После порки Рриха не разрешил их лечить: все маги, сами могут себе помочь, элементарное обезболивающее заклинание и общее лечебное снимет все последствия легкой порки. Северус ушел на занятия, так ничего и не промолвив, но вид у него был… Объяснения не избежать. Возможно, нужно и перед Люциусом приоткрыть истину… Но… Боязно… Нет того сближения между ними, когда уверен за свою спину, сегодняшние события ярко это показали. Северус и Люциус, каждый полон собственного достоинства и требует к себе от него уважения, забывая между тем, что он, как минимум, им ровня, если не выше. Адо представил подобную ситуацию… Требовать объяснений, высказывать и показывать недовольство при посторонних он не стал бы. Полнейший моветон — это еще маман вложила в его голову. В обществе, среди родственников их семья демонстрировала полное единодушие, и только дома в узком кругу разгорались споры и выяснения отношений. Он не помнил, чтобы родители ругались. Молчали, обижались друг на друга, шепотом! доказывали отличающееся мнение, но при нем — никогда не ссорились. И если Андрэ просил чего-то, они единодушно принимали сторону другого родителя. А эти… очень хочется Шансе такой семьи. Фанато… Вот кому он без сомнений доверит свою спину.

Адо направился в кабинет, написать Гроххчину. По его мнению, Рин До уже должен был высунуться или где-нибудь наследить, он не слишком отличался раньше терпением.

Отправив почту в Гринготтс традиционным способом — с Симургом, Адо решил разведать настроения женихов и отца. Воспитание воспитанием, но атмосфера в семье важна, нужно или извиняться, или дать понять, что его решения тоже имеют право на жизнь.

Но оказалось, Люциус покинул Певерелл-палас, а чуть позже пришло известие, что и Салазар-мэнор, прихватив Драко. Крэбб и Гойл вынуждены были последовать за ним. Остались только Нотты, Прюэтты, Лонгботтомы и Северус. Поступок Малфоя еще больше уязвил Шансу. Вассал пренебрег господином. Это оскорбление оплачивалось даже не кровью, жизнью. Они еще не дошли до близких отношений, но протокол… Люци — политик и так себя повел, но Шанса понимал его… Его беленький психанул… Рубанул сгоряча.

Шанса вызвал Шиифу и велел к каждому Малфою приставить гейно, чтобы ни одна волосинка не упала их с голов. И пошёл искать отцов Коткиев, вот кто ему требовался для оценки его действий.

Атолло просматривал почту, а Анил писал его портрет. Холст уже показывал несомненное сходство с оригиналом, но художник что-то недовольно подчищал ножиком.

— Пришёл? — оторвался от писем лорд Коткий. — Жаловаться или ругаться?

— Не знаю. Дракон предложил, а я не возразил, — опустил голову Шанса.

— Не в этом дело. Если ты назначил наказание, а поддерживая решение своего служащего, ты берёшь ответственность на себя, то имей мужество присутствовать на наказании. Именно это оскорбило твоего жениха.

— А разве моё присутствие не унизило бы его ещё больше?

— Попроси своего дракона заняться и твоим воспитанием. Наказание высокопоставленных лиц или лиц благородного происхождения происходит в уединенной обстановке, дабы не ущемить их достоинство. Но их Господин должен присутствовать при этом, чтобы в момент, когда раскаяние коснется их, прекратить истязание. Ясно тебе?

— Это что ты сейчас цитировал? — требовательно посмотрел на Анила Шанса.

— Уложение благородных семейств Кордовы.

— А почему я ничего такого не знаю?

— Разве вы в гибралтарской школе не учили историю?

— Учили, но не это!!!

— А нам в Луксоре это преподнесли. Говорил я, там образование лучше.

— А Люциус такое знает, наверное, — упавшим голосом предположил оконфузившийся герцог.

— Вот-вот. Если он тебе дорог, иди проси прощения, — Атолло улыбнулся грустно и посмотрел на Анила.

— Да… Вы можете потерять годы вместе, — кивнул второй отец.

— Не знаю, мне Фанато больше дорог, если честно, а Люци… Наверное, мы начали с ним знакомство не с того…

— Вот и начни снова, не ломайся. Начни ухаживать за ним сам. Тем более, что ты с ним не хочешь быть снизу, — смерил оценивающим взглядом сына Атолло.

— Если честно…за партнёром… ни разу не пришлось…

— Начни, а там…получится, если трудно, смотри на это как старый, мудрый нах.

— Па и пап, я так по вам соскучился…

— А мы тебя каждый день видим, только ты от нас нос отворачиваешь.

— Простите, — Адо подошел и каждого крепко обнял. — Запутался я немного. В герцогстве много дел и здесь… А эта учёба…

— Ты почти всех разогнал, — вздохнул Анил, но сына уже не было.

— Гроххчин, да будет сильны твои дети и полны хранилища. Я к тебе. Мне срочно нужно принять последние роды.

— А… Это… — не успел ни поприветствовать, ни вставить словечко глава Гринготтс.

— Сколько ждать?

— Полчаса,— выдохнул Грохчин. — Чаю? — через пять минут он вернулся, устроился поудобнее в кресле, дождался ухода служащего, принесшего чай, и спросил:

— Херр-ше, что-нибудь случилось?

— Случилось… Вспомнилось мне, как меня воспитывали гоблины… Стихиарий, я долго взрослел. А они были строгие, жизнь их не баловала, оттого и со мной не церемонились. А теперь и я так же подошел к отношениям с лордом Малфоем.

— И что же вы сделали?

— Ущемил его достоинство, повел себя с ним… один в один как мои приемные отцы. Он сбежал, заперся в Малфой-мэноре, я не уверен, что он захочет меня видеть.

— Время лечит… Вы не обижаетесь на своих отцов, вспоминаете с любовью и благодарностью. Если Ваша связь истинная, он простит вас и поймет. Но… где-то у меня была бесценная книжица… Подождите…

Гоблин вышел в маленькую дверку, оттуда послышался лязг, скрежет, гулкие шаги, шорох…

— Вот, рукопись Ириуса Малфор.

— Я не ослышался? Малфой?

— Нет, это бастард Малфоев, сквиб к тому же. Дали ему отступные хорошее и содержание, он и изменил фамилию. Промышлял соблазнением наследников богатых родов. Осторожен был, никто не смог его убить, уж как ни пытались. Кончилось тем, что обвинили в колдовстве и сожгли. Рукопись он держал у нас. Возьмите, не думаю, что Малфои вспомнят о ней и потребуют, если за прошедшие века она им не понадобилась.

Шанса едва взглянул на весьма ветхие страницы, сунул под мышку, ведь такое старье может рассыпаться от магии, и взялся за портключ, протянутый ему служащим.

Парк, засыпанный пожухлой листвой, запах моря... Они стояли перед коваными воротами, на которых красовался дуб из потемневшего золота.

— Это их герб? Разве у Борджиа был герб дуб? — удивился Шанса. — Как вас зовут?

— Я — Чиннар, поверенный рода Борджиа. Линия, которой вы наследуете, идет от Чезаре Боджиа. Его признал Родриго Борджиа, но на самом деле его отцом был Джулиано делла Ровере, тогдашний Папа. Поскольку настоящему отцу не удалось сблизиться с сыном, он трепетно следил за его похождениями. Младший брат Чезаре, Джоффре Борджиа, настоящий, боготворил старших братьев, а особенно Чезаре, и понес от него, когда следовал за ним во время военных действий. Они тайно заключили магический брак по настоянию Чезаре, и в 1503 году родился Франческо Борджиа, официально названный бастардом от Джоффре и отданный на воспитание их матери Ваноццы, она всегда представляла мальчика как своего сына от Карло Канале. Именно тогда кардинал Джулиано делла Ровере, дед мальчика, появился в доме Ваноццы, матери его отцов, и принял самое деятельное участие в его судьбе. До него маленький Франческо носил фамилию Канале, а потом... делла Ровере, чуть позже утратил это право на некоторое время, но наследство уже не смогли отнять. Папа Юлий II хорошо позаботился о внуке, скрасившем его последние годы. Есть свидетельства, что он питал слабость к этому ребенку, но был требовательным. Именно делла Ровере закрепил официальное имя юноши — Франческо Чезаре Джулиано делла Ровере (Борджиа), хотя во всех бумагах имя отцов опускалось. Но называться Ровере вы не можете, только делла Ровере-Борджиа. Понятно?

— Вы хотите сказать, что в обычном, маггловском, мире у мужчин родился ребенок?