– Фа, – ответил великий фюрер.

– У нас нормально, – осклабился Абажур, глядя левым глазом в сейф с семейной казной, а правым – в окно.

– Как ты того требуешь, так и происходит, – добавил Копыто.

– Живём и грабим! – сообщил кто-то из Дуричей. – Грабим и живём.

– Воруем, – пропищал кто-то умный.

Фантазировать на тему своего бытия Шапки могли долго, поэтому Кувалда стукнул по столу кулаком и рявкнул:

– У нас, ифиоты, произошла смена власти!

И рявкнул напрасно.

Совещание молниеносно притихло, сумрачно разглядывая одноглазого, после чего кто-то из Гниличей едва слышно пролепетал:

– Я же говорил, что он ненастоящий.

За столом засопели. В воздухе ощутимо запахло волнением и, возможно, бунтом с элементами революции, но, озабоченный отсутствием денег, Кувалда особенно не принюхивался.

– Двойника прислали, – прошелестело по кабинету.

– Или голема.

– Големы не пьют, а у этого перегар…

– Почему это големы не пьют?

– А зачем добро переводить?

– Тоже верно…

– Этот вроде на Кастрюлю Шибзича похож, только если глаз вырвать.

– Кастрюлю убили месяц назад.

– Или специально спрятали заранее, чтобы мы не увидели, как ему глаз вырвали.

– Надо бы проверить…

– А как?

– Черепушку вскрыть и посмотреть, что внутри. Если Кастрюля, то сразу поймём.

– А если не поймём?

– Тогда эрлийцам покажем.

– А это мысль… – протянул Абажур, представляя, как привозит вскрытого фюрера в Московскую обитель, а эрлийцы говорят: «Да, это он, хороните…»

Но сладкие мечты разбились уже в следующую секунду.

– Чего разорались? – недовольно поинтересовался Кувалда, для которого шёпот подданных сливался в один шелестящий гул. – Фавно никто не вешался?

Однако обещание репрессий не произвело привычного впечатления. Уйбуи, правда, замолчали, но ничего не ответили и напряжённо уставились на великого фюрера, выискивая на его лице признаки смертельного заболевания.

А над столом вновь полетел крамольный шёпот:

– Ругается, как настоящий.

– Вид делает.

– Может, он ещё не умер?

– А зачем тогда признался, что умер?

– Проверяет благонадёжность.

– Какую?

– Благонадёжность…

– Лучше выпей.

Уйбуи выпили, но ясности в происходящем не прибавилось.

– Вы о чём там бормочете, фауны?! – рявкнул Кувалда, который никак не мог взять в толк, что именно идёт не так.

– Раньше ты нас так не ругал, – заметил кто-то из Дуричей.

– Раньше я вас ещё сильнее ругал.

– Ты обругай нас, как раньше, а мы послушаем.

Дикари замерли, ожидая потока оскорблений, но одноглазый вдруг сообразил, что с начала совещания прошло уже двадцать минут, а к делу они так и не приступили, и громко объявил:

– Я вас собрал, фебилы, потому что в Зелёном Фоме сменилась власть. У нас новая королева.

– У людов королева, – уточнил Абажур, наблюдая за ползущими по потолку тараканами, и несколько Гниличей захихикали.

Но Кувалда не позволил вновь сбить себя с толку.

– Мы все – офин большой Зелёный Фом, – назидательно произнёс он, с подозрением разглядывая подданных. – И когда меняется королева у люфов, то же самое происхофит и у нас…

– Ты уходишь? – изумился Копыто.

– Сам признался! – выкрикнул кто-то из Дуричей.

И только умный Абажур прищурился, не торопясь реагировать на странное заявление великого фюрера.

– А что происхофит, когфа меняется королева? – поинтересовался одноглазый, пропустив вопросы мимо ушей.

– Начинаются репрессии, – радостно сообщил Копыто, одновременно бросив выразительный взгляд на авторитетного уйбуя Гниличей.

– Когфа меняется королева, всем очень нужны феньги, – объяснил Кувалда. – А за феньгами люфы прифут к нам.

– Зачем? – не понял Утюг.

– За феньгами.

– Зачем к нам?

– Всегфа прихофили и сейчас прифут.

Это заявление никто оспаривать не стал.

– С деньгами плохо, – сообщил Копыто. Затем потянулся за бутылкой «совещательного» виски, увидел, что она пуста, и горько выругался.

Абажур, который и выпил последнюю дозу в тот самый миг, когда Копыто мечтал о репрессиях, счастливо улыбнулся и скатил глаза к переносице.

– Короче, мы фолжны решить, гфе взять фенег, чтобы уфовлетворить жафных люфов, – закончил одноглазый.

Свалившееся как снег на голову несчастье заставило дикарей отвлечься от выяснения личности великого фюрера и сосредоточиться на той проблеме, за игнорирование которой могли повесить. Краткий мозговой штурм принёс ожидаемый результат:

– Пусть новая королева квоты на грабежи увеличит! – предложил Абажур.

– Точно! – поддержали его верные Гниличи.

– Это справедливо!

– И законно.

Дикарям показалось, что они нашли идеальный выход из положения, но Кувалда знал, как к подобному предложению отнесутся в Зелёном Доме, и покачал головой:

– Чаще, чем сейчас, грабить не разрешат.

– Тогда откуда деньгам взяться?

– Вот я и говорю: фумайте.

– Раньше он нас к этому не призывал, – пробормотал Абажур.

Его приятели согласно закивали.

– Раньше он совсем другим был.

– Таким же был: деньги требовал и ругался, – пожал плечами Утюг.

– Совсем Кувалда после смерти не изменился…

– Может, ещё изменится?

– О чём вы там бормочете? – осведомился одноглазый, недовольный тем, что Гниличи вновь принялись шушукаться.

– Думаем, где деньги взять, Твоё великофюрерское превосходительство, – верноподданно, как ему казалось, ответил Абажур, одновременно разглядывая мудрый лоб мудрого руководителя и пряжку на его ремне.

– Фумайте тише, вы фругим мешаете.

– Как можем, так и думаем.

– Не спорь, он ведь умирает, – прошептал Абажуру Утюг.

– И хорошо, – отмахнулся авторитетный Гнилич.

– Я слышал, перед смертью разные человские диктаторы приказывали казнить своих верных подданных, – опасливо сообщил Утюг. – Чтобы, значит, дольше не выжили, чем вождь и благодетель.

Гниличи в ужасе умолкли.

– Погубит он нас! – прошептал кто-то, обдумывая вариант побега.

– Пропали…

– Не такие уж мы и верные, – протянул Абажур.

– За это диктаторы в первую голову казнят!

– Больным повод не нужен.

– Я велел фумать тише! – прикрикнул Кувалда, прикидывая, не выставить ли тормозящим уйбуям ещё несколько бутылок.

– Прости, Твоё великофюрерство! – отозвался Абажур, после чего повернулся к Гниличам и шёпотом произнёс: – Дело ясное: Кувалда ещё прежний, но уже не жилец. Подыхает, это всем видно. И пока он совсем не озверел, надо что-то делать.

Уйбуи закивали.

Цитадель,

штаб-квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект,

30 июня, четверг, 20:01

– Минимализм, – повторил Сантьяга, внимательно наблюдая за реакцией Захара Треми. – Элегантно и без пафоса. Что скажете?

– Получилось весьма… скромно, – выдавил из себя масан. – Не похоже на вас.

– Спасибо, Захар, – кивнул комиссар. – Я изо всех сил старался сделать кабинет максимально простым и неброским, и мне, кажется, удалось. – Нав с удовольствием оглядел новую обстановку и негромко добавил: – Правда, получилось дороговато.

– Насколько? – из вежливости поинтересовался Треми.

– Князь сказал, что мы могли бы выиграть две небольшие войны.

– Но ведь оно того стоило?

– Безусловно.

Занявшись переустройством рабочего места, Сантьяга распорядился вынести всю мебель и заменить её специально сконструированным креслом, идеально подогнанным под его высокую фигуру. Рабочий стол, если в нём появлялась необходимость, поднимался из пола, и там же прятались стулья и кресла для гостей, так что, кроме кресла, постоянной мебелью кабинета были лишь две скромные книжные полки у входной двери. Зато одна из стен стала гигантским монитором, управление которым осуществлялось жестами правой руки комиссара, следующая превратилась в панорамное окно, а третья – панорамным окном туда, куда Сантьяга хотел сейчас смотреть: комиссар выбирал город, ракурс, запускал нужный артефакт и во всё окно распахивался портал, в который при желании можно было шагнуть.