Свет в зале погас и начался фильм. Вот какой был фильм, Пашка не помнил. Он смотрел не на экран, а на руку Зойки, которая была от него всего в нескольких сантиметрах.

Преодолев страх, Пашка протянул свою руку и взял Зойкину ладошку. Вопреки его ожиданиям, Зойка не убрала руку, а как-то странно на него глянула и опять повернулась к экрану. Пашка держал маленькую ладошку, боясь неосторожным движением спугнуть так неожиданно свалившийся на него этот счастливый миг.

Он не мог смотреть кино, не мог дышать, не мог даже пошевелиться, чтобы всё случайно не испортить.

Всё нарушил киномеханик, который по окончании первой части фильма, включил свет в зале. Такого удара Пашка не ожидал. Он вынужденно быстро отдёрнул свою руку, не понимая, почему с ним так жестоко поступили. Пашка огляделся по сторонам. Все сидящие в зале люди спокойно ждали, когда киномеханик зарядит плёнку в аппарат и снова потушит свет. Им никакого дела не было до Пашки и его переживаний.

Когда свет снова погас, сколько ни всматривался Пашка в темноту, Зойкиной руки он на прежнем месте не увидел. Что делать, он не знал. Пропустив половину фильма, вторую часть ему смотреть было совсем неинтересно.

Неожиданно он почувствовал, как Зойка сама придвинула свою руку к его руке. Тут уже Павел не растерялся и ухватил её тёплую ладошку, которую не выпустил до окончания фильма.

С этого дня они хоть и стеснялись друг друга, но стали чаще видеться вне школы уже не на дальней дистанции, а рядом. Пашка Зою поджидал, провожал в школу и из школы, но её родителям на глаза показываться боялся, зная, что Зойкин отец не одобрит такую дружбу.

– Зоя, завтра выходной, – сказал как-то тёплым майским днём Пашка, – Пойдём, погуляем.

– Пойдём, а куда?

– Ну, сходим до заброшенной деревни. До неё всего-то десять километров. К вечеру вернёмся. Возьмём с собой по бутерброду.

– Тогда ты бери бутерброды, а я пойду налегке, иначе меня из дому не выпустят.

– Хорошо. В девять утра я буду ждать на опушке леса.

Утром они встретились, как договаривались. Удивительно, но они пришли почти одновременно без опозданий.

– Тебя отпустили? – спросил Пашка.

– Я сказала, что пойду с девочками из класса в поход. С девочками меня отпустили.

Павел смело взял Зойкину руку. Так, взявшись за руки, они и пошли лесной дорогой к посёлку. Через полкилометра широкая дорога превратилась в узкую, наезженную лошадьми, дорогу. Деревья всё ближе и ближе подступали к краям дороги, почти смыкая вершины над головой. Даже в солнечный день здесь был какой-то полумрак и веяло прохладой.

– А мы не заблудимся? – спросила Зойка.

– Здесь блудить совсем негде. Дорога одна, она идёт вдоль берега моря, но в лесу, так прямее.

– Как-то здесь страшно, – Зойка прижалась к плечу Павла.

– Бояться не надо, ты же со мной! Здесь кроме медведей и других лесных обитателей никого нет, а звери человека боятся и никогда близко не подходят.

Прямо из-под ног выпорхнул зазевавшийся косач, собиравший камешки на дороге и случайно потревоженный непрошеными путниками. Вздрогнули одновременно, Зойка от испуга, а Пашка от неожиданности. Тетерев, хлопая крыльями о хвою, скрылся в тёмном нутре высоких ёлок.

– Говорил не бояться, а сам вздрагиваешь!

– Я вздрогнул просто от неожиданности, больше не буду.

Зойка то ли инстинктивно, то ли от испуга взяла Пашку под руку и к нему прижалась, дрожа всем своим маленьким тельцем. Какое-то время они так и шли, прижимаясь друг к другу.

Дорога никак не кончалась. Она немного петляла, изгибалась, но была, казалось, бесконечной.

– Я уже устала, – сказала Зойка.

– Потерпи. Мы идём уже долго, скоро эта дорога должна кончиться. Она выйдет к берегу моря, прямо к деревне.

– Откуда ты всё знаешь?

– Я был там с отцом. Мы осенью ставили сети и собирали бруснику. Эту деревню основали ссыльные. Сталин раскулачивал зажиточных крестьян и высылал их на Север. Под эту гребёнку попадали не только зажиточные, но и те, которые почти ничего не имели. Шло великое переселение с южных областей в наши северные районы для освоения богатств Белого моря. Постепенно люди перебрались в другие посёлки, а деревня Лопатка осталась стоять на своём месте, но только без людей.

– Чего же здесь люди делали?

– А то же самое, что и наши родители: ловили сёмгу, добывали морского зверя, заготавливали водоросли. Страна требовала этого добра всё больше и больше. Люди работали, можно сказать, даром, только за то, что они здесь жили.

Впереди деревья стали расступаться, обнажая заросшие травой поля. Молодая зелёная травка ещё только пробивалась, поэтому поля были не зелёными, а грязно-жёлтыми.

– Вот и деревня! – воскликнул Пашка, – Мы шли совсем недолго. Видишь, стоят дома. Они для жилья уже не годятся. Без ухода, отопления и своих хозяев они просто гниют.

– Жалко! Это не один дом и не два, а целая маленькая деревня.

– Дорога здесь вышла на берег и дальше тянется вдоль моря по берегу до следующего посёлка. Отсюда будет километров тридцать, не меньше.

– Что-то я уже проголодалась.

– Сейчас разведём костёр и поедим. Ой! Я, кажется, не взял спички! У тебя есть спички?

– Откуда у меня могут быть спички7

– Ладно, обойдёмся без костра. Пойдём в какой-нибудь дом.

Дети долго пристраивали найденные доски для широкой лавки, чтобы удобно было сидеть. Пашка сел рядом с Зойкой, достал бутерброды и, неловко обняв её за плечи, стал угощать.

– А нельзя без обниманий?

– Нельзя, – серьёзно сказал Пашка, – Ты очень красивая и мне сильно нравишься.

Он притянул Зойку к себе. Запах её волос дурманил и не давал сосредоточиться на чём-то главном, что Пашка хотел сказать. Его губы беззвучно шевелились и только дрожь, пробегающая по всему телу, выдавала его волнение.

– Я тебя очень люблю! – прошептал он.

– Ты мне тоже нравишься, – так же тихо, боясь, что их кто-то может подслушать, ответила Зойка.

А дальше случилось то, что и должно было случиться. Пашка, прижимая Зойку одной рукой к себе, другой рукой её раздевал. Девушка не сопротивлялась и только повторяла:

– Пашенька, не надо, не надо. Меня родители не поймут.

Потом, когда они уставшие, стыдливо одевшись, лежали на досках, Зойка сказала:

– Больше я с тобой гулять не пойду.

– Почему?

– А ты сам не понимаешь? Меня теперь из дому совсем не будут выпускать.

– Разве об этом кто-то узнает?

– Узнают. В деревне всегда все обо всём узнают. Надо идти домой. Мы и так придём только к вечеру. А я боюсь идти по лесу.

– Пойдём тогда по берегу моря, но этот путь длиннее, придётся огибать все мыски. Сейчас идёт отлив. Идти по берегу не будет никаких проблем. Ну, что решила? По берегу?

– По берегу.

На берегу было не так уютно, как в лесу, но зато не так страшно. Единственный, кто нарушал тишину – это море. Оно шумело, шептало, нарушая тишину и приглушая звук шагов по морской обкатанной волнами гальке. Вода ушла далеко, обнажив огромные территории песчано-глиняной няши, на которой резвились прибрежные птицы, выискивая червей, моллюсков, рачков, всё, что пригодно в пищу.

Вместо положенных двух часов ребята шли целых три часа. Уставшие, они добрались до деревни только к позднему вечеру. Разошлись заранее, и каждый зашагал отдельно к своему дому знакомой дорогой.

До окончания учебного года Зоя и Паша вне школы больше не встречались. Как-то так получалось, что всё время были какие-то дела: сначала подготовка к экзаменам, потом экзамены, а в свободные минуты родители всё время подкидывали какую-нибудь работу, как будто специально отнимая выдавшиеся свободные минуты.

На выпускной вечер Зойка не пришла. Сколько ни высматривал её Павел, она так и не появилась, а потом исчезла совсем. Поговаривали, что она то ли уехала поступать в учебное заведение, то ли устраиваться на работу.

Пашка заскучал. Точнее скучал он только тогда, когда было свободное время. Алексей Сергеевич сильно скучать не давал. Подошло время основных заготовок, а начались они с заготовки дров. Весенние майские шторма выбросили на берег очередную партию леса, по разным причинам оказавшегося бесхозным и свободно плавающим по воле волн. В конечном итоге этот лес в виде брёвен и всякого хлама всё равно оказывался на берегу.