«Я не боюсь его».

«А стоило бы».

Пьетро привык быть на десяток шагов впереди остальных. В школе приходилось делать вид, что он «как все», отвечать медленно, слушать нудные монологи учителей и директора. Пьетро знает, чего ждать от людей, будущее для него — не вопрос времени, а проблема ожидания, которая решается спустя секунды с большой задержкой. Неожиданности — миф, случайности — недопустимая оплошность.

Пьетро нравится ощущение контроля. Чувство собственного превосходства, которое мама называла высокомерием.

«Не будь таким зазнайкой, дорогой», — говорила она, и пока ее губы произносили эти слова, Пьетро успевал сбегать в дом через дорогу, погонять на роликах соседского паренька, стереть с них пыль и вернуться назад. В детстве эти маленькие шалости казались ему смешными.

— Знаешь, а ты ничего, — говорит Пьетро, потому что стал взрослым и детские шалости больше не кажутся веселыми. Пора поднимать ставки. Губы его растягиваются в улыбке нужного размера, глаза расширяются, и он ждет, пока великий и ужасный Магнето разглядит эти намеки.

Внимательный взгляд пробегает вскользь, и Пьетро в растерянности замирает, потому что для того чтобы понять, проглотила ли жертва наживку, нужны таланты Профессора, а их у Пьетро не было никогда. Он не понимал, когда мама начинала злиться всерьез, когда сверстники по-настоящему бросали камни ему вслед, когда девчонки говорили нет и имели это в виду.

— Ты тоже, — говорит великий и ужасный Магнето, но Пьетро не может понять, всерьез или нет. Пора уворачиваться от камня или всё это в шутку?

— Ладно, — отвечает он, отводит взгляд и делает вид, что ему надо пойти к лестнице.

В особняке Профессора лестниц очень много. За день Пьетро устает бегать туда-сюда. Ему нравятся одноэтажные помещения, там не нужно делать поправки на ветер с диагональными отклонениями. Все это муторно и быстро надоедает, а потом люди начинают жаловаться, что из-за него пролили кофе или уронили стопку бумаг.

Люди живут слишком медленно, принимают решения как черепахи, а когда Пьетро раздражен и взволнован, перестают двигаться вовсе. Он может бесконечно долго смотреть, как моргает Профессор, как Джин наливает чай, как поправляет очки Скотт. Для них проходят секунды, для него — часы.

Поэтому, когда он все-таки спускается по лестнице вниз, в его голове уже готов план. Шаткий, слабенький даже, по его меркам, но Пьетро привык делать поправку на скорость. При необходимости можно будет вырулить. В опасной ситуации — сбежать. Если совсем прижмет, он просто исчезнет, и найти его не сможет даже Церебро. Во-первых, из-за взрыва в особняке, а во-вторых — из-за скорости. Бесполезно пытаться поймать ртуть руками. Она вытечет сквозь щели между пальцев. Пьетро убеждает себя, что ничем не рискует.

Мама говорила, он слишком безрассуден. Нужно опасаться многих вещей, мир опасен. Она пугала его электричеством, бытовой химией, автомобильными катастрофами. Но он попробовал всё и понял, что скорость его реакции выше, чем скорость, с которой вступают в реакцию щелок и поверхность кожи. Выше, чем скорость, с которой заряженные частицы понимают, что его тело может быть неплохим проводником. Выше, чем движется по трассе спортивный автомобиль с пьяным водителем за рулем.

Мама так и не поняла, что пока она живет в трехмерном пространстве, Пьетро обитает в одномерном. В том, что она называла непонятным ему долгие годы словом «время».

— Выпьете кофе? — предлагает Пьетро великому и ужасному.

Магнето кивает, берет кружку из рук Пьетро и выпивает залпом.

— Спасибо, — говорит он, ставит кружку на стол и уходит из комнаты.

— Пожалуйста, — бормочет Пьетро с большим запозданием, когда никого уже нет в комнате. Время бежит, а он стоит на месте, обдумывая произошедшее.

Великий и ужасный Магнето не видит в нем сына — это понятно, он ведь ворочает железяки, а не читает мысли. Даже если бы читал, попробуй успей прочесть то, что творится в голове Пьетро. Задевает вовсе не это. Задевает отсутствие интереса и равнодушие, которое не кажется показным. Искреннее безразличие, как будто Магнето давно знает, что на душе у Пьетро, и ему это не интересно.

Пьетро неожиданно понимает, что он не один в комнате, дергается и замечает, что второй в точности копирует его движение. Еще один мутант? Тот, кто может копировать действия других людей? Мистик? Сотни разрозненных предположений проносятся в его голове, прежде чем он понимает, что смотрит в зеркало. Перед ним Ртуть. Растерянный, застывший в нелепой позе.

— Ты ведь пришел сюда не просто так, парень, — говорит Пьетро отражению.

— Да-да, большой план, я помню, — отвечает Ртуть. Запускает пятерню в волосы на затылке, чешет кожу, потягивается, разминаясь. Смотрит на циферблат настенных часов.

Стрелка замирает.

Он поднимается по лестнице, не спеша проходит мимо Магнето, добирается до его комнаты, открывает дверь, закрывает ее, преодолевая сопротивление воздуха — самая сложная часть, но можно привыкнуть за годы тренировок, главное — не напирать слишком сильно, по чуть-чуть, потихоньку тащить на себя.

В комнате Магнето, где он бывал десятки раз, обдумывая торжественную речь, как обычно небрежный порядок. Вещи здесь лежат на своих местах, но их по-военному мало, и они все на виду, поэтому нет ощущения уюта. Как будто стоишь в рабочем кабинете или в гостинице, куда человек въехал ради командировки. Сменная одежда, карты, несколько листов, пара конвертов — ничего лишнего. Если Магнето уйдет из особняка Профессора прямо сегодня (а он уйдет, об этом не знает только ленивый, то есть, конечно же, Скотт), ему не понадобится паковать вещи. Всё, что лежит на полках, на столе и на стуле, можно купить в ближайшем магазине.

Ртуть не останавливается посреди комнаты, на уме у него прощальный спектакль. Сценка из репертуара любительского театра, которую он сам придумал несколько дней назад, обдумывая прощание. В конце концов, нужно когда-нибудь принять решение и высказать всё. Ради этого он проделал большой путь, подвергал себя опасности, терпел насмешки лохматых чудовищ с когтями.

— Приступим, — Ртуть довольно потирает руки — времени полно.

В его распоряжении долгие часы между шагами Магнето, и можно заполнить их чем угодно. Украсить комнату розами, принести вина из погреба, смять кровать, расправить ее и смять снова. Главное, балансировать на ступеньках бесконечных лестниц особняка и стараться не сбить с ног Джин, которая решила спуститься на кухню. Она вечно мешает, из-за нее приходится делать большой крюк. Несколько раз Ртуть задевает ее локтем и в качестве извинения приносит пакет с пончиком из ближайшей кондитерской, кладет ей в руку и сжимает, чтобы сокровище не выпало на грязные ступеньки.

Когда Магнето добирается до спальни, Ртути отчаянно скучно. Он и сам не рад, что затеял все это, но раз начал, стоит закончить.

— Ты что здесь… — начинает Магнето в строгом соответствии с планом.

Взгляд его падает на кровать, на вино, на розы, он хмурится, тяжело вздыхает и показывает Ртути на выход — в строгом соответствии с планом.

— Не интересно, — вырывается изо рта великого и ужасного на пределе вежливости. Наверное, обещал Профессору не грубить студентам. И хотя Ртуть много раз объяснял, что он — не студент, Магнето пропускает его слова мимо ушей.

— А куда вы направитесь? — спрашивает Ртуть, не сходя с места. Он лежит на кровати Магнето, подперев ладонью голову, и произносит слова на пределе скорости. Надеется, что не переборщил. Время замирает — Ртуть видит, как на краткий миг стекленеет взгляд Магнето. Люди смотрят так, заглядывая в память.

Стрелка замирает — Ртуть смотрит, как поведет себя зрачок дальше.

Короткое, едва уловимое движение вверх — конструкция новых воспоминаний. Он долго наблюдал за великим и ужасным, задавал вопросы, провоцировал, шутил, и это движение — Ртуть уверен, что оно означает.

Ложь.

— Собираюсь убить президента, — говорить Магнето, разрушая тщательный план одной репликой.