— Нет, сэр капитан, ничего не сказала.
Робертс задумался. Очень может быть, что в письме и не содержится никакой ловушки. О его пребывании в бухте Гуантанамо знали многие, что в Сант-Яго, что в нескольких поселках на берегу моря. Его команда не первый день посещала веселые заведения, швыряясь деньгами и привлекая к себе внимание. Конечно, спьяну парни наверняка рассказывали своим красоткам, собутыльникам, просто кабацкому сброду, кто они такие, кто у них капитан и все в таком же духе. Это не было особенно опасно: вряд ли кто-то пойдет доносить на них, а если такое случится, они успеют выйти в море задолго до появления испанских военных судов. Об этом им, в свою очередь, сообщат те же завсегдатаи кабаков — за несколько серебряных монеток они поспеют в бухту куда раньше, чем королевские фрегаты поднимут паруса.
Скорее всего, неизвестная дама узнала о появлении загадочного капитана от своего слуги или от какой-нибудь торговки. Только с чего это она задумала просить помощи у незнакомого и явно небезопасного человека? Может, это какая-то ловкая интриганка и ей просто-напросто хочется завести необычный роман? Говорят, в Старом Свете таких дам полно. Наверняка появились и здесь.
— Покажешь мне трактир? — после некоторого раздумья спросил Бартоломью мулата и показал золотой.
Лицо мальчишки так и засияло.
— Конечно, конечно, сэр, покажу!
Море оставалось спокойным, и до порта Робертс легко добрался на лодке. Шестеро гребцов были одновременно и его охраной. Как показывал опыт, такой охраны обычно вполне достаточно в портовых городках. Впрочем, добравшись до трактира, Бартоломью приказал пиратам ждать его на первом этаже и ни в коем случае не надираться, по крайней мере, до его возвращения.
Трактир был двухэтажный, чистенький, насколько это было возможно, увитый богато цветущим плющом и оттого с виду нарядный. В отличие от многих подобных заведений, он слыл приличным местом — здесь не было комнат для свиданий, а портовые девушки, заводившие знакомства с теми, кто приходил сюда выпить, обычно уводили новых знакомых к себе домой.
Владелец заведения в ответ на вопрос о молодой постоялице расплылся в улыбке не хуже темнокожего гонца.
— Я не удивляюсь, что этой особой заинтересовался такой знатный господин! — Трактирщик говорил по-испански, притом тараторил, и Робертс не все понимал в его речи. — Знаете, это очень-очень великолепная дама. Как раз под стать такому прекрасному господину. Идемте, идемте, добрый господин, я вам покажу, какую комнату она заняла. Я выделил ей комнату, из окна которой видно море. Сейчас ведь нет штормов, и смотреть на море очень приятно!
Они поднялись на второй этаж. Хозяин постучал, и из-за закрытой двери донесся голос, сразу же привлекший внимание Бартоломью: низкий, глубокий, он казался бы голосом юноши, если б не был мягок и словно прозрачен, в нем звучала усталость и одновременно угадывалась скрытая страстность.
«Или я ничего не смыслю, или она и внешне окажется интересна!» — подумал Робертс.
— Это вы, хозяин? — Женщина говорила по-испански с акцентом, но что это был за акцент, Бартоломью сразу не понял.
— Госпожа, к вам пришел очень красивый господин! Настоящий знатный господин, милая госпожа! — воскликнул трактирщик. — Говорит, что он — капитан корабля.
— Так пускай заходит!
Трактирщик спрятал в сумке, что висела у его пояса, золотую монету, которую подал ему гость, и, вновь засияв улыбкой, растворился в глубине коридора. Бартоломью толкнул дверь, вошел и, сняв шляпу, согнулся в поклоне, не отрывая, однако, взгляда от женщины, сидевшей в кресле возле окна.
Да, она действительно была молода и, безусловно, хороша собой. Возможно, не красива, но необычна, а таких женщин Робертс всегда выделял.
Довольно высокая, насколько можно было заметить, пока она сидела, со статной, гибкой фигурой, в которой под плавностью линий и неспешностью движений угадывалась внутренняя сила, которую невозможно скрыть. Гордая посадка головы и правильное овальное лицо, но с твердым подбородком и очень необычным ртом: небольшой, красиво очерченный, он казался жестким и страстным одновременно. Глаза были темные, большие, вообще будто бы предназначенные для другого лица — они смотрелись бы скорее на мужском лице, хоть их и осеняли великолепные густые и пышные ресницы.
— Здравствуйте, госпожа! — Бартоломью выпрямился, держа в руке шляпу и со все большим интересом разглядывая женщину, почему-то не боясь, что она сочтет это неучтивым. — Я капитан «Виолетты». Мое имя — Бартоломью Робертс. Но вас я не знаю.
Она улыбнулась. Улыбка была вообще странная. Очень часто у скрытного человека улыбается все лицо, и лишь глаза остаются серьезны. Здесь было все наоборот: глаза, эти самые странные, неженские глаза незнакомки смеялись, слегка раскрылся в улыбке ее выразительный рот, а все остальные черты сохраняли невозмутимую серьезность. Женщина тоже, не смущаясь, разглядывала капитана Удача, и, кажется, он ей понравился.
В самом деле, собираясь на столь необычное свидание, Бартоломью постарался не ударить в грязь лицом. Он всегда одевался нарядно, не жалея денег на богатые наряды и украшения, однако в этот раз был одет скромно. И именно это шло ему более всего. Бутылочного цвета шелковая рубашка с широко раскрытым воротом, черные облегающие штаны с шитым серебром поясом, высокие узкие ботфорты без отгибов, с серебряными пряжками и длинный, без рукавов камзол, тоже черный, атласный, без всякого шитья. Костюм довершал шелковый шейный платок цветом немного светлее рубашки, сколотый простой, очень красивой брошью — серебряной с одним большим изумрудом. Робертс презирал парики, тем более что его собственные волосы могли посрамить любой созданный цирюльником шедевр. Светлые, очень густые, они ложились волнами на плечи, а сверху были повязаны платком, точно таким, как на шее. Когда Бартоломью надевал шляпу, сзади были видны концы этого платка, тонувшие в волнах его шевелюры, которую он всегда, даже в море, умудрялся поддерживать в порядке.
— Таким я вас и представляла, — произнесла женщина и встала.
Она была на полголовы ниже рослого капитана Удача. Ей очень шло красное с малиновой отделкой платье, шиповник в черных волосах и серьги, золотые с вправленными в золото двумя розовыми жемчужинками, похожими на крохотные бутоны.
— Я рад, что не обманул ваших ожиданий, — сказал флибустьер, подходя и ожидая, что она подаст ему руку для поцелуя. Но она почему-то медлила.
— Вас удивило мое приглашение и, вероятно, еще больше мое письмо?
— Синьора, я стараюсь как можно меньше удивляться. Но все же…
— Послушайте! — Вновь ее необычная улыбка заставила Бартоломью забыть все заранее приготовленные слова. — Мои предки родом из Франции, но я сама выросла в Англии, и моя мать была англичанка. Мне говорили, что и вы англичанин. Так, может быть, лучше будет перейти на наш с вами родной язык?
— С удовольствием! Однако я вам назвался. Могу ли быть настолько дерзким, чтобы спросить, как ваше имя?
— Ах да! — казалось, она была недовольна своей забывчивостью. — Я — Аделаида де Моле.
Теперь она наконец подала Бартоломью руку. Рука была в перчатке, но и под тонким алым шелком казалась необычной. Скорее всего, то была рука аристократки, на что указывала ее безупречная форма. Но размер ладони явно не соответствовал тонкой кисти — казалось, что эта нежная ручка знала грубую, неженскую работу.
Бартоломью поцеловал пахнущий тонкими духами шелк и вновь вгляделся в лицо незнакомки.
— Де Моле… — капитан Удача напряг свою память. — Кажется, я когда-то слыхал эту французскую фамилию.
— Еще бы! — теперь она рассмеялась. — Все, кто когда-либо интересовался сокровищами, кладами и их поисками, наверное, слышали имя моего легендарного предка Жака де Моле. В начале четырнадцатого века от Рождества Христова он был великим магистром ордена тамплиеров во Франции.
— Не может быть! — вырвалось у Бартоломью.
Слова, произнесенные Аделаидой, и в самом деле разбудили в нем воспоминания о древних, как мир, легендах. Легендах, по сей день будораживших Старый Свет, но проникших и сюда, в Вест-Индию, ибо некоторые из этих преданий говорили о несметных сокровищах загадочного ордена, которые четыре столетия назад пропали бесследно, но, возможно, были увезены и спрятаны именно здесь!
