Пал гордый и неприступный первый форт, разрушенный в боях еще до того, как по условиям войны он был отдан саперам.

Солдат Рашер прямо на поле битвы получает звание полковника; грудь Шайкиндера и Прагера уже украшают ордена; генерал Замчиковский лишен звания за непорядки в дивизии; солдаты Грубман, Ирблюм и Шрайбаум уволены в отпуск по болезни; Маргулес, Корн, Тамрес и Плоцкий познали всю горечь плена.

Разгоряченные боем, обогащенные новым опытом, обе армии готовятся к дальнейшей борьбе.

На оборону второго форта прибывает генерал Пресман (младший). Плечом к плечу с ним будет сражаться Корцаж, герой минувших боев, которому изменила удача. Резерв составит немногочисленный, но сильный отряд - Ротштайн, Апте, Хехткопф и Красноброд. На шестой и седьмой форты прибывают два новых полка, их возглавляют Карась и Альтман.

Враждующие стороны ведут длительные переговоры и решают создать третейский суд для решения спорных вопросов. Суд сходится после предварительного обмена охранными грамотами на середине дороги.

И вот краткая речь перед боем на втором форте:

- Солдаты! Перед вами изорванный кусок серого полотна на надломленном древке. Это честь и жизнь второго форта! Это старое знамя порвано в боях, оно вылиняло на полях сражений, и потому оно нам еще дороже.

Снова обмен депешами через парламентеров. Снова играет горн.

Ободренные успехом, наступающие переменили тактику: короткие, но сокрушительные атаки следуют одна за другой.

Каждая отброшенная тройка немедленно сходится и снова атакует наиболее уязвимую точку форта. Однако защитники учли печальный опыт поражения. У фланга словно замерли три полка, не принимающие участия в общей борьбе, - резерв и надежная защита развевающегося стяга.

Растет число героев, растет и число взятых в плен. Весь пятый полк вместе с командиром попадает в засаду. Герш Рашер, ранее произведенный из рядовых в полковники, получает звание генерала. Отличились Харцман, Гутнер, Корчак, Гебайдер и Шпиргляс. Полковник Хоренкриг за непорядки в отрядах понижен в звании. Солдат Гершфинкель, который во время боя преспокойно сидел на одном из боковых валов и ковырял в носу, предан военно-полевому суду.

Ковыряние в носу - занятие, имеющее многочисленных приверженцев и в мирное время вполне невинное, - превращается на поле боя в преступление, достойное суровой кары, и вызывает возмущение не только у командования, но и у товарищей по оружию.

В конце второго дня боев сапер Фляшенберг нечаянно уничтожил полевой телефон, и снова было заключено перемирие до следующего дня.

Враги подают друг другу руки. Под звуки триумфального марша отличившимся вручают награды - ордена, вырезанные из красной, голубой и желтой бумаги.

На третий день обе стороны готовы пожертвовать обедом, только бы прийти, наконец, к какому-нибудь результату: заставить наступающих отойти и раз и навсегда отказаться от притязаний на крепость, или же, убедив обороняющих в бесцельности дальнейшего сопротивления, вынудить их сдать крепость на почетных условиях.

Однако ни одна из сторон не расположена к уступкам. Второй форт пал только на четвертый день, и то по вине роковой случайности.

Одной из троек удалось ворваться на холм, где укреплено знамя, и отломить кусок древка с гвоздем и обрывком полотнища, шириной не более пяти сантиметров.

Возник вопрос: следует ли считать флаг взятым?

Объявлено перемирие, собрался третейский суд. Затаив дыхание обе стороны ждут результатов. Совещание длится долго, потому что вопрос нелегкий.

- Что же нам - брать ваш флаг по кускам? Разве этот обрывок не доказывает, что флаг был в наших руках? - спрашивают командиры "наступления".

- А разве он не доказывает, - возражает "оборона", - что вы не смогли взять флаг?

Суд заседает на площадке между лагерем и крепостью, и до ушей бойцов долетают только отдельные слова возбужденных ораторов.

Наконец вернулся генерал Пресман, бледный и удрученный, и отдал приказ сдать знамя второго форта врагу, а войску отступить к крепости.

Раздались скорбные звуки траурного марша. У командиров слезы на глазах. Правосудие восторжествовало.

Только мольбы жены и малолетних детей спасли полковника Пергерихта, который стоял у знамени, от угрожавшего ему наказания. И только благодаря мужеству, проявленному в дальнейших боях за крепость, ему удалось вернуть утраченное звание и уважение товарищей.

Командование крепостью принял генерал Лис.

После нескольких неудачных атак наступающие признали крепость неприступной.

Договор гласил:

"Мы заключаем мир на один год. Во владении наступающих остаются два главных и пять боковых фортов. Во владении обороняющих остается крепость".

Следуют подписи и большая сургучная печать.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Князь Крук и его маленький брат. - Корзинки

из камыша. - Почему Бер-Лейб Крук - князь

- Почему вы зовете старшего Крука князем?

- Потому что он такой недотрога, словно князь какой. Ему что-нибудь скажешь, а он уже и обиделся, и играть не хочет.

- А маленький Крук тоже князь?

- Как же! Разбойник он, а не князь!

Старший Крук заботится о брате, дает ему поиграть свой флажок и всегда его защищает. А младший - буян и задира. Старший держит пелерину брата, когда тот играет с мальчишками, по утрам заглядывает ему в уши - чисто ли вымыты, а по вечерам стелет ему постель и заботливо прикрывает его одеялом.

- Что ты так балуешь этого сорванца? - спрашивают старшего Крука. - Драться с мальчишками умеет, а постель застелить не может.

- Пусть играет, - говорит Крук, - он еще маленький, ему только восемь.

- И ты маленький.

- Нет, мне уже двенадцать. Я работаю с отцом на сапожной фабрике. Я уже большой.

Когда ребята плели корзинки из камыша, Крук-старший тоже захотел сделать для брата корзиночку. Сидят мальчишки на ступеньках веранды и мастерят корзинки. Вдруг кто-то и скажи, что Крук взял у него две тростинки. Длинные тростинки очень ценятся у ребят. Слово за слово, и парнишка обозвал Крука вором.

Крук так огорчился, что даже ножик для срезания камыша его не развеселил. Он бросил плести корзинку и за ужином ничего не хотел есть.

- Ешь, Кручек, нехорошо быть таким злюкой. Ведь он сознался, что это твои тростинки, и попросил прощения.

- Я на него не сержусь.

Кручек стал есть, уже ложку поднес ко рту:

- Нет, не могу!.. Когда у меня горе, я никогда не ем.

- А у тебя часто бывает горе?

- Здесь нет, а дома часто...

"Дорогие родители! - писал старший Крук домой. - Во-первых, сообщаю Вам, что нам здесь очень хорошо. Если бы это услышать и от Вас! Мы не скучаем по дому и каждый день ходим в лес. Во-вторых, время мы проводим интересно, и Хаим послушный. Будьте здоровые и бодрые. Кланяемся Вам - я, Бер-Лейб, и Хаим".

Кто-то в шутку прозвал Крука князем. Хоть это и шутка, она не так далека от правды.

Есть два царства: одно - царство развлечений, роскошных гостиных и красивых нарядов. Здесь князья те, кто испокон веков были самыми богатыми, те, кто беззаботнее всех смеются и меньше всех трудятся. Есть и другое царство - огромное царство забот, голода и непосильного труда. Здесь с раннего детства знают, почем фунт хлеба, заботятся о младших братьях и сестрах, трудятся наравне со взрослыми. Чарнецкий и Крук - князья в царстве невеселых мыслей и черного хлеба, они князья по отцам и прадедам; они получили свой почетный титул еще в давние времена.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Обязанности воспитателей. - Генерал становится

лошадью. - Как овцы научили уму-разуму человека

В колонии четыре воспитателя, и каждый по-своему мешает ребятам веселиться.

Господин Герман знает много песенок и всегда боится, чтобы кто-нибудь из ребят не заболел корью или не сломал себе ногу. В его группе нельзя носить с собой палок и лазить на деревья; ему не нравится игра в войну, и, когда ветрено, он не хочет вести ребят купаться.