- Ах, вы про этих, что через дорогу!
В голосе фрау Доггель прозвучало облегчение.
- А вы думали я про детей? - усмехнулся унтерштурмфюрер.
- Мы здесь ничего не можем сделать, - затараторила фройлен Зибих. - Можем разве что написать господину коменданту или в stadtdienst...
- Но Бог знает, кого пришлют ещё, - добавила фрау Доггель.
- Ладно, - херр Сломак хлопнул по столу ладонями, - это всё лирика. Они или сдохнут сами, или о них позаботятся другие.
Он достал из нагрудного кармана бумажный прямоугольник, вчитался, играя желваками. Потом поднял глаза на фрау Доггель.
- Здесь написано Дитмар Сойтов и Алекс Грочев.
- Вот! - Фрау Доггель вытолкнула Димку вперёд, к столу. - Это тот, кто вам нужен. Дитмар Сеутов. Не Сойтов. Дикие фамилии, там, наверное, неправильно написано.
Унтерштурмфюрер посмотрел на Димку.
- Дитмар?
- Ja! - крикнул, вытягиваясь, Димка.
- А второй?
Фрай Доггель покашляла.
- Дело в том, херр Сломак, что Алекс Грошев за своё поведение был отправлен в карцер и, согласно инструкции...
- У меня здесь, - оборвал её унтерштурмфюрер, кивая на бумажку, - два имени. Будьте добры предоставить двух мальчиков. Двух.
- Мы можем заменить Грошева другим мальчиком.
На щеках унтерштурмфюрера, как бутоны, расцвели злые, красные пятна.
- Вы думаете, я не знаю... - он, морщась, повёл плечом, словно оно неожиданно выстрелило болью. - Думаете, я могу привести другого мальчика? Должны быть Сеутов и Грочев. Вам понятно, обер-эрциер Доггель? Это не мой запрос. Это запрос сына оберштурмбаннфюрера Ватцке, при котором я временно состою в подчинении. Как только разрешат врачи, тут же отправлюсь на фронт под Молотов. Поэтому мне не интересны ваши проблемы. Вам хватит пяти минут доставить мальчика сюда?
- Да, херр унтерштурмфюрер! Эрика!
- Уже бегу!
Фройлен Зибих, стуча каблуками, вылетела из зала.
За окном прогудел автомобиль, встал задним дощатым бортом к проволочному ограждению, два тощих парня в полицейской форме с натугой спустили вниз сорокалитровый бидон. Заключенные столпились рядом, протягивая мятые миски.
- Их ещё и кормят! - возмущенно фыркнул унтерштурмфюрер.
Вид за окном окончательно утратил его доверие, и он стал разглядывать Димку.
- Ты откуда?
- Поволжье! - ответил Димка.
Отвечать нужно было громко и чётко, как всякому, кто имеет власть спрашивать.
- Сталинград? - прищурился херр Сломак.
- Самара!
- Ненавижу Сталинград.
- Жуткий город, - согласилась фрау Доггель. - Триста тысяч погибших.
Унтерштурмфюрер грохнул по столу кулаком так, что несколько оставшихся мальчишек вздрогнули.
- Но мы разнесли этот чёртов город в пыль! - Ледяные глаза его, казалось, высверливали в Димке дыру. - Мы раскатали его танками Клейста и Гота! Мы пронзили его армиями Паулюса и Зальмута! Он перестал существовать, а на его развалинах мы расстреляли десять тысяч русских ублюдков, не разбирая военные они или гражданские.
- Слава Германии! - выкрикнула фрау Доггель.
Унтерштурмфюрер, успокаиваясь, кивнул.
- Да. Слава Германии. Дитмар, - спросил он, - а ты знаешь Вильгельма Эберта?
- Нет, - мотнул головой Димка.
- Ты врёшь, маленький негодяй, - сказал херр Сломак. - На прошлой неделе ты был у него в помощниках в детском саду.
- Я присматривал за Вилли, - сказал Димка, - никакого Вильгельма Эберта я не знаю.
Унтерштурмфюрер фыркнул.
- Славяне на удивление тупы. Вилли и есть Вильгельм.
Он хотел добавить что-то ещё, но тут, толкнув двери, в зал быстрым шагом вошла фройлен Зибих, ведя за собой мрачного, глядящего исподлобья Лёшку.
- Вот, херр унтерштурмфюрер, - она поставила своего спутника рядом с Димкой, одёрнула сбившуюся майку, - это - Грошев.
Херр Сломак вскинул бровь.
- За что он сидел в карцере?
- Вступился за своего товарища.
- Это похвально.
- Это нарушение дисциплины, - сказала фрау Доггель.
- Возможно. - Унтерштурмфюрер не был настроен спорить. - Я забираю их до восемнадцати ноль-ноль. Они будут сопровождать, как младшие товарищи, как прислуга, немецких детей в местный Императорский музей Победы.
Фрау Доггель обернулась к мальчишкам у стены.
- Видите? - сказала она им. - Кто хорошо проявляет себя в работе, тот получает возможность приобщиться к культуре Рейха и лично узреть торжество германского гения, воплощенного в полотнах и в скульптурах.
- О, нет, - улыбнулся унтерштурмфюрер, - сейчас водят на темпорамы.
- Куда? - спросила фрау Доггель.
- Zeitrahmen. Темпорама. Изобретение Густава Борнхаузена. Не слышали? Под темпорамы сейчас отвели весь большой зал.
Обер-эрциер смутилась.
- Честно говоря, херр унтерштурмфюрер, мы здесь, на периферии, бывает, даже пакеты из Управления получаем с двухнедельным опозданием.
- А "Volkischer Beobachter"?
- Последний номер был за второе марта.
- А сейчас одиннадцатое, - унтерштурмфюрер покачал головой. - Плохо у вас почтовая служба работает, - сделал вывод он.
- Говорят, партизаны пошаливают, - сказала фройлен Зибих.
- До сих пор? - удивился гость. - Странные дела.
- Фронт быстро ушёл на восток.
- Это да, уж мы рванули, - унтерштурмфюрер поднялся. - Так вот, в номере за седьмое число есть замечательная статья об этих темпорамах. Обязательно прочитайте. Фюрер, говорят, был ими очарован. Это на самом деле очень интересно. Как бы статическое окно в прошлое, создаваемое и удерживаемое электромагнитным полем.
- Но зачем?
Унтерштурмфюрер с некоторым сомнением посмотрел на фрау Доггель, задавшую вопрос.
- Вы не хотите увидеть стоянку первых ариев? Или Зигфрида, победителя Нибелунгов, пирующего на свадьбе Гюнтера и Брунхильды? Или нашего божественного фюрера в тот момент, когда Гинденбург провозгласил его канцлером?
- Ах, конечно! - покраснев, заверила херра Сломака обер-эрциер. - Если это возможно...
- Возможно, - сказал унтерштурмфюрер. - Детей приоденьте только. Я буду ждать их на улице, мой "хорьх" стоит на углу.
- А распоряжение?
- Пожалуйста.
Унтерштурмфюрер полез ладонью во внутренний карман мундира и достал сложенный вчетверо листок. Фрау Доггель, развернув, внимательно его прочитала.
- Устраивает? - спросил херр Сломак.
Фрау Доггель кивнула.
- Более чем. Олаф, - распорядилась она, - проводи детей в палату, пусть оденутся, штаны, куртки. Там же нет необходимости раздеваться? - спросила она унтерштурмфюрера.
- Нет, - сказал тот, выходя.
Олаф взял Димку и Лёшку за руки. Он был сильный, и за ним пришлось поспевать на цыпочках. Вскрикнешь - Олаф или пальцы до боли сожмёт, или ещё что-нибудь придумает. Ущипнёт, например. Это, как говорит фрау Доггель, воспитательный момент. Не кричи, не реви, молчи. Плохо, что хлеб в коридоре у Димки выпал, не уследил он за ним.
Скандинав едва ли не протащил их по лестнице, швырнул в проход.
- Отеват-ться!
Мальчишки кинулись к шкафчикам у дальней стены.
- Ненавижу! - успел тихо прошептать Лёшка.
- Кого? Олафа? - спросил Димка, натягивая штаны.
- Всех их.
- Я тоже.
Рубашка. Куртка. Всё равно холодно. Сев прямо на пол, Димка принялся обуваться. Тонкие шнурки на потертых, с чужой ноги, ботинках так и норовили завязаться в узелки. Димка засопел. Лёшка опустился рядом.
- Может, сбежим по дороге? - дохнул он в ухо другу.
- Надо же знать, куда, - сказал Димка, пытаясь сложить из шнурка крыло бабочки.
Отец ему показывал, учил. Как раз перед тем, как уйти в армию, посадил к себе на колени и, тепло обдувая дыханием макушку, принялся объяснять:
- Смотри, Митька, пропускаем один конец под другим, сгибаем петелькой, охватываем вторым и продеваем снизу. Видишь? Получается словно бабочка.
Димка ещё смеялся.
А отец говорил, что теперь уже ему, Митьке, заботится о маме и такие вещи, как мыть посуду или завязывать шнурки, точно уж придётся делать самому.
