— Что происходит? — спросила я, когда мы наконец оказались на рыночной площади, и Торин целенаправленно направился к Каштановой аллеи.

Наконец он отпустил мою руку, но продолжал быстро идти вперёд, лишь заговорщически на меня посмотрев.

— Мои родители на вечеринке, — ответил он.

— Я знаю, — сказала я и уже собиралась рассказать ему о разговоре, который подслушала.

Но Торин меня прервал.

— Это в первый раз с прошлой осени, когда они покинули дом вместе. Эльза одна и приглядывает за Адамом. Ты же хотела его увидеть. Если когда и получится, то именно сейчас. Ширли какое-то время будет отвлекать моих родителей и раздобудет нам несколько минут времени, — он посмотрел на свои часы. — Эльза сейчас пойдёт готовить ужин, и Адам останется на четверть часа один. Это твой шанс. Ты готова? — он серьёзно смотрел на меня, когда затянул в тёмный угол рыночной площади.

С тихим шелестом на его спине появились крылья, когда он всё ещё пытливо на меня смотрел. Вообще-то, я хотела рассказать ему о подслушанном с его матерью разговоре, и что мы сможем предотвратить войну с гномами, если господин Лилиенштейн напечатает на главной странице историю об Адаме и драконе Латориус, но всё это внезапно стало совершенно неважно и далеко. Настолько далеко, что почти не имело значения.

— Сейчас или никогда! — настоятельно прошептал Торин.

Моё дыхание остановилось, и не только. Казалось, что весь мир встал на одну бесконечную секунду, пока до меня постепенно доходил смысл слов Торина: что я смогу увидеть сейчас Адама.

Наконец я, поспешно кивнув, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Раздался резкий звук рвущейся ткани, когда мои крылья пробили материал изумрудно зелёного платья. Лоренц будет ругаться, что я испортила дорогую вещь, но он поймёт, что у меня больше не было времени, чтобы переодеться, потому что Торин уже поднимался в ночное небо, и я быстро последовала за ним.

Моё дыхание было неровным, когда мы приземлились на узком балконе, ведущем в комнату Адама. Во время короткого полёта, в моей голове не переставали крутиться светлые и тёмные мысли. Я не видела Адама со дня выборов и пыталась не забывать его лица, постоянно вызывая в памяти детали его внешности, но чем больше проходило времени без него, тем больше его образ ускользал от меня.

— У нас есть всего несколько минут, не забывай об этом! — настойчиво сказал Торин, кладя руку на балконную дверь. Внутри замка защёлка тихо передвинулась. — Когда я тебя позову, ты должна немедленно выйти и нам нужно будет убраться.

Я поспешно кивнула и спрятала крылья. Затем Торин нажал на балконную дверь, и она с тихим щелчком уступила.

— Давай, иди!

Он открыл дверь.

Я внезапно перестала ощущать ноги, и всё же почувствовала, что двигаюсь вперёд. Я зашла в тёмную комнату на дрожащих коленях, с пустой головой и горящим от отчаяния сердцем.

— Адам, — тихо прошептала я.

На комнате лежал красноватый отблеск огня, и меня внезапно настигли все воспоминания. Перед камином Адам в первый раз открылся и показал мне свои чёрные крылья. В кровати с тёмно-красным балдахином мы в первый раз занимались любовью.

Я с нежной улыбкой подумала о пламени, которое мы каждый раз разжигали, когда любили друг друга. Я медленно подошла к кровати, занавес которой был опущен, как будто для защиты от холодного ветра. Я немного замешкалась, когда положила руку на тяжёлую ткань, пытаясь успокоить сердце и обуздать дыхание.

Я отодвинула занавес и, прежде чем передумать, подошла к кровати. Из горла вырвались рыдания. Адам лежал тихо и неподвижно на белых подушках, его черты лица были спокойными, дыхание поверхностным и медленным. Это был он, я узнала тёмные волосы, которые слегка завивались на шее, узнала его мягкие, полные губы, которые так часто целовали меня, неистово и нетерпеливо. И всё же, тот, кто лежал передо мной, был не Адам.

Мне был знаком каждый палец, я знала его тело, как своё собственное. Но в тоже время, то, как он лежал передо мной, он казался таким чужим, как ещё никогда не ощущала. Понадобилось какое-то время, прежде чем я поняла в чём дело, но потом это буквально сразило меня наповал. В нём не было жизни. Здесь лежала только пустая оболочка Адама, не больше и не меньше. Я взяла его руку в свою, она была тёплой и мягкой, но я не почувствовала в животе никакого покалывания, и никакой тёплой и неистовой пульсации. Адам был далеко от меня, так далеко, что у нас больше не было контакта друг с другом.

Наша связь была разорвана, наша бесконечная любовь потеряна. Пророчество сбылось, и больше не было никакой надежды, чтобы обратить судьбу вспять. Эти слова вдруг снова прозвучали в ушах и внезапно показались мне издевательскими и насмешливыми.

Твоя любовь — это дорога, её цель правда. Твоё счастье делает тебя сильной и покажет путь, когда вокруг станет темно. Всё связано друг с другом и тебя поджидают большие опасности. Ваша любовь несёт смерть.

Они все оказались правы. Сибиллы, моя бабушка и все те, кто ещё слышал о пророчестве. А я ведь и вправду верила, что выше этого, верила, что смогу удержать счастье и восторжествовать над смертью. Но от судьбы не убежишь.

Меня охватило смирение, когда поняла, как часто и легкомысленно я бросала вызов опасностям и как часто, лишь по случайному стечению обстоятельств, мне удавалось их избежать. Я должна была быть осторожнее, должна была спрятаться с Адамом в таинственном саду. Тогда сейчас мы были бы ещё вместе, я могла бы слышать его голос и чувствовать, как он сжимает в ответ мою руку.

Я медленно погладила его по тыльной стороне руки и бесконечный момент ждала, что он шевельнётся, отреагирует на меня. Даже если бы он только коротко дёрнулся, это придало бы мне капельку надежды, что ещё не всё потеряно.

— Адам, — прошептала я дрожащим голосом и с надеждой посмотрела на него. — Адам, — снова повторила я и мой голос надорвался, совсем потеряв звук и силу. Даже зрачки под его веками не дернулись. Больше ничего не осталось от того парня, которого я любила, его душа была слишком далеко, так далеко, что даже я не могла её вернуть.

— Сельма, — в ту же секунду прошипел Торин. — Идём!

Я испугано вскочила и уже сама услышала шаги за дверью. Я поспешила к балкону и как раз в тот момент, когда Торин задвинул за мной балконную дверь, в комнату вошла Эльза, а следом за ней мать Адама с искривленными от страдания губами. Как зачарованная, я уставилась на боль в её чертах и поняла, что в них также читается и моя собственная боль. Даже если она ненавидела и винила во всём меня, эта всепоглощающая боль связывала нас воедино.

— Давай! — прошипел Торин и размахивая крыльями, поднялся в ночное небо. — Убираемся отсюда.

Я немного замешкалась и бросила последний взгляд на тревожную сцену за балконной дверью. Эльза склонилась над Адамом и поправляла подушку под его головой, в то время как его мать застыла у кровати и всей свой позой отчаянно вопрошала, почему именно её постигла такая ужасная судьба. Эта картина отпечаталась в моём мозгу и больше не отпускала, так же, как и отчаянье, которое вновь ярко вспыхнуло после этого пустого свидания. Я расправила крылья и отвернулась. Взмыв ввысь, в темную ночь, я последовала вслед за Торином обратно в город.

Истины

Этой ночью тьма больше не покидала меня. В то время, как Торин вернулся на вечеринку, чтобы встретиться с Ширли, я полетела дальше, к Каменному переулку. Дом был пуст, и мне хотелось побыть одной. Я приземлилась в саду и тяжело ступая, прокралась в дом. Оказавшись в своей комнате, я легла на кровать и уставилась в потолок.

Но тишина лишь напоминала мне о каждом мгновении, проведённым с Адамом, каждая мелочь разворачивалась с невиданной силой. Его поверхностное дыхание, его вялые пальцы в моей руке, его голова так аккуратно лежащая посередине подушки, как он сам никогда бы не положил её, если бы мог положить сам. Внезапно каждый вдох показался таким бессмысленным, а отчаянье таким невыносимым. Я поняла, что моё уныние достигло новой критической точки.