В то же время Большая Фармацевтика, Большая Еда, Большой Табак, Большой Алкоголь и Большой Бизнес вообще очень хорошо понимают, что такое зависимость, и научились превосходно ею манипулировать. В отличие от них, большая часть американского общества, включая многих людей, страдающих зависимостью, и их семьи, до сих пор не научились этому искусству. Находясь в плену устаревших идей, из которых многие не изменились с приснопамятных времен сухого закона, мы продолжаем вязнуть в набивших оскомину дебатах и пропагандировать карательные методы решения проблемы. Но дальше так продолжаться не может, нам пора остановиться.
Я предлагаю новый взгляд, который поможет преодолеть сложившийся застой и указать путь к прогрессивному лечению, профилактике и другим способам борьбы с зависимым поведением. Как будет показано в книге, зависимость – это не грех и не осознанный выбор. Но она и не хроническое, прогрессирующее заболевание мозга, наподобие болезни Альцгеймера. Зависимость – это нарушение развития, проблема, имеющая отношение к его временным параметрам и обучению, более схожая с аутизмом, дефицитом внимания с гиперактивностью и дислексией, нежели с корью или раком. Это с очевидностью следует из многочисленных научных данных и жизненного опыта людей, переживших лекарственную и наркотическую зависимость.
Подобно аутизму, зависимость связана с трудностями общения; подобно синдрому дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), зависимость можно перерасти в поразительно высоком проценте случаев. Более того, как и другие нарушения развития, зависимость может сочетаться с недюжинными талантами и преимуществами, а не только с дефицитами. Например, люди, страдавшие СДВГ, часто становятся талантливыми предпринимателями или учеными, в то время как лица, страдающие аутизмом, часто достигают больших успехов в музыке, живописи, математике и программировании. При дислексии совершенствуется зрительная обработка сочетаний геометрических форм, что очень полезно, в частности, в математике. Зависимость часто сочетается с увлеченностью, а это залог успеха, если направить ее в полезное русло. Некоторые ученые полагают, что «нетривиальный» взгляд на мир людей, употребляющих нелегальные субстанции, сочетается с повышенной способностью к творчеству. При всех этих заболеваниях и нарушениях представляются размытыми границы между нормой и патологией.
Конечно, в некоторых отношениях зависимость сильно отличается от других нарушений развития, и в первую очередь это объясняется осознанным, неоднократно повторяющимся выбором – выбором употребления запрещенных лекарственных и токсических средств, каковое считается в обществе аморальным и безнравственным. Важную роль в развитии зависимостей играют перенесенные в раннем детстве психические травмы, чего нельзя сказать, например, об аутизме, где травмы не играют никакой роли. Эта разница маскирует важное сходство – при зависимости и аутизме имеет место поведение, направленное на преодоление жизненной ситуации, что толкуют как источник болезни, а не как попытку отыскать решение проблемы. В самом деле, дети, на которых с рождения обращают мало внимания, ведут себя как аутисты, например, они постоянно раскачиваются, чтобы успокоить или, наоборот, взбодрить себя. Дети, с которыми плохо обращаются, часто демонстрируют поведение, характерное для СДВГ, проявляя повышенную бдительность к таким звукам, как грохот захлопнутой двери.
При всех этих нарушениях настороженное или разрушительное поведение, состоящее из повторяющихся элементов, не является первичной проблемой. Это всего лишь приспособительные механизмы, попытка справиться с окружением, которое часто воспринимается как угрожающее и подавляющее. Точно так же поведение при лекарственной зависимости очень часто представляет собой поиск безопасности, а не попытку бунта или эгоистического ухода в себя (такое обвинение прежде часто высказывалось и в отношении детей, страдающих аутизмом). Читая книгу, вы увидите, как неверная интерпретация попыток самозащиты как явлений гедонистических, эгоистических и даже «безумных» накладывает на людей, страдающих нарушениями развития, включая и зависимости, позорное клеймо, а в результате лишь усугубляет расстройство, а не помогает его преодолеть.
Критически важно то, что зависимость возникает не просто от употребления тех или иных субстанций; не является она и неизбежным следствием определенного личностного или наследственного фона, хотя, конечно, и эти факторы играют определенную роль. Зависимость – это усвоенное в процессе обучения соотношение между временем и способом употребления наркотических или иных субстанций и предрасположенностью личности, культурным и физическим окружением, а также социальными и эмоциональными потребностями. Очень важна также стадия созревания головного мозга. Зависимость редко развивается у людей, впервые попробовавших наркотики в возрасте старше двадцати пяти лет; зависимость уходит – с лечением или без него – в середине третьего десятка, когда мозг становится полностью зрелым. В самом деле, в 90 процентах случаев зависимости употребление наркотиков начинается в юности, а заканчивается в возрасте около тридцати лет.
Понимание зависимости как нарушения развития имеет далеко идущие последствия. Во-первых, если зависимость является следствием нарушения процесса обучения, то понятно, что война с наркотиками абсолютно бессмысленна. Удивительно, но лишь 10–20 процентов тех, кто пробует даже такие «тяжелые» наркотики, как героин, кристаллический кокаин и метамфетамин, становятся по-настоящему зависимыми. И эта группа, в которой очень высок процент детских психических травм и фоновых душевных расстройств, всегда найдет способ навязчивого и противозаконного самолечения, какую бы борьбу с наркотиками мы ни вели. В таком контексте представляется, что попытка покончить с зависимостями путем запрета тех или иных активных субстанций сродни попытке остановить навязчивое мытье рук с помощью запрета – одного за другим – разных сортов мыла. Можно заставить людей, находящихся в тисках зависимости, употреблять более или менее вредные субстанции, но это не позволит решить реальную проблему.
Во-вторых, если принять, что зависимость – это расстройство, связанное с обучением, то получится, что это не всегда пожизненное расстройство, требующее пожизненного же лечения и наклеивания ярлыков: исследования показывают, что в большинстве случаев кокаиновая, алкогольная, медикаментозная и гашишная зависимость проходит до тридцати лет без лечения. Точно так же от одной трети до половины детей, которым ставили диагноз СДВГ, выздоравливают, становясь взрослыми, и исход не зависит от того, получали они лечение или нет. Конечно, выздоровление имеет место не всегда, и это оказывает большое негативное влияние на качество их жизни. И, наконец, взгляд с точки зрения обучения позволяет понять суть и других расстройств – от тревожности до шизофрении, от биполярного расстройства до депрессии, – которые часто предшествуют возникновению зависимостей и которые можно лечить такими же способами.
Книга «Несломанный мозг», бросая вызов как идее о «сломанном мозге» страдающих зависимостями, так и идее о «личности, склонной к зависимости», предлагает новое мышление в отношении наркотиков, потребности в них и побуждениям к их употреблению, каковые проявляются как в крайних формах (инъекции тяжелых наркотиков), так и в менее экстравагантных формах (нарушения пищевого поведения).
Пока я жду, когда машина оценит структуру мягких тканей под крышей моего черепа, я не могу удержаться от размышлений об органе, который ученые считают самым сложным объектом вселенной. Я знаю, что весь наш опыт, все наши впечатления и переживания каким-то образом записаны в нашем мозге. Где-то, в прихотливо изогнутых складках пульсирующей поверхности моего мозга, должно храниться эхо всего, что я когда-то усвоила, независимо от того, помню я об этом или нет, где хранятся все когда-либо сделанные мною осознанные и неосознанные выборы.
Где-то в моем мозге находятся нейронные структуры, поставившие меня на грань высокого риска возникновения зависимости задолго до того, как я впервые приняла наркотик; здесь же остаются биохимические изменения, вызванные приемом психоактивных средств. Все, что я из себя представляю, все, чем я была в любой момент времени в прошлом, записано здесь электрическим, химическим или структурным языком: не только зависимость, от которой я избавилась двадцать пять лет назад, но и весь опыт нескольких десятилетий жизни.
