– Да, мальчишки – необычайно выносливые создания. Сколько ни лупи, все ни по чем.

– Я пролетел мимо опоры. Я ошибся.

– Да, и физические упражнения очень важны, но, Робсон, честное слово. Хоан за тебя отвечал. Я отдал тебя под его опеку. Нет, я попросту не могу так рисковать снова. В «Горниле» тебе будет безопаснее.

Робсону кажется, что его сердце остановилось.

– У меня для тебя подарок. – Робсон слышит возбуждение в голосе Брайса. Его вот-вот стошнит от страха и отвращения.

– Мой день рождения в месяц Весов, – возражает Робсон.

– Это не на день рождения. Робсон, это Микаэлла.

Она поворачивается от человека, с которым разговаривала – невысокая, мускулистая, белая Джо Лунница. За время, проведенное на Луне, она изучила этикет Маккензи: короткий отрывистый кивок.

– Она твой личный тренер, Робсон.

– Мне не нужен личный тренер.

– Это нужно мне. Тебе надо окрепнуть. Я люблю, чтобы мои мальчики были мускулистыми. Начнешь завтра.

Брайс прерывается, смотрит наверх. Робсон тоже это видит: свет падает под другим углом.

Свет никогда не движется. В этом мощь «Горнила»: незыблемый полуденный свет, сфокусированный на плавильнях над головой.

Свет сдвинулся. Он движется.

– Робсон, если хочешь жить, за мной.

Легконогий Брайс еще и быстр. Он хватает Робсона за руку и почти летит, совершая огромные лунные скачки; звучит сигнал тревоги, и на каждой линзе появляются многочисленные уведомления о чрезвычайном происшествии. Общая эвакуация. Общая эвакуация.

Солнечный свет касается лица Дункана Маккензи, когда он смотрит вверх. Каждый Маккензи в Лощине Папоротников смотрит вверх, и лица их исполосованы внезапными тенями листьев. Леди Сунь приподнимает бровь.

– Дункан?

Одновременно с нею Эсперанса, фамильяр Дункана, шепчет ему на ухо слова, которых он страшился всю жизнь.

«Железный Ливень».

Апокалиптический миф «Маккензи Металз»: день, когда тонны жидких редкоземельных металлов прольются из небесных плавильных печей. Никто на «Горниле» никогда не верил, что это возможно. Все на «Горниле» знают эти слова.

– Леди Сунь, мы должны эвакуироваться… – начинает Дункан Маккензи, но свита Вдовы Тайяна уже сомкнулась вокруг нее и без колебаний проталкивается через ошеломленных гостей вечеринки. Они отпихивают с дороги Джонатона Кайода; охранники Орла собираются вокруг него плотной фалангой, руки тянутся к ножам в чехлах.

– Оставьте это, вытащите нас отсюда! – кричит Эдриан Маккензи. Течение народа к шлюзу, ведущему в следующий вагон, переходит в паническое бегство. Возгласы становятся воплями. – Не туда, идиоты! К спасательным модулям!

– Эдриан, что происходит? – спрашивает Орел Луны.

– Я не знаю, – отвечает Эдриан Маккензи, присев в убежище в кольце телохранителей. С ножами наголо охранники Орла отталкивают сбитых с толку, растерявшихся гостей вечеринки с дороги. – Это не разгерметизация. – Потом его глаза широко распахиваются, когда фамильяр шепчет те же самые слова: «Железный Ливень».

– Мистер Маккензи. – Подчиненный Дункану Маккензи начальник «Горнила» – невысокий танзаниец, мускулистый Джо Лунник. – Мы потеряли контроль над зеркалами.

– Над сколькими?

– Всеми.

– Что?

– Сэр, через минуту температура достигнет двух тысяч кельвинов.

Свет, что льется через папоротники, яркий и горячий, словно свежевыкованные ножи. Каждая птица, каждое насекомое в папоротниковых джунглях затихли. Воздух обжигает ноздри Дункана.

– Мой отец…

– Сэр, мне поручено защищать вас.

– Где мой отец? Где мой отец?

Хватка у Брайса Маккензи стальная. Под его жиром прячутся мышцы. Он отшвыривает в стороны гостей вечеринки, мальчишек и девчонок – макияж поплыл, каблуки сломаны, – пока волочит Робсона к зеленым мерцающим кругам света, которые отмечают спасательные модули.

– Что такое, что происходит? – спрашивает Робсон. Вокруг него голоса задают тот же вопрос, шум становится все громче по мере того, как неуверенность переходит в страх, а тот – в панику.

– Железный Ливень, мальчик.

– Но этого не может быть. Я…

Свет делается интенсивнее, тени укорачиваются.

– Конечно, не может. Это не несчастный случай. На нас напали.

«Хоан», – шепчет Джокер, и его лицо появляется на линзе Робсона.

– Робсон, где ты? Ты в порядке?

– Я с Брайсом, – кричит Робсон. Теперь вокруг ужасный шум и гам. Руки тянутся к нему, пытаются оторвать от Брайса и от места в спасательной капсуле. Брайс Маккензи тащит мальчика, словно буксир, через хваткие руки и цепкие пальцы. – С тобой все нормально?

– Я выбрался, я снаружи. Робсон, я тебя найду. Обещаю. Я тебя найду.

Лицо Хоана превращается во вспышку пикселей. «Сеть упала», – сообщает Джокер. Краткая, ужасная тишина наполняет Лощину Папоротников. Все фамильяры исчезли. Все отключены. Все в одиночестве, друг против друга. Потом крики начинаются всерьез.

– Брайс! – вопит Робсон и тянет его руку обратно. Все равно что двигать саму Луну.

Арьергард из двойного ряда рубак с ножами наголо защищает шлюз.

– Брайс, где Дариус?

Рубаки расступаются, впуская Брайса и Робсона. Потом отталкивают нахлынувших в панике гостей вечеринки. Шлюзовая камера открыта, кольцо огней пульсирует зеленым.

– Брайс! – Робсон пытается высвободить пальцы. Брайс останавливается, поворачивается, в изумлении таращит глаза.

– Тупой, неблагодарный щенок.

Пощечина оглушает Робсона. Челюсть щелкает, в глазах взрываются звезды. Он чувствует, как течет из ноздрей кровь. Каждый синяк на его теле вопит. Робсон шатается, а потом руки хватают его за ворот пиджака и через шлюзовую камеру втаскивают в спасательный модуль.

– Вперед, вперед, – кричит Брайс. С гудящей от удара головой Робсон падает на скамью с мягким сиденьем. Шестеро рубак вваливаются в капсулу, и дверь закрывается, словно ножницы.

«Выброс через десять, – говорит ИИ. Брайс пристегивается рядом с Робсоном, прижимает его к массивному рубаке-украинцу. – Девять».

– Роббо. Робби. Робсон.

Робсон трясет головой, пытаясь вернуть зрению четкость. Дариус пристегнут напротив него. Его глаза широко распахнуты, лицо побелело от ужаса. Он стискивает вейпер в плотно сжатом кулаке.

– Дариус.

«Два, один. Пуск».

У мира отваливается дно.

Внутренний шлюз плотно закрывается, наружный открывается. Джейд Сунь чинно усаживается в спасательном модуле. Система жизнеобеспечения Роберта Маккензи маневрирует в тесном шлюзе. Внутренняя дверь словно превратилась в фестивальный барабан, так по ней стучат: кулаки, кулаки, кулаки. Техника Маккензи построена для Луны: человеческие руки ничто для нее, как бы их ни было много и как бы они ни отчаялись. Через несколько секунд зеркала сфокусируются на Лощине Папоротников, на каждом из тысячи вагонов «Горнила». Двадцать тысяч зеркал, двадцать тысяч солнц. Техника Маккензи не выстоит перед светом двадцати тысяч солнц.

И тогда барабанная дробь по двери прекратится.

«Пятьдесят секунд до Железного Ливня», – сообщает фамильяр Джейд Сунь. Сеть упала, но фамильяр Роберта Маккензи должен был сказать ему то же самое.

– Джейд, помоги мне, женщина. Я не могу заставить эту хрень сдвинуться с места.

Джейд Сунь-Маккензи устраивается поудобнее на скамье с мягким сиденьем.

– Джейд. – Это приказ, не просьба.

Джейд Сунь-Маккензи пристегивается. В шлюзе Роберт Маккензи дергается и рвется, насколько ему позволяет чахлая, ломкая сила, как будто он мог бы сдвинуть массивный трон жизнеобеспечения с помощью собственного воробьиного веса.

– Почему эта штука не движется, мать твою?

– Потому что я этого не хочу, Роберт.

У Дункана Маккензи что-то дергается в животе, когда открываются стопоры и модуль выпадает наружу. Джонатон Кайод, сидящий по другую сторону расположенных кольцом кресел, вперил в него взгляд. Орел Луны серый от страха. Его пальцы тесно переплелись с пальцами его око. Ни один из его телохранителей не добрался до капсулы с ним. Несколько секунд модуль свободно падает на тросах, потом включаются тормоза; внезапное падение скорости вынуждает Орла Луны всхлипнуть от страха. Модуль мягко приземляется и надежно встает на колеса. Разрывные болты отцепляют тросы, каждый с небольшим содроганием. Завывают моторы; модуль мчится прочь от умирающего «Горнила». Огромный поезд превращается в линию ослепительного света, изогнутую вдоль горизонта: восход сверхновой.