– Парень! С тобой и разговаривать-то не станут. Во-первых, тебе только семнадцать. Во-вторых, таких низкорослых и тощих в гренадеры не берут. Отправят домой, велят отъедаться и пивом укреплять свою слабую плоть.

– Пропустите, и мы еще посмотрим, кого возьмут, а кого нет, – распалял себя Баур, но уверенности в нем поубавилось.

В пункте рекрутского набора его принял немолодой высокий сухощавый фельдфебель, которого, по словам солдат, боялись в части все, даже офицеры, за страстную любовь к дисциплине. Однако фельдфебель на вид не показался Гансу чрезмерно строгим. Он спокойно и внимательно просмотрел его документы, в том числе почетные дипломы за победы на конкурсах по физико-математическим дисциплинам в средней школе, потом сложил бумаги в синюю коленкоровую папку, завязал ее и отодвинул на край стола.

– Молодой человек, скажите мне честно, вы действительно желаете попасть на фронт или у вас имеются иные планы и цели? С такими знаниями по математике, физике и химии вам следовало бы делать кадровую военную карьеру.

Фельдфебель расположил к себе Ганса приветливым обращением, и тот уже было поверил старому вояке в стремлении помочь ему. Он искренне признался:

– Конечно, господин фельдфебель, я желаю служить своей родине. Но, кроме того, я мечтаю стать военным летчиком и понимаю, что единственный путь к этой цели – честная солдатская служба, после которой у меня появится возможность учиться на летчика.

– Вот что я вам скажу, мой дорогой юноша, – фельдфебель поднялся из-за стола, заложил руки за спину и стал прохаживаться по комнате. – Записать вас добровольцем я не могу. Вам еще нет восемнадцати. Ваш рост и вес также не способствуют выполнению воинского долга. Вам будет не под силу таскать полное снаряжение солдата, да еще и винтовку с патронами. Забирайте свои документы, возвращайтесь домой, работайте, изучайте воинские уставы, занимайтесь спортом, усиленно питайтесь. Через год постарайтесь подать рапорт в одну из авиационных частей, дислоцирующихся в Баварии. Больше, к сожалению, ничем помочь не могу.

Ошеломленный и раздавленный Ганс вернулся домой. Мать не могла не заметить, что он находился в скверном душевном состоянии, ни с кем не разговаривал и практически ничего не ел. Вечером она вошла к нему в комнату, села на кровать и своими участливыми расспросами вынудила его к признанию. Выслушав Ганса, она ласково сказала:

– Дорогой мой, ничего страшного не случилось. Фельдфебель указал тебе правильное направление движения. Поверь материнскому чутью: у тебя все будет отлично. Ты станешь не просто летчиком, а самым знаменитым летчиком Германии. Ты будешь счастливым человеком, а вместе с тобой буду счастлива и я.

Ганс вернулся к работе в опостылевшей ему лавке, но всю свою жизнь подчинил мечте. В свободное время он занимался ремонтом велосипедов, пишущих и швейных машинок, учился слесарному делу, в библиотеке перечитал все книги по авиации. Два раза в неделю посещал муниципальный гимнастический зал, накачивал мышцы, прыжками на батуте укреплял вестибулярный аппарат. Он из всех сил старался набрать вес. По утрам съедал горячие булочки, испеченные матерью, запивая их молоком. На обед брал в ближайшей от лавки пивной картофельный салат с майонезом, тушеную капусту с сосисками и кружку пива. За домашним ужином налегал на копченую свинину, бигос, зельц.

Через год Ганса было не узнать. Хотя роста в нем прибавилось совсем немного, из хилого подростка он превратился в лобастого уверенного в себе крепыша. В сентябре 1915 года, набравшись храбрости, он написал письмо самому кайзеру с просьбой помочь в поступлении на службу в запасной авиационный дивизион в Шляйссхаме.

Вскоре пришел ответ, но не из кайзеровской канцелярии, а все из того же Шляйссхама. Ганса Баура извещали, что его обращение перенаправили в запасной авиационный дивизион. Однако в связи с тем, что штат дивизиона был полностью укомплектован, принять его на службу в данный момент не представлялось возможным. В конце стояла, как показалось Гансу, малообещающая стандартная фраза: «В случае необходимости мы обратимся к Вам».

Взбешенный Баур скомкал письмо и бросил его на пол, но ярость быстро улеглась. Он поднял бумагу, тщательно ее разгладил и аккуратно положил в синюю коленкоровую папку, в которой хранились документы будущего летчика.

Вечером Баур написал новое письмо кайзеру с просьбой принять его на службу в морскую авиацию. В письме, не стесняясь, он расписал все свои знания и умения, нахально утверждая, что такими парнями, как он, Его Величество разбрасываться не должен.

Ответ из Берлина пришел на удивление быстро. Военно-морское ведомство предлагало ему срочно прибыть в Вильгельмсхафен для прохождения службы в авиационном полку Военно-морских сил Рейха. А через два дня, заполненных радостными суматошными сборами, почтальон принес еще одно письмо, в котором содержалось предложение поступить во вновь сформированную запасную авиационную эскадрилью в Шляйссхаме. Ганс ликовал, его счастью не было предела. Ни минуты не сомневаясь, он выбрал Шляйссхам в своей родной Баварии.

В конце ноября Баур добровольно поступил на военную службу и дал присягу кайзеру. Изнурительный курс молодого бойца показался ему вечностью. Впрочем, упорные годичные тренировки сыграли свое дело, и по сравнению с другими новобранцами ему легче давались физические нагрузки, а дисциплина и собранность были не только национальной, но и фамильной чертой Бауров.

Через два месяца общевойсковой подготовки его зачислили в авиационную эскадрилью. Командир эскадрильи, просмотрев документы Ганса, с удовольствием заключил:

– Нам, Баур, с вами повезло. Таких грамотных солдат, как вы, мало, а потому назначаю вас штабным писарем эскадрильи. Поздравляю!

Ганс, уже видевший себя в кабине пилота, был оглушен решением командира. С усилием уняв огонь душевной обиды, новоиспеченный писарь отправился исполнять свои обязанности.

Берлин. 29 апреля 1945 года

Рано утром Савельев c автоматчиками, сапером и проводником-немцем быстро и без особых проблем добрался до Вильгельмштрассе по колодцам телефонных сетей. Однако, приподняв канализационный люк и увидев метрах в двухстах объятое пламенем огромное здание рейхсканцелярии, майор понял, как до него еще было далеко.

Шел жестокий бой, вокруг здания сплошной стеной рвались снаряды и мины, сотрясая землю, казалось, до самого ее ядра. По приказу командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Жукова начинался генеральный штурм последней цитадели фашизма – Рейхстага.

Группа вернулась обратно, и весь день продолжала допросы пленных и гражданских лиц. Сопоставляя по крупицам полученную информацию, анализируя документы, добытые разведчиками за последние сутки, Савельев пришел к выводу, что Гитлер действительно находится в здании имперской канцелярии, а именно, в бомбоубежище, расположенном глубоко под зданием.

Майор доложил свои соображения полковнику Грабину и получил указание проникнуть в рейхсканцелярию вслед за штурмовыми группами. Он должен был находиться в контакте с командирами стрелковых подразделений и группой подполковника Кирпиченко, начальника отдела контрразведки Смерш 79-го стрелкового корпуса, действовать с ними сообща, задерживать всех немцев и помещать их под усиленной охраной в близлежащих подвалах, опечатывать и доставлять в распоряжение Грабина все обнаруженные документы. Группу Савельева усилили офицерами – оперативниками, военными переводчиками, взводом автоматчиков.

К вечеру впервые крупно повезло. Разведчики задержали медсестру Ильзу Шмуц, выбегавшую из здания имперской канцелярии. Шмуц уверяла, что хотела найти свою мать, которая больна диабетом и находится в одном из ближайших подвалов или бомбоубежищ. Медсестра еще до полудня сопровождала раненых солдат с узла сопротивления на улице Фоссштрассе до единственного уцелевшего в центре укрытия – бомбоубежища имперской канцелярии.

– Уверяю вас, фрау лейтенант, – заговорщицки говорила она Сизовой, – господин Гитлер там. Конечно, сама я его не видела. Но солдаты охраны, врачи, медсестры и санитары госпиталя, который разместился в бомбоубежище, часто встречали фюрера в подземелье.