Тут же, на кухне, я приняла еще одно решение: говорить на английском лишь по необходимости, но и тогда – только с Мэтью, Филиппом, Алленом и Пьером. В результате мой разговор с Шефом и его работниками превратился в сплошные недопонимания. К счастью, Ален и Пьер развязывали «лингвистические узлы», добавляя к моему французскому свой окситанский, на котором они говорили с сильным акцентом. Когда-то я мастерски умела подражать. Пришло время вспомнить былые способности. Я внимательно вслушивалась в ритм и музыку местной речи, отмечая слова, произносимые с повышением и понижением голоса. Я уже добавила к списку необходимых покупок несколько словарей. Когда в следующий раз кто-нибудь отправится в Лион, пусть купит их мне.

Я расположила Шефа к себе, похвалив его превосходный хлеб и порядок, который он поддерживал на кухне. Далее я попросила обращаться ко мне без стеснения, если ему что-нибудь понадобится для его кулинарной магии. Но его симпатия ко мне укрепилась, когда я спросила о любимой пище и напитках Мэтью. Шеф необычайно оживился. Он не заговорил, а буквально затараторил, сокрушаясь о худобе милорда. В этом Шеф целиком винил англичан и их пренебрежение кулинарным искусством.

– Разве я не посылал туда Шарля, чтобы заботился о пропитании милорда? – стрекотал на окситанском Шеф, успевая одновременно раскатывать тесто. Пьер старался за ним поспеть, переводя слова повара. – Я лишился лучшего помощника, а этим англичанам все равно! У милорда такой утонченный желудок. Его непременно нужно соблазнять едой, иначе милорд начнет чахнуть.

Я извинилась от имени Англии и спросила, как могу исправить эту досадную ошибку. Правда, сама мысль о том, что Мэтью может стать еще сильнее и энергичнее, почему-то меня пугала.

– Если не ошибаюсь, милорду нравится сырая рыба, а также оленье мясо? – осторожно спросила я.

– Милорду необходима кровь. Но он пьет только свежайшую кровь.

Шеф провел меня в помещение, называемое мясницкой. Там на серебряных крюках висели туши убитых животных. У каждого была надрезана шея и оттуда в поддон стекала кровь.

– Когда мы собираем для милорда кровь, то используем только серебряные крюки. Посуду – исключительно стеклянную или глиняную. Иначе милорд откажется пить, – пояснил Шеф, указывая на туши.

– Почему? – спросила я.

– Другие сосуды добавляют крови свой запах и привкус. А здесь она чистая. Извольте понюхать.

Шеф подал мне чашку. Меня затошнило от металлического запаха. Я закрыла рот и зажала нос. Ален подал знак, чтобы чашку убрали, но я остановила его взглядом.

– Прошу тебя, Шеф, продолжай.

Шеф с одобрением посмотрел на меня и стал рассказывать о других пищевых предпочтениях Мэтью. Я узнала, что он пьет холодный говяжий бульон, сдобренный вином и специями. Мэтью не брезговал кровью куропатки, которую пил понемногу и не с самого утра. Мадам де Клермон была не столь разборчива – Шеф говорил об этом, грустно покачивая головой, – но сын не унаследовал ее отменный аппетит.

– Да, – сдержанно сказала я, вспомнив охоту, на которую брала меня Изабо.

Шеф обмакнул палец в серебряную чашку, отчего тот вспыхнул маленьким ярко-красным факелом. Затем повар поднес палец ко рту и медленно слизал животворную кровь.

– Но больше всего милорд, конечно же, любит кровь оленя-самца. По насыщенности она уступает человеческой, зато близка по вкусу.

– А мне можно попробовать? – нерешительно спросила я, протягивая к чашке мизинец.

– Милорду бы это не понравилось, мадам де Клермон, – с заметным беспокойством произнес Ален.

– Но его здесь нет.

Я опустила мизинец в чашку. Кровь была густой. Подражая Шефу, я поднесла палец к носу, принюхалась. Какие запахи чувствовал Мэтью? Какие оттенки вкуса ощущал?

Стоило мизинцу коснуться моих губ, как в мозг хлынула лавина образов: ветер, дующий на вершине каменистого холма, мягкое ложе из листьев в ложбинке между деревьями, радость безудержного бега. Все это сопровождалось равномерными громкими ударами. Звук бьющегося оленьего сердца.

Видения были недолгими и быстро потускнели. Мне захотелось побольше узнать об этом олене. Палец снова потянулся к чашке, но Ален остановил меня. Увы, информационный голод, разбуженный капелькой оленьей крови, остался неутоленным.

– Полагаю, мадам, нам стоит вернуться в библиотеку, – сказал Ален, послав молчаливое предупреждение Шефу.

Покидая кухню, я сказала повару, что́ подавать Мэтью и Филиппу, когда они вернутся с прогулки. Мы шли по длинной каменной галерее. Одна из дверей – низкая, ничем не примечательная – была открыта. Я резко остановилась перед ней. Пьер, шедший следом, едва не столкнулся со мной.

– Чья это комната? – спросила я.

У меня запершило в горле от пряного запаха трав, подвешенных к балкам.

– Это комната служанки мадам де Клермон, – пояснил Ален.

– Марта, – прошептала я, переступая порог.

На полках аккуратными рядами стояла глиняная посуда. Пол был чисто выметен. К запаху трав примешивался еще один, очень знакомый. Может, мята? Мне вспомнилось, что так же пахла одежда домоправительницы.

Я обернулась. Все трое – Шеф пошел с нами – по-прежнему стояли за порогом.

– Мужчинам входить сюда не разрешается, – признался Пьер и оглянулся через плечо, словно боясь внезапного появления Марты. – В буфетной бывает только сама Марта и мадемуазель Луиза. Сюда даже мадам де Клермон не заходит.

Изабо не нравились отвары и настои из трав, приготовляемые Мартой. Это я знала. Марта не была ведьмой, но ее снадобья лишь немногим уступали творениям Сары. Я оглядела буфетную. Вопреки названию комнаты в ней можно заниматься не только стряпней. Раз уж я оказалась в XVI веке, поучусь управлять не только домашним хозяйством и своей магией.

– На время пребывания в Сет-Туре я хотела бы обосноваться в буфетной.

– Обосноваться? – встрепенулся Ален.

– Да, – кивнула я. – Для занятий алхимией. Пусть сюда принесут для моих нужд два бочонка вина. Желательно самого старого, какое сыщется, но, естественно, не успевшего превратиться в уксус. А сейчас я хочу побыть здесь одна. Посмотреть, что к чему.

Пьер и Ален нервозно переминались с ноги на ногу. Такого развития событий они явно не ожидали. Шеф пришел мне на выручку, спровадив обоих.

Когда из коридора перестала доноситься воркотня Пьера, я оглядела комнату. Поверхность стола хранила следы сотен ножей, отделявших листья от стеблей. Я наугад провела пальцем по борозде и поднесла его к носу.

Розмарин. Трава воспоминаний.

«Помнишь?» – услышала я голос Питера Нокса – колдуна из XXI века. Он донимал меня воспоминаниями о смерти моих родителей и хотел заполучить «Ашмол-782». Прошлое вновь сталкивалось с настоящим. Я невольно глянула в угол возле очага и ничуть не удивилась, увидев знакомое переплетение янтарных и голубых нитей. Помимо них, я ощутила чье-то присутствие. Некто из другого времени. Я протянула к нему свои пахнущие розмарином пальцы, но опоздала. Пришелец успел исчезнуть, нити погасли, а угол вновь стал сумрачно-пыльным.

Воспоминания.

Теперь моя память воспроизводила голос Марты, называвшей травы и учившей меня готовить из них целебный чай. Он оказывал противозачаточное действие, но, когда Марта впервые угостила меня этим горячим напитком, я об этом не знала. В буфетной наверняка найдутся все травы, входящие в состав ее снадобья.

На самой верхней полке, подальше от края, стояла простая деревянная шкатулка. Чтобы ее достать, нужно было пододвинуть стул, однако я поступила иначе. Встав на цыпочки, я подняла руку и направила желание на шкатулку. Таким же образом в Бодлианской библиотеке я однажды достала книгу с верхней полки. Шкатулка послушно сдвинулась на край и соприкоснулась с моими пальцами. Тогда я взяла шкатулку и осторожно поставила на стол.

Под крышкой я обнаружила двенадцать одинаковых ячеек. Каждая была заполнена своей травой. Петрушка. Имбирь. Пиретрум. Розмарин. Шалфей. Семена дикой моркови. Полынь. Мята болотная. Дягиль. Рута. Пижма. Корень можжевельника. Марта обладала достаточными запасами этих трав, помогая деревенским женщинам сдерживать их детородную функцию. Я касалась каждой ячейки, довольная тем, что помню названия трав и их запахи. Однако мое удовлетворение быстро сменилось чувством стыда. Я ведь не знала, в какую фазу Луны положено собирать эти травы и каковы их магические свойства. Сара наверняка это знала, а в XVI веке такими знаниями обладала каждая женщина.