– Тебе все это сошло с рук. А что касается старушки Этты, то как я тебе сказал, если твоя история подтвердится, мы тебя отпустим.

– Мы сейчас говорим не об Этте, и ты это знаешь.

– Если что-то тяготит твою совесть, Клайвен, то это явно не моя вина.

Шериф остановился и впервые за всю ночь посмотрел в глаза заключенного. Риджуэй отшатнулся, увидев, что скрывается во взгляде шерифа. Лицо того было невозмутимым, словно высеченным из камня, но в глазах пылал пожар ненависти.

– Ты хочешь в чем-то мне признаться, малыш?

Клайвен оглянулся за помощью, но наткнулся лишь на ледяной взгляд Джереми. Когда он посмотрел на Синди, та хихикнула, но ничего не сказала.

– Возможно, у тебя сейчас есть единственный шанс сказать что-то достойное, – произнес шериф. – Еще раз, Клайвен: ты хочешь мне в чем-то признаться?

Задержанный отвел взгляд.

– Нет, – тихо произнес он.

Он больше не сопротивлялся, когда шериф провел его в камеру.

Камера была рассчитана на то, чтобы содержать заключенных ночь или две перед тем, как их переведут в тюрьму штата. Десять футов в длину и пять в ширину, с неизменными открытым металлическим унитазом и раковиной, а также скамейкой вдоль одной из стен, которую можно было использовать в качестве кровати. В двери – небольшое прямоугольное отверстие на уровне талии, куда заключенные просовывали руки, чтобы им сняли или надели наручники по мере необходимости.

Как только шериф поместил его в камеру, Риджуэй сразу прислонился спиной к двери и просунул в отверстие скованные запястья, как будто ему это не впервой. Но шериф не обратил на это внимания.

– Ты не собираешься снять с меня наручники? – спросил Клайвен.

– Нет, не этой ночью уж точно, – ответил Фостер.

Прошел час, пока Клайвен шумел в камере, пытаясь устроиться максимально комфортнее, в то время как остальные тихо переговаривались за столом приглушенными голосами.

– Может, нам лучше сходить за ними? – спросил Джереми спустя какое-то время.

– С ними все в порядке, – успокоил его шериф. Он лениво просматривал свой блокнот, вспоминая события последней ночи. Была у него такая привычка – записывать кое-какие неофициальные соображения, в дополнение к официальным рапортам и бумагам, которых требовала его работа. Всего лишь маленькие подпункты, чтобы держать мысли в порядке. Листок с событиями прошедшего дня был заполнен заметками больше всех предыдущих страниц блокнота вместе взятых. Одна выделялась, нацарапанная крупнее, чем остальные: «Убил Хейса выстрелом в голову». Будучи избранным на должность шерифа, он за прошедшие четыре года использовал свое оружие единственный раз, когда избавил от страданий оленя. Того сбила и покалечила машина. Сегодня ночью он стрелял семнадцать раз и «убил» одиннадцать человек – точнее, тех, кто когда-то был человеком, умер, но потом каким-то образом воскрес. Этой ночью он также впервые залез в багажник своей машины за дополнительными боеприпасами.

Когда с людьми происходят какие-то неприятности, они часто говорят, что это «настоящий кошмар», но впервые в жизни шериф сам испытал подобное ощущение. Еще больший шок вызвало то, каким рутинным это оказалось – застрелить человека. Когда кто-то догадался, что оживших мертвецов можно остановить выстрелом в голову, стало легче. Неизвестно, что их сделало такими, но одновременно они стали медленными и неуклюжими. Пока они не подобрались слишком близко, а ты не растратил боеприпасы и не запаниковал, можно было легко оставаться в безопасности. В маленьком городке вроде этого, где у всех было оружие и каждый умел с ним обращаться, в конце концов удалось избавиться от большей части мертвецов – по крайней мере, от тех, кого удалось найти. Шериф считал, что худшее уже позади. Когда снова дадут электричество, они возьмут муниципальный фургон, начнут собирать тела и попытаются выяснить, как поживает остальной мир. Он был уверен, что в больших городах ситуация гораздо хуже.

Его мысли были прерваны грохотом, раздавшимся где-то на верху лестницы, и звуками борьбы. Джереми и Синди взяли оружие на изготовку, но шериф не стал вытаскивать пистолет из кобуры. Он догадался, что это Билли и Крис вернулись со своим грузом.

– Дело в том, – сказал он Клайвену через решетку, – что, поскольку судмедэксперт уехал в Европу, нам пришлось отправить тело Сью Донован для вскрытия в округ Саммертон. По крайней мере, мы должны были это сделать, но они там оказались так завалены делами, что бедняжка просто осталась лежать в морге.

Звуки борьбы наверху усилились, сопровождаемые грохотом, как будто украшавшие стены коридора фотографии в рамках разом попадали на пол. Затем разнесся гулкий, громкий звук, словно что-то упало на пол, и крик Криса:

– Держи ее крепче, черт тебя дери!

Фостер не обратил на это внимания, но взгляд заключенного был прикован к лестнице.

– Понимаешь, к чему я веду, да? – спросил шериф Клайвена.

Сверху снова раздался шум: треск пластика, стук и удары. Можно было слышать тяжелое дыхание Билла и Криса, пока они спускались по лестнице.

– Я помогу им, – произнес Джереми громче, чем намеревался. Он поднялся по лестнице, и сразу после этого шум усилился. Стук. Стук. Удар. Снова стук.

– Я не понимаю, зачем ты трешь мне об аутопсии какой-то мертвой девчонки, – процедил Клайвен.

– Потому что, если бы они провели аутопсию, как полагается, то изъяли бы ее мозг для взвешивания, – объяснил шериф. – А в данном случае, они ничего с ней не сделали – ну, кроме основных замеров – и положили в ячейку для трупов.

Клайвен прижался к прутьям, его глаза были широко открыты в ожидании того, что Билли и Крис спускали по лестнице.

– Что ты имеешь в виду? Она… одна из них?

Шериф кивнул.

– Удушение никак на них не влияет, Клайвен. Думаю, это потому что они не дышат, хотя я не могу это утверждать.

Стук. Стук. Стук.

– Ради Христа, ты скажешь мне наконец, что это за шум? – простонал Клайвен.

Шериф уставился на него, как бы решая – ответить или нет. Наконец он произнес:

– Я думаю, ты и сам уже знаешь, что это.

Клайвен издал звук, который должен был означать «нет», но вместо этого прозвучал словно последний вздох туберкулезника. Он прочистил свою глотку и попытался снова:

– Нет, я…

В этот момент на нижних ступеньках лестницы показался Крис. Он шел спиной вперед, обхватив руками длинный черный мешок, который дергался и извивался. Это был мешок для трупов. Затем в поле зрения появился Билли, держащий другой конец мешка, а за ним – оказавшийся не при делах Джереми.

Мешок дернулся и ударился концом о перила, чуть было не сбив Криса с ног и заставив металлическое ограждение гулко зазвенеть.

Наконец-то до Клайвена дошел смысл всего происходящего.

– Не смейте это сюда вносить! – закричал он на вошедших.

Шериф бросил на него озадаченный взгляд.

– Разве ты не хотел быть к ней поближе, Клайвен? По словам ее лучшей подруги, Дженни Джейкобс, той ночью ты не оставлял ее в покое. Она сказала мне, что ты преследовал ее словно гончая.

– Ничего подобного! – крикнул Клайвен. – Ничего! Вы взяли не того парня!

Крис и Билли наконец справились с медленно извивающимся мешком, пронесли его через последний лестничный пролет и бросили напротив камеры. Он медленно изгибался туда-сюда, зрелище было почти непристойное, и Крис наступил ногой на один из углов мешка, чтобы тот перестал двигаться. Он и Билли вспотели от усилий. По лицу Джереми тоже тек пот, но отнюдь не по этой причине.

– Тринадцатилетняя девочка, Клайвен, – сказал шериф. – Зачем такому человеку, как ты, преследовать тринадцатилетнюю девочку?

Риджуэй забился в самый дальний угол камеры, стараясь держаться как можно дальше от мешка с трупом.

– Идите на хер, на хер, мать вашу!

Синди хихикнула еще раз.

– Я думаю, если кого-то и отправят этой ночью на хер, то точно не нас, красавчик.