Бороды гномов были неопрятными, кожа каменисто-серой, глаза без ириса. На лбу каждого раскалённым железом была выжжена руна. Мне казалось, будто руны слабо светятся. Каждый из гномов оскалил зубы, показывая длинные резцы в серых дёснах.

По доспехам можно было легко распознать, какие удары были получены в этой последней битве; там, подо льдом, блестела рассечённая или изогнута сталь, в то время, как в других местах она была ржавой. Их связывали тяжёлые железные цепи, как будто смертельных ран было недостаточно, чтобы удержать их на месте.

Чтобы разглядеть одного из них повнимательнее, я опустился на колени. Теперь я встал и отступил на один, возможно два шага назад.

— Вы Маэстра, — выдавил я. — Вам лучше знать, что означают эти руны.

Но у меня было ужасное подозрение.

Она медленно кивнула, в свете масляной лампы ее светлая кожа имела сходство с восковой кожей человеческих мертвецов.

— Я не могу быть уверенной, я ещё никогда не видела таких рун, но я слышала о них и наткнулась на похожую в тексте, который хранился под замком. Эти бедные создания были избраны в качестве вечных стражей.

— Нежить, — сказал я, сглатывая.

— Да. Скорее всего, они охраняют могилу короля. Больше никто так не важен, чтобы проводить подобный отвратительный ритуал, — она подняла на меня глаза, и вновь было сложно интерпретировать её взгляд, однако мне показалась, что я обнаружил в них глубокую печаль. — В ритуале, о котором я читала, было необходимо, чтобы стражи, во время церемонии, совершили самоубийство… Эти гномы вызвались добровольно, чтобы защищать своего короля всю вечность.

— Святые боги, — я говорил тихо. — Они…?

— Думаю, да, — Лия посмотрела на гномов и цепи. — Если бы не холод… да, я думаю, они ещё…, - казалось она подбирает слово, — активны.

Холод, который я теперь почувствовал, не имел ничего общего с холодом в комнате, он исходил из глубины души, вызвав у меня дрожь. Я часто роптал на свою судьбу, но судьба тех, что лежали здесь…

— Давай выбираться отсюда, — сказал я.

— Да, сейчас. Я просто хочу узнать, что искали те, что спускались вниз сюда вчера. Всё выглядит нетронутым.

Она была права. К мёртвым никто не прикасался, к дверям тоже. Только блок, к которому была прикреплена верёвка, недавно двигали.

— Думаю, — в конце концов сказал я, — они только подготавливали путь. Видимо, у них было мало времени.

— Возможно, — она всё ещё озиралась. — Вот. Эту котомку обыскивали.

Один свёрток мёртвого открывали. Лёд был пробит только сбоку, всё ещё держа кожаный лацкан в панцире, поэтому я не заметил. Или мои глаза были уже не теми, что раньше.

Я открыл котомку, но не нашёл там ничего особенного. Комплект одежды, жёсткий от холода, однако там имелось свободное пространство, как будто что-то лежало. Величиной примерно с кулак. Но что это действительно могло быть, нельзя было опознать.

— Пойдём, — поторопила Лия.

Я кивнул и потушил масленые чаши. Света фонаря показалось мне вдруг недостаточно. В мерцании маленького пламени казалось, будто я вижу, как двигаются мёртвые, пялятся на меня, как будто хотят что-то сказать или показать. С рельефами случилось тоже самое, теперь картины тоже казались нереально живыми и только того и ждали, чтобы наброситься на меня.

— Да, пойдём, — сказал я.

Мой голос дрожал, поэтому я прочистил горло. Каким-то образом эхо пронесло звук так, будто это прокашлялся бдящий, а не я.

Она уже стояла возле верёвки. В её поясе я увидел лом, который уронил. Она подумала и об этом. Я наблюдал, как она, будто это не стоит ей никаких усилий, подтягивается по верёвке наверх, только с помощью силы своих рук, а потом последовал за ней, гораздо менее изящно, элегантно и быстро.

Мои опасения были обоснованы, подъём был почти выше моих сил; я уже боялся, что упаду в эту ледяную комнату мертвецов. Ужас, который охватил меня при этой мысли, заставил продолжать подниматься по шахте, хотя мои силы уже давно закончились.

Добравшись до верху, я был благодарен за её помощь, когда она вытащила меня из шахты. Плечи горели, как огонь, а руки кровоточили: я два раза соскальзывал, когда терял в руках силу. Тяжело дыша, я повернулся на бок, лёг на холодный пол подвала в башне и весь вспотел под старой шубой. По сравнению с холодом там внизу, здесь было тепло.

Я остался лежать, потому что так устал, что даже не мог шевельнуть пальцем и наблюдал за Лиандрой, как она вернула плиту на место, закрыла шахту и даже лом положила туда, где я его нашёл.

Потом она протянула мне руку. С её помощью я встал, чувствуя себя одеревеневшим, старым и бесполезным.

Мне снова понадобилась помощь, чтобы одеть мою кольчугу. Она ничего не говорила, только помогала. Время от времени я видел, как её задумчивый взгляд покоится на мне.

Когда мы добрались до комнаты в башне — это было словно освобождением. Мы последовали примеру хозяина. Задвинули засов, а бочки вновь вернули на крышку люка.

15. Особенная виноградина

Когда Лиандра заперла за нами дверь в башню, тепло в коридоре, который вёл в зал для гостей, показалось мне благословением, хотя здесь тоже тут и там выросли на стенах морозные узоры.

Я чувствовал себя разбитым и как будто одурманенным. Вид ледяного места смерти там внизу парализовал меня. Мыслями я всё ещё находился там, постоянно видел перед глазами бледно-восковое лицо бдящего и лишь с трудом мог снова ориентироваться. Почти оглушённый, я инстинктивно пошёл на тепло зала для гостей, но Лиандра придерживала меня за руку.

— Вам не кажется, что нам стоит поговорить об этом?

Я только покачал головой. Горячий грог казался мне более привлекательным; я должен почувствовать что-то тёплое. Она больше ничего не сказала, а только последовала за мной. Я ощутил облегчение, когда увидел, что все шесть бандитов ушли спать, потом обнаружил, что и Зиглинда пропала. Я почувствовал, как сжался мой желудок. От стыда. Видимо я стал таким трусливым, что пожертвовал девушкой, вместо того, чтобы самому позаботиться о них.

Мне казалось, что меня покинули последние силы. Почти шатаясь, я дошёл до нашего стола, где плюхнулся на стул, обессиленный и опустошённый. Сидя, я закрыл глаза.

— Сэра сказала, что вам нужен грог, — услышал я голос.

Зиглинда. Она поставила передо мной на стол дымящийся напиток и неуверенно улыбнулась.

— Слава богам, — вырвалось у меня. Она продолжала улыбаться. — Я сегодня уже тоже была на складе и ощутила, какой там холод… тёплый грог действительно кажется после этого даром богов, — с улыбкой сказала она.

— А разбойники? — спросил я, когда снова мог говорить.

Руками я вцепился в горячую оловянную кружку и чувствовал, как жар проникает в меня, почти болезненно, но я не смог бы отпустить её в этот момент.

— Ушли спать. Они выпили сегодня так много, что едва могли держаться на ногах. Вы долго отсутствовали, и я боялась за вас, — она серьёзно посмотрела на меня. — Я рада, что с вами и с сэрой ничего не случилось.

Она стояла передо мной и неуверенно улыбалась, держа в руках кувшин с грогом. Её блузка в течение вечера открылась настолько, что хорошо были видны холмики груди, слева я даже заметил тёмную окружность соска.

Руки без моего ведома оторвались от горячей кружки и потянулись наверх. Неуклюжими, несгибаемыми пальцами я начал застёгивать её блузку, каждая из простых роговых пуговиц казалась мне упрямой, пока я не застигнул последнюю. Она всё время смотрела не меня, и я видел, нет, чувствовал, как она дрожит под моими руками.

Я услышал что-то вроде подавленного всхлипа, потом она вырвалась из моих рук и поспешила обратно к прилавку, где бросилась в объятья отца.

Я опустил руки, снова вцепившись в грог, не в силах отвести от неё взгляда.

Эберхард посмотрел на меня поверх её головы. Его глаза должны были быть осуждающими, но то, что они выражали благодарность, ещё больше потрясло меня.