, в общем.

От удивления у меня в прямом смысле отвисла челюсть. Извиняющийся гном – это что-то невероятное, о таком не рассказывалось ни в одной книге и ни в одной, даже самой сказочной, истории. Ведь гномы испокон веку известны своей обидчивостью, твердолобостью и нежеланием признавать ошибки. Кое-кто даже поговаривал, что извиняться им запрещают верования, древние, как сердце земли.

– Эмма, – оценив уникальность момента, я протянула руку в традиционном приветствии низкорослых народов. Ладонь гнома потерялась в моей, но, несмотря на размер, оказалась твёрдой и на удивление крепкой.

– Смотрю, у тебя чай-то закипает, – гном указал взглядом на булькающий котелок.

– Компот это, – всё ещё не отойдя от удивления, ответила я.

– Тем лучше, – на мгновение гном исчез в темноте и появился с парой увесистых мешков, помедлив, протянул мне ближайший, – к нему пирожки с капустой в самый раз подойдут, тебе понравятся.

– Мои любимые! – искренне обрадовалась я, – как ты догадался?

– С чего б ты ещё деревянную капусту-то кусала?

Зелёный лист с отпечатками зубов валялся прямо у меня под ногами.

– Может, у тебя сахар имеется? – слегка смутившись, я попыталась поскорее сменить тему, – а то компот кисловатый получается.

– Отчего же нет-то? Есть.

Гном вынул из-за пазухи небольшой мешочек, чем окончательно искупил грехи и покорил моё сердце – как друг, разумеется.

– Ой! Давай лучше мёдом заправлю – пир богов будет.

– Эммм… – протянул задумчиво бородатый. – Эмма, то есть, нам гномам нельзя мёд. Вот возьми! – заявил новый знакомец, настойчиво протягивая мне мешочек с сахаром.

– Ну конечно, нельзя, – усмехнулась я, – не смеши меня! Столько читала про вас, вы ж его обожаете, напитки из него варите и так лопаете.