- Детка, я думаю, теперь тебе стоит спеть песню о любви.
От бабушки я всегда скрывала не только свои прошлые отношения, но и вообще наличие мужчин в моем окружении. Для родителей моя личная жизнь всегда была довольно прозрачной, насколько это было возможно, учитывая, что я вообще не любила много рассказывать о себе. Сейчас же мне стало стыдно оттого, что папа видел меня и Йозефа. Должно быть, он теперь ещё больше беспокоился за мою безопасность, хотя наверняка рассматривал вариант о моем становлении вампиром. Раз папа уже видел ночной эфир, его голос был вовсе не сонным, а грустным.
- Я имею ввиду ту самую песню, которая тебе недавно нравилась. Не помню название.
Это была нелепая маскировка, никакой «той самой песни» не было.
- А что ты будешь петь?
- Ещё не думал.
Папе было совсем плохо, он потерял какую-либо мотивацию выжить самому. Я пока не знала, как ему помочь, казалось, всё, что я скажу, только больше его расстроит. Если я буду говорить, что мы обязательно победим вдвоем, он не поверит. Я могла утешить его, сказав: ты выиграешь шоу благодаря своей популярности, а я попробую привлечь вампира. Но такие слова только сделали бы ему больнее. Я поблагодарила его и вернулась к выбору песни. В итоге я остановилась на вполне приятной песне о снеге над вечно холодным городом, который можно пережить только вдвоем.
Я долго говорила со звукорежиссёром и стилистом про сегодняшнее выступление. У меня сложилось впечатление, будто бы для них этот вечер важнее, чем для меня. Прежде, чем преступить к репетициям, я снова зашла в интернет, чтобы быстро пролистать, чем занимались другие участники. Папа просидел практически весь день в своей комнате. Двое участников из той команды подрались, и одного из них даже возили в больницу, в которой, впрочем, кроме нескольких ушибов и сотрясения головного мозга ему ничего не поставили. Один из них работал менеджером в компании по продаже канцелярских товаров, у него было двое детей и квартира в кредит, его звали Феликс. Второй, Найджел, отсидел в тюрьме за оказание сопротивления полицейскому при попытке отвезти его в отделение, водил в пьяном виде. В больнице оказался Найджел. Бригитта набирала популярность. Оказалось, она тоже успела завести знакомство с вампиром. Он был из конца позапрошлого века, надменный и мрачный, каким и должен быть вампир. Бригитта держалась с ним достойно, мне самой было приятно наблюдать, как она красиво, по-женски обольщает его, будто бы они с ним находятся в равных условиях. Правда меня не покидало ощущение, что он присматривается к ней вовсе не для того, чтобы сделать её себе подобной.
Наше небольшое поселение сегодня было особенно притихшим. Я думала, что даже мои громкие соседи старались вести себя незаметнее. Я выяснила позже, что они в пижамах вышли к звукорежиссеру, чтобы сказать названия песен, а потом оборвали его попытки обсудить выступление грубо и весомо и вернулись обратно спать.
Оставшуюся часть дня я репетировала. У меня не было ощущения, что я стала петь лучше, наоборот, с каждой новой попыткой я нравилась себе всё меньше. Хотелось бросить репетиции, но я не могла позволить себе такую халатность. Мысль о том, что решение остановиться было продиктовано моей слабой волей, и я всего лишь хочу найти оправдание, ссылаясь на отрицательный результат, не дала бы мне покоя. Я не хотела ненавидеть себя, по крайней мере, не в то время, когда я не знаю, выживу или нет. Поэтому я пела и пела, голос мой стал хриплым и лишенным эмоций.
Меня прервали мои новые друзья, которые, наконец, проспались и вышли из своих комнат ближе к вечеру в поисках новых приключений. Они без предупреждения вошли ко мне, сразу заполнив все пространство. Дебби и Рене сели по обе стороны от меня на кровати, Винсент прислонился к стене рядом с картиной, которая так не мне понравилась в первый вечер.
- Как же сладко ты поешь, - сказала Дебби.
- Я лежал на полу и прижимался к холодному камню, чтобы слушать твой голос, - добавил Рене.
- Где упал, там и лежал. Ты же был пьяный, и тебе лень было дойти до кровати.
- Не без этого. Но это не означает, что я не наслаждался голосом Эми.
- В любом случае, спасибо,- сказала я. Я старалась придумать корректную формулировку, чтобы спросить, зачем они пришли. Я была искренне рада, что они здесь, но должна же быть на это причина. Однако я не успела спросить, потому что то, что сделал Винсент, прервало все мои возможные мысленные поиски. Винсент приблизился к картине совсем близко, будто бы рассчитывал, что с расстояния в несколько сантиметров сможет лучше её рассмотреть. А потом он высунул язык и облизал картину, ровно в том месте, где голодный длинноногий пес выхватывал мясо из рук своего хозяина.
- Какая гадость! Что ты делаешь?
- Безвкусица, - ответил он и заулыбался из-за двойного значения своей реплики, - Для завершения этой картины художник должен был пропитать нарисованное мясо вкусом настоящего. Или хотя бы придать характерный запах. Ни того, ни другого я не отметил.
- Мне кажется, картина уже выглядит завершенной.
- Сейчас она не представляет никакой культурной ценности, всего лишь бездумное копирование объектов на холст.
Винсент снял картину с петли, и я увидела камеру, висящую за ней. Лишь объектив возвышался сверху рамы, он был направлен в сторону моей кровати. До этого я даже его не замечала. Камера полетела вниз и с треском ударилась об пол, вызвав во мне бурю негодования от испуга за разбившуюся технику. Винсент открыл окно и выкинул картину.
- Ты что, больной?!
- Совершенно точно больной. Я думаю, мамка пила, пока вынашивала его. Или перенесла краснуху, по крайней мере.
- А я думаю, что отец уронил его в раннем детстве.
Несмотря на то, что Дебби и Рене пытались его оскорбить, лица их не изменились, они даже взглядом не проследили за улетающей в окно картиной.
- Хватит, мама никогда не пила, а отец обладает животной ловкостью даже в самом глубоком опьянении.
- Значит, он уронил тебя специально. Ты сразу никому не понравился.
Наверное, когда у тебя есть родные брат и сестра, всегда ощущаешь их присутствие рядом. У меня было много кузенов, но я не была с ними близка. Наоборот, я ощущала себя более одинокой, когда была рядом с ними. Не было чувства близости и понимания, которое должно быть в одной семье, оттого пропасть между нами иногда была даже больше, чем между мной и другими, случайными знакомыми. Винсент, Дебби и Рене были едины, и, может быть, их совместное участие в конкурсе было ещё более чудовищным, чем моё и папино.
Я ещё немного посокрушалась над чужим разбитым имуществом, но довольно быстро смогла успокоить себя. А что собственно могут сделать мне организаторы конкурса за разбитую камеру и испорченную картину? Оштрафовать меня? Применить ко мне какие-то санкции, вызвав народное волнение, потому что организаторы шоу ухудшают последние недели жизни молодой девушки из-за разбитой камеры? Человек, которому грозит смерть, обретает могущество и безнаказанность, в глазах тех, кому предназначена долгая и счастливая жизнь. Я могу облить дом бензином и поджечь, и вряд ли кто-то осмелится мне что-то сказать.