– Такое меня не устраивает, Тимураз Георгиевич,– возразил Анатолий,– долги я отдам. Обязательно! А вам огромное от меня спасибо. Если бы…

– Подожди! Кто говорит, что ты мне не должен? Зачем так говоришь? Твой долг таким будет… Если это,– он со смехом перебил его,– но такого может и не быть… Если меня это… убьют, то тогда негодяя возьмёшь и сдашь органам правосудия. Весело, да?

– Весело, но не очень. Секунду! Не бросайте трубку. Я к вам приеду или вы ко мне. Прямо сейчас! Я знаю, что в Ваших шутках – всегда сермяжная и горькая правда.

– А-а, пустое! Это я так… размечтался. Имелся один момент… не очень хороший, но ещё не похоронный. Я, знаешь, в милицию заявил. Там, правда, посмеялись надо мной. Впрочем, всё уж и не так весело получается. Ты прав, Толя. Но мне, понимаешь, Анатолий, как-то, не ловко за свою старческую жизнь дрожать. Дел на грош, а прошу…

Думбадзе, как бы, что-то взвешивая задумчиво произнёс:

– Приедешь завтра ко мне в клинику, часам к семи вечера. Так и быть, всё тебе расскажу. Посмеёмся. Ты не волнуйся. Все финансовые документы на тебя все уже в норме. Чем я не следователь? Оперативно и чётко! Вот-вот. И на твоё имя я в банк «Приморский», кроме всего прочего, ещё кое-что перевёл… на конфеты. Мало ли… вдруг тебе не хватит. Не думай, что там такая уж большая сумма.

– Я ваш личный должник, Тимураз Георгиевич,– тяжело вздохнул Анатолий.– Но, в общем, завтра я к вам приеду. Как договорились.

– Конечно, жду! Приготовлю даже пару бутылочек «Мартини» и красавицу-медсестру. Но не для баловства, а для культурной беседы или твоей… женитьбы. Она для этого, вполне, подходит. Пока, Толя!

На том их телефонный разговор и закончился. Анатолий был рад и не рад, получив эту неожиданную помощь. В общем, он с этим смирился, но над ним довлело лишь чувство неловкости. Да, собственно, ничего страшного и не произошло.

Дед Думбадзе не так уж и давно наставительно говорил ему, пацану, школьнику: «Вырастешь – учись на… папашу, на милиционера учись, чтобы людям хорошим помогать». Тимураз Георгиевич тогда собирался жениться и «развести детей», очень много, столько, «сколько рыбок в аквариуме». Но так и не собрался, не обзавёлся семьёй. Зато стал известным в России мастером, авторитетом и светилом, так называемой, эстетической медицины или, точнее, эстетической хирургии.

При помощи скальпеля и прочих, самых разнообразных врачебных инструментов и принадлежностей, специальной техники, а главное, мастерства, уважения и любви к людям, он менял внешность своих пациентов. Если проще, то из относительных и буквальных страшилищ творил красавиц и красавцев. Но его частная клиника с небольшим больничным стационаром занималась не только этим.

Но сейчас, когда всё решилось в экономическом плане, он подумал о том, что ему срочно надо ехать к Лепину. Ведь ничего, практически, конкретно по делу убийства Арефина Григорий Матвеевич не сказал. Он только доказал ему, Розову, что и, на самом деле, необычный, неординарный человек, и только. Лепин ведь даже не стал пояснять, каким таким непонятным образом на кусочке коши появилась фамилия Розова. Если это фокус, то зачем он?

В самый неподходящий момент, когда в голове у Анатолия возникла масса вопросов, Царь Успения выпроводил его за дверь, ссылаясь на занятость и головную боль. Может быть, и на самом деле, у него возникла необходимость с кем-то пообщаться.

Прошло чуть менее суток после встречи Розова с Лепиным. Но за это время и на самом деле в Мире произошло несколько стихийных бедствий: наводнение, землетрясение, внезапная вспышка неизвестной болезни, которая в считанные часы унесла десятки тысяч жизней… В разных точках земного шара началось сразу же несколько «оборонительных» и «освободительных» локальных войн. И за всем этим стояла смерть. Но это было всегда.

Случались и более глобальные катастрофы на Земном Шаре. Поэтому совершенно не трудно предсказать и предугадать то, что стало уже системой.

– Толя, если ты скажешь, что завтра настанет понедельник, в определённое время наступит восход солнца и не ожидается заморозков, поскольку в средней полосе России стоит середина июля,– просто сказал Лепин,– это не будет детским лепетом с твоей стороны. Это, не удивляйся, тоже будет пророчеством, базирующимся на твоих постоянных наблюдениях и определённом опыте. Стать предсказателем, даже оракулом, не так и сложно.

– Я так не думаю,– возразил Розов, который уже минут двадцать находился в гостях у Эвтаназитёра и пил с ним, на сей раз, кофе.– Я начинаю понимать то, что я сейчас, вообще, способен что-либо… понимать.

– Ничего в этом страшного нет, Анатолий. Это типичная ортодоксальность, так называемого, земного мышления. Для того, чтобы ты нашёл преступника, убийцу Арефина, я вынужден рассказать тебе, если не всё, то очень многое. Можешь не волноваться, я способен после завершения удачного расследования дела, стереть с твоей памяти всё то, что ты узнаешь от меня.

– С трудом верится.

– Поверишь, Толя. Скоро ты поймёшь, что даже в этом необходимости нет. Уже только потому, что сказанное многое сказанное тобой людям… после наших с тобой бесед сочтут сумасшедшим бредом. Уже только поэтому ты ничего и никому не скажешь. А зомбировать тебя не собираюсь. Нет надобности. Да и мне нужен человек, пытающийся мыслить самостоятельно.

– Если ты, Григорий Матвеевич, не простой крановщик, а такой великий маг, экстрасенс и провидец,– вполне, логично заметил Анатолий,– то ведь ты запросто мог бы найти убийцу и… уничтожить его.

– Ты ничего не понял, Толя! Абсолютно ничего!– Лепин стал заметно нервничать.– Зачем мне предвидеть те беды и несчастья, которые я сам… организую. Я – Царь Успения. По устоявшимся земным понятиям, Дьявол, несущий смерть всему живому… Но прежде, чем так утверждать, надо, хоть немного понимать, что такое Смерть, что за ней стоит и с какой целью я не целиком и полностью, а частично, как бы, уничтожаю Человечество. Оно, кстати, заметь, всё равно, не вырождается. В этом тоже, обрати внимание, есть смысл. Ты лучше послушай то, что я сегодня тебе скажу, и постарайся это понять.

И Лепин начал, как говорится, сразу брать быка за рога, пояснять, кто он есть на самом деле и что происходит вокруг. Но тут предупредил, что по ходу разговоров ему придётся говорить, как бы, о спорных и не обязательных Мирозданческих Явлениях. Но, увы, без этого не обойдёшься, «без знаний азбуки не одолеть и азов грамматики».

Ведь одни только голые факты сводили бы всё происходящее к «дешёвой и несуразной фантастике», и тогда всё происходящее не имело бы… смысла. Но тут же, Григорий Матвеевич оговорился, что всё имеет смысл, даже сказка, потому что человеческий мозг (на сознательном и подсознательном уровне) не в состоянии представить то, что не может происходить в Мирах Мироздания. «Если мы что-то на первый взгляд, в состоянии придумать, пусть даже самое «невероятное», то это… существует».

Разумеется, в далёком детстве, в возрасте девяти-десяти лет Гриша Лепин был сообразительным и любознательным ребёнком и без разбора читал книги и наших, и зарубежных писателей-фантастов. Очень многому не верил, но кое-что воспринимал, как истину… порой не понятную для взрослых. Чуть попозже, лет в двенадцать-тринадцать, прочитав один из романов, возможно, того же, Клиффорда Саймака или Айзека Азимова, о том, что марсиане похитив одного добропорядочного землянина, произвели над ним операцию…

Одним словом, куда-то, в район брюшной полости вживили ему небольшой металлический предмет, который, по сути, заменил человеку мозг. Таким образом, злые гуманоиды сделали из законопослушного замечательного гражданина… монстра и зомби. Таким нехитрым способом они руководили поступками разумного земного двуного существа, и он… по их невидимым и неслышимым приказам делал людям гадости. Но, в конце концов, правда восторжествовала. Нашлись несколько крепких и справедливых парней-учёных, которые нашли причину всех бед и устранили её, заодно и отправили на тот свет десятка полтора самых злых и жестоких пришельцев.