Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Цель жизни в том, чтобы придать жизни такое качество, которое помогло бы жить невзирая на то, что даже время уже истекло. Жить Вечно. Эта вечность не встроена в человека изначально. Но Она сама так низко склоняется к земле, что ее можно впустить в себя. Человек не обладает Вечностью. Но Она может быть ему подарена.

Итак, у истории есть замысел, есть Смысл. Но если мир делает себя закрытым для Замысла, – то история кончается. Прекращается движение к смыслу, за свои пределы (трансцендирование). Мир прекращает перерастать самого себя. Если мир не стремится за свои пределы – он гниет и исчезает. Так акула, остановившись, тонет.

Еще один парадокс христианства: мир кончится потому, что он должен быть преображен в Божией Любви, – и мир кончится потому, что «по причине умножения беззакония… охладеет любовь» (Мф.24, 12). Мир призван Любовью к вечности, но если он не откликается на этот призыв – он распадается. Следовательно, конец есть разделение. С Богом будет то, что не может не быть. Остальное погрузится в небытие. Когда иерархически низшее навяжет себя среднему – лишь Свыше сможет придти спасение.

Значит, – проблема эсхатологии в нас, в нашей иерархии ценностей. От нас зависит будущее России – Православия – христианства – человечества –Вселенной. Это реализм категорического императива Канта (‘’поступай так, как если бы твоя воля стала бы законом для всей Вселенной, чья история начинается лишь с этого момента’’). Эсхатологическое уточнение кантовской формулы таково: если твоя воля, будучи злокачественной, действительно станет законом для всей Вселенной, – то история Вселенной этим моментом закончится…

Христианство в цивилизации досуга

До некоторой степени утешительно было бы считать, что антихрист некоей неотразимой магической силой насильно навяжет себя людям[18]. Но в том-то и особенность последней исторической трагедии, что «народы со всею охотою сделаются его союзниками»[19]. А для того, чтобы человечество само сделало такой выбор, – в его повседневной жизни должно быть что-то, что подталкивало бы его к подобному волеизъявлению. Антихрист может быть избран и признан только в том случае, если его система ценностей еще до его явления стала господствующей. На смену Евангелию, официально все еще чтимому, приходит иной идеал – и вместе с ним на место человека заступает Масса, умерщвленная своим идеалом. «Так к полному удовольствию нашей современной печати совершится последний фазис христианства и заключатся судьбы всемирной истории. Настанет „хилиазм“, „1000 лет“ блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи, произноситься только либеральные речи, и гидра „национализма“ будет раздавлена… Скучновато. Ах, канальственно скучновато везде…»[20]

В том царстве антихриста, которое описывает Апокалипсис, у человека будет свобода: выбирать того или иного кандидата, купить эту марку холодильника или иную. Но вертикали не будет. По верной мысли Г. Померанца, «само обращение к Богу создает вертикаль, создает новую степень свободы – вверх. Без иерархии высоты свобода неполна – есть только топтанье вправо-влево, вперед-назад»[21]. Мир, в котором нет вертикали, нет иерархии ценностей, – это мир пошлости. Все занижено. Все плоско. Все одинаково. Обо всем можно судить и рядить одномерно. Мы и наши моды – мерило всего. И человек забывает, что он призван к служению. Он забывает, что жить можно только ради того, за что не страшно умереть. Забыв это, он, между прочим, для начала утрачивает и другое знание – знание о том, что « есть истины, за которые можно жить и умирать; есть вторичные истины, есть вторичные истины, за которые нельзя, – за которые мы не имеем права жить и умирать»[22]. Потеряв небо над своей головой, человек теряет ориентацию и, неподсудный никому, сам присваивает себе право судить всё и вся…

27 октября 1998 на моей пресс-конференции в г. Иванове речь зашла о причинах, по которым Церковь выступила против показа фильма «Последнее искушение Христа» по НТВ[23]. И вдруг директор областной телерадиокомпании в Иванове выступил в защиту своего коллеги и соплеменника Гусинского (хозяина НТВ и председателя Российского еврейского конгресса), бросив между делом: «Каждый из нас судит Христа по-своему». И даже после моего возмущения не поправился, что, мол, «судит о Христе». Так действительно точнее: «наши плюралисты» присвоили себе право судить Христа…

Как оторваться от этого плоскостного мышления? «Только путем приобщения к бульшему человек делается свободным от мйньшего, от самого себя, каким он есть сейчас»[24]. Опять же по верному слову Г. Померанца[25]: «Слой сознания, на который действуют инстинкт, идеология, реклама и т. п., – почва нашего неосознанного рабства. Свобода коренится на самой большой глубине, там, где не остается никакого выбора и не мы свободны, а Бог свободно расправляется в нас. Свобода в аду – возможность выбрать другое, выбраться из ада. Но в раю всякое другое – это потеря рая, и свобода любящего есть отказ от выбора. Свобода найти переходит в свободу сохранения найденного; или она разрушает найденное во имя права на вечный поиск (соблазн Ставрогина). Достоевский довел историю Дон-Жуана до конца, который только смутно осознан в легенде: Ставрогин проваливается в ад исчерпанных желаний»[26].

Здесь говорится о высшей свободе: свободе в Боге. Но ведь даже и малая свобода может быть минимизирована – свобода выбирать между Богом и тлением. Человек может быть воспитан так, что он и не узнает о том, что в него заложена такая свобода, что у него есть право на такой выбор. Память о Христе будет погребена тем успешнее, чем привычнее будет это имя. «А что тут думать-то – и так все известно: был такой моралист в древности. Он начал борьбу за права человека. Ну а сейчас у нас совсем свобода!» И вот уже большинство школьников, опрошенных в германских супермаркетах во время рождественских распродаж, оказывается, даже и не знают о том, день Рождения Кого именно они празднуют столь весело и вкусно.

Бог – подлинный Бог – будет забыт. Его лик будет слишком тусклым на фоне рекламных щитов и эстрадно-политических «имиджей». Пригрядшее общество не сможет дать ответ на главный вопрос: «Что значит быть христианином?»

Уже сегодня ответ почти неслышен. На Западе «быть христианином» понимается как «быть порядочным гражданином, исправно платить налоги и в меру заниматься филантропией». На заре ХХ века Бальмонт сказал о Западе (Париже): «Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, и путь по земным направляют звездам» («Здесь и Там»). В середине ХХ века крупнейший протестантский богослов столетия Пауль Тиллих, отвечая на вопрос, молится ли он, возразил: «Нет, но я медитирую»[27]. Ну, а конец века у нас у всех еще на памяти…

В православных странах ответ еще хуже: «быть православным – значит быть русским (болгарином, сербом, румыном, греком)»… По верному наблюдению Георгия Федотова, «слишком много приходит в Церковь эстетов и инвалидов, жаждущих Византии, а не Христа»[28].

Часто политические интересы и национальные чувства ставятся выше религиозного долга и духовной трезвости. Например, газета, в восприятии которой даже я являюсь экуменистом, сама публикует архиэкуменические тексты, вроде обращения к монаршим домам мира: «Все мы искренне радуемся за Ваших подданных, которых Господь не лишил заботливого монаршего попечения, и желаем им процветания и духовного возрастания под надежным государевым скипетром»[29]. А ведь православных государей в мире ныне нет. И если не является экуменизмом убеждение в том, что возможно духовное возрастание неправославных подданных под властью еретических монархов, – то что же такое экуменизм?.. Вообще, «Русский Вестник» – прекрасный пример модернистского вырождения Православия в игру. Люди, никогда и никого не приведшие в Церковь, путающиеся и в своих мыслях, и в богословии, на протяжении многих лет ведут кампанию – по сути – против всех современных православных проповедников.[30] Люди играются в «ревнителей православного благочестия», не задумываясь о последствиях своих игр…

4
{"b":"61669","o":1}