Не допив чаю, Шура первым подошел к заветному столику. Медленно, как и подобает в час триумфа, поставил свою сумку с соболями на стол, с шиком открыл замок, запустил в нее подрагивающую руку. Спокойный взгляд промысловика почему-то сменился на недоуменный. Не понимая, что произошло, Александр некоторое время медлил, а потом вдруг перевернул свой баул на стол. Заиграла душа охотника! Он хотел удивить окружающих шикарным мехом, а из сумки вывалилась непонятная шелковистая мутная, грязная масса. По каким-то причинам аккуратно расчесанные шкурки смешались с растаявшими пельменями, пролившейся сметаной, колбасой, салом, хлебом, конфетами и прочими продуктами, чем снабдила в дорогу дорогого мужа жена Татьяна.
В приемочном пункте – смех! Работницы плакали слезами довольных курочек. Охранники хохотали басовитыми гусями. Услужливая брюнетка, бесстыдно оголив голые бедра, упала в кресло и закрыла лицо ладонями. На шум из кабинета выбежал хозяин заведения. Узнав причину веселья, он ухватил руками огромный живот, но все же набрался сил скрыться назад.
У Шуры полный конфуз! Какое-то время он растерянно перебирал слипшихся соболей, стараясь найти хоть одну шкурку, не испачканную продуктами питания. Желание покорить «Голливуд» растворилось в прах. Скрываясь от позора, Александр завалил соболий комок назад в сумку и пошел на улицу, обидевшись на весь белый свет. Серега поспешил за ним, успокаивать друга.
Когда улеглись страсти, наступила очередь Анатолия. Окружающие вопросительно смотрели на него: что, может, твои соболя в солидоле? На деле оказалось все наоборот.
Толик был в какой-то мере подобен своему товарищу. Нешуточное дело – сдавать соболей! Быть в тайге полгода, подводить итог с достоинством – желание любого охотника-профессионала. Трудно сказать, какие чувства играют в душе промышленника. Наверно, некоторая усталость от прожитых дней, гордость (но не гордыня) за то, что еще один сезон прошел недаром. И еще маленькую толику взрывного адреналина за товар: знай наших, не топором рублены! Любой человек так устроен, со времен каменного века впиталось с кровью, что любой творец одиночного промысла ждет достойной оценки окружающих, чувства восхищения, зависти, уважения к полученному результату (в данном случае – добытым аскырам). Чтобы все говорили: «Ах! Ох! Какой ты молодец!» Пусть это относится к одному добытому соболю (чем меньше соболей, тем они дороже), но так, чтобы воспоминаний хватило до будущего сезона. В этом есть стимул жизни человека тайги: стремиться, работать, мучаться долгие месяцы, чтобы в одночасье превратить результат своего труда во благо других.
Возможно, в какой-то степени этим состоянием обладал и Анатолий. Да и как тому не быть? Он тоже был человеком тайги, промысловиком, охотником. Ему тоже хотелось показать результат своей работы людям. В добавление к этому сейчас рядом находилась понравившаяся ему девушка, с которой он надеялся продолжить свою дальнейшую жизнь.
А показать было что! Ворох шоколадных шкурок, кучка мягкого золота, волнующий мех высокосветского представления вывалились из его обыкновенной спортивной сумки на стол приемщицы. Как и бывает в подобные минуты, увидев душезахватывающее богатство, все, кто был рядом, затаили дыхание, на некоторое время замолчали под впечатлением увиденного. Спокойная, до этого момента хладнокровная Лена вдруг вскочила со стула, подошла к столу и, не отрывая взгляда, стала рассматривать соболей с затаенным дыханием.
Анатолий – король, глава степенности! Умело скрывая ликование захолонувшей души, небрежно подвинул шкурки аскыров к приемщице:
– Вот, смотрите…
Все действия, движения, голос, мимика говорили одно: «Что нам? Мы этих соболей каждый день собираем пачками!» А внутри все клокотало, падало в пропасть от восторга: «Знай наших!» Надпочечники выбросили небывалую дозу адреналина: «Смотри, Леночка, на что я способен! Я – не просто мужик, а охотник!»
Лена, действительно, была шокирована. Так много сразу и таких красивых соболей она не видела никогда. Если у обольстителя женщин доминирует язык и слово, у охотника – руки и результат. Анатолий не умел говорить красиво, разбивать женские сердца пылкими речами. Но в данный момент, в одну секунду завладел сознанием, душой девушки. Если бы сейчас он спросил подругу, пойдет ли она с ним на край света, вероятно, услышал бы однозначное: «Да!» Толик не думал про край света, не стал спрашивать девушку о каких-то связующих узах, это было неуместно. Однако в ее глазах он прочитал нечто большее, молчаливое, но вероятное. Что сегодня, в первый день знакомства с ней, он может рассчитывать на все! А если это так, надо покорять сердце желанной до конца.
Спокойно переворошив кучу с соболями, Анатолий выбрал пару самых черных, встряхнул шкурки:
– Этих я сдавать не буду.
– Почему? – подскочила из-за стола приемщица, возмущенно протягивая подрагивающие руки к соболям, стараясь вернуть шкурки назад. – Они пойдут по самой высокой цене!
– Эти коты украсят другую красавицу, – многозначительно посмотрев на Лену, добавил охотник и бросил аскыров назад в сумку.
Лена покраснела до кончиков ушей: понятно, кому будут принадлежать соболя. Тут же, определившись с чувствами, она гордо посмотрела на окружающих, затем на Толика. Глаза девушки сверкнули наигранной преданностью: «Теперь я точно твоя! До гробовой доски! Может, и умрем вместе, закопают в одну могилу!»
Анатолий важно расправил плечи, выпятил грудь, задрал нос, едва шапка соболья не свалилась: «Видели, какая рядом со мной дама? Она моя!»
Недовольная приемщица еще что-то говорила, упрашивала вернуть шкурки, но Толик был непреклонен. Та сдалась, тяжело вздохнула: «Эх, дура! Такие соболя ушли! Надо было сразу шкурки хапать, деньги за них выложить!» Однако делать нечего, надо этих забирать, а то еще передумает сдавать…
Началась приемка. Профессионально встряхивая шкурки, женщина быстро оценивала их опытным глазом, называла цену. Анатолий молча кивал головой: «Согласен!» Вторая приемщица за соседним столиком тут же набирала на калькуляторе цифры, подсчитывая общую стоимость.
Торговля длилась не больше десяти минут. Добываешь долго, продаешь быстро! Все соболя Анатолия ушли первым сортом. Охристый, кедровый, угольный цвет шкурок радовал глаз. Сотрудницы переглядывались, не обращая внимания на дерматит на коже, не скидывали стоимость. Что там какая-то сотня рублей? На аукционе в Питере они уйдут в пять раз дороже: редкие соболя, нечасто таких приносят.
Шелковистая куча мягкого золота исчезла за столом. Взамен ей в ловких руках зашелестели новенькие купюры. Бумажки превратились в пачки. Пачки полетели в сумку к Анатолию. Последний брикет Толик сунул себе в карман, с довольной улыбкой похлопал по сумке:
– На жизнь хватит! – А сам восторженно ликовал: «Лучше, чем в прошлом году, в два раза!»
После Анатолий открыл вторую сумку. Соболя Веры тоже были сданы по достойной цене…
Провожая гостей, приемщицы блестели лоснившимися лицами:
– Приносите еще! Приходите только к нам!
Грудастая блондинка смотрела на Анатолия молящими, скорбными глазами: «Милый! Возьми меня с собой! У тебя столько денег!»
Охранники, как князю, почтительно открыли перед ними дверь заведения:
– До свидания!
Анатолий, теперь уже придерживая Лену под руку, вывел девушку на улицу. Искоса посматривая на сумку, она доверчиво прижималась к нему. Шура и Серега сидели в машине. Увидев их, брат выскочил навстречу:
– Все, сдал?!
Анатолий кивнул головой. Все забрались в «Оку». Лена – на заднее сиденье, Толик, на правах толстосума, впереди. Шура что-то сердито лопотал, обвиняя, что в конфузе виновата жена. Серега услужливо чиркнул стартером:
– Теперь куда? Как всегда?!
Толик, как Ленин на броневике, указал рукой вперед:
– Поехали!
Юркая машина лихо дернулась с места, прокатилась несколько сотен метров вперед, остановилась там, откуда можно было дойти пешком, у сети фирменных магазинов. Анатолий важно вылез у парадной двери, помог выйти подруге. Серега пошел с ними. Хмурый Шура остался в машине: что толку идти? Все равно денег нет. Еще раз напомнил Толику:
