Последний узел никак не хотел развязываться, и Сема предложил его перерезать ножом.
– Семен Григорьевич, как можно! Это же парашютные стропы, капрон. Ему же цены нет, а вы предлагаете порчу делать.
Наконец-то справившись с последним препятствием, Зиновий откинул брезент и вытащил картину в тяжелой позолоченной раме, прикрывающую гору трофейных вещей. Широкий ступенчатый багет обильно украшали лавровые ветви, на которых восседали пухлые амуры, играющие на лирах и кифарах. Верхнюю часть рамы венчала композиция из роз с причудливыми завитками. Стряхнув рукавом пыль с холста, сосед передал ее Семену.
– Семен Григорьевич, как вам эта живопись?
– Вам чтобы продать или просто поговорить за искусство?
– Ви интеллигентный человек, и мине интересно ваше мнение.
– Ну, тогда я имею пару слов по этому вопросу. Холст, конечно, не первой свежести, но дамочки на нем очень даже аппетитные, как все, что лежит у них на столе. Пейзаж позади застолья видел и покрасивее. Можете мне поверить как бывшему учителю географии. А вот рама – щикарная вещчь. Такую можно только в музее увидеть, поэтому вставьте в нее зеркало и впечатляйтесь себе на здоровье всю оставшуюся жизнь.
– Сема, ты же знаешь, что я не могу спуститься без твоей помощи, – вновь дала о себе знать тетя Сара. – Разверни шедевр мине лицом, и я буду спокойна, за что идет разговор. Коленки у меня болят в последнее время, Зиновий Аркадьевич! Возраст! – переключилась она вновь на соседа. – Ви хочите уже ее продать или просто похвалиться?
– Я желаний таких не имею, но обещаю подумать. Добочка, риба моя! – обратился Зяма к жене. – Взгляни на то, что держит Сема, и не экономь слов. Хотя можешь уже не говорить, потому что твой муж видит, как сердце стучит наружу через красивую грудь. Несите, уважаемый Семен, эту композицию и поскорей возвращайтесь. У меня еще есть чем вас порадовать.
* * *
После картины Зиновий извлек из люльки увесистый сверток, который оказался не чем иным, как немецким дождевиком. Черное двубортное пальто из брезента на каучуковой основе было таким тяжелым, что девятилетнему Яшке пришлось перекинуть его через плечо, чтобы унести подарок в дом.
– Тащи, сынок. Специально для тебя вез. Сам не надевал, чтобы из винтаря кто-нибудь по ошибке в меня не стрельнул, приняв за беглого немца. Завтра же отдадим его дяде Гуле. Он из него сошьет добротную куртку. До конца школы носить будешь: сносу этой ткани нет.
– Пап, дядя Гуля не захочет фашистскую одежду перешивать.
– Почему?
– Немцы его семью расстреляли. Мама сказала: «Он теперь каждый день водку пьет».
– Стало быть, беда не обошла стороной их дом. Сынок, к вечеру беги до дяди Гули и пригласи его в гости. За куртку не переживай, сами пошьем. Твой папа сказал и сделал. Папа из Германии швейную машинку привез и иголок запасных целый мешок.
– Зиновий Аркадьевич, если мой слух миня не обманывает, ви говорили за швейные иголки? Так я бы была рада, если бы ви продали самую маленькую коробочку. Конечно, их можно и на базаре купить, но имейте жалость к моим ногам. Ви думаете, Семена можно одного туда посылать? Задумайтесь на минуточку! Барыги враз его обманут и подсунут вместо швейных патефонные. Кстати, а патефонных у вас случайно нет? Есть! Золотой ви наш человек, шоб ви были нам всегда здоровы. Семочка, не смотри на меня так. Я уже замолчала и не мешаю переезжать из коляски в дом.
Когда основную часть вещей перенесли, Зиновий извлек из люльки швейную машинку.
– Вот, Добочка, теперь она твоя. Прошу освоить и полюбить заграничную красавицу. Это тебе не от «Singer и Попов», которые ломаются после каждой строчки. Это качество, Доба, и долговечность. Думаешь, она не возьмет этот прорезиненный брезент? Жена, она его прошьет, как шелк, и не споткнется на складке.
Дебора с осторожностью приняла подарок и поставила на землю. Погладив полированный футляр, она повернула торчащий сбоку резной ключик и сняла крышку, обнажив чугунное тело машинки. Расписная платформа плавно сливалась с корпусом, образуя с ним одно целое и восхищая всяк смотрящего совершенством формы и предполагаемыми возможностями. Горизонтальную стойку рукава украшала золотая надпись «Singer», а у основания вертикального рукава красовался блестящий железный жетон с тисненым изображением челнока и нитки. Вся эта красота была обрамлена деревянным корпусом под цвет футляра.
Дебора нерешительно дотронулась до ручки и крутанула ее пару раз. Маховик плавно тронулся с места и привел в движение зубчатое колесо. От вращения иголка бесшумно вошла в отверстие стежечной пластинки и, захватив в челноке нижнюю нить, с легкостью вытянула ее на поверхность, замерев в верхнем положении. Увидев, как ровно работает машинка, Дебора улыбнулась.
– Зиновий, – обратилась она к мужу, – ты знаешь, что я тебя очень сильно люблю, но с этой минуты я люблю тебя еще больше. После тебя и Яшеньки – это самое лучшее, что у меня есть. Мне кажется, машинка похожа на нашу жизнь. Посмотри, как она работает. В ней все взаимосвязано. Верхняя нитка не сделает строчку без нижней, а шов никогда не будет красивым, если натяжение ниток разное. Так и мы с тобой. Я не могу без тебя, а тебе без нас плохо. Зяма, это называется гармонией. Понимаешь?
– Еще как понимаю, – произнес Зиновий, обнимая жену.
– Дебора Казимировна, – раздался голос тети Сары, – я вам больше скажу! Гармония у мужчин начинается с платьев, в которые мы одеты. Они же лучше всякой машинки прошивают их глазами. Можете мине поверить. Вот ещче чего хотела сказать. Обязательно проверьте остроту иголочки перед тем, как начнете шить, а иначе она испортит ткань. Машинка не новая, все может быть. Если иголка тупая, ваш муж, Добочка, должен взять шлифовальный камешек и сделать по нему иголочкой несколько раз туда-сюда. Не отходите в этот момент далеко от него и наблюдайте, чтобы он не переточил ушко. Если оно сильно заострится и начнет резать нитку, то не огорчайтесь. Тетя Сара снова вам поможет. Пропитайте ниточку маслом и посыпьте ее наждачной пылью. Поводите ей взад и вперед, взад и вперед, и ушко снова сделается гладким. Ну, не буду вам мешать, а пойду поставлю тесто. Вечером будут пироги, милости просим.
– Пап, а это что? – спросил Яшка, вытаскивая из коляски деревянный ящичек.
– О, замечательная штуковина, сынок. Микроскоп называется. Отдай его Менделю. Я специально для него вез.
– Зиновий Аркадьевич, вы даже не представляете, что сейчас отдаете, – дрожащим голосом произнес юноша. Он с трепетом взял полированный ящик и открыл крышку.
На подковообразной подставке красовался латунный аппарат с двумя линзами и выгравированной надписью «Carl Zeiss».
– Кто бы мог подумать! Микроскоп Карла Цейса! Это же первые апохроматические линзы! Лучшая оптика конца XIX века. Дядя Зяма, хоть это уже и музейный экспонат, но вполне пригодный для работы. Все шарниры и винты абсолютно рабочие.
– Зиновий, – прошептала Дебора, – а ты не поторопился расстаться с такой замечательной вещчью? Может быть, он нам самим пригодится.
– Зачем?
– А например, нитку в тонкую иголку вставлять или занозы вытаскивать.
– Жена, поверь мне, за этим юношей большое будущее. Я хоть и не очень грамотный человек, но одно я усвоил в жизни твердо: нельзя экономить на образовании детей, даже если они не твои. Под Берлином госпиталь разбомбили, – вернулся к теме Зиновий, – так в лаборатории чего только мы не увидели. Баночки, колбочки, порошки в жестяных коробочках, а на каждом столе по микроскопу. В шкафах добра всякого, нам непонятного, напихано. Я сразу про тебя вспомнил, Мендель. Бери, учись на благо нашей Родины и считай, что это тебе компенсация от Германии.
– Пап, пап, – заволновался Яша, чувствуя, что от него уходит что-то очень нужное. – Я тоже такой хочу. Не отдавай. Он красивый.
– Сынок, не жадничай. Ты думаешь, что твой папа о тебе не помнил? Загляни под сиденье и сделай себе выбор.
Яшка пулей подлетел к мотоциклу. Откинув сидушку, он увидел несколько деревянных ящичков. В самом большом он обнаружил две пилы, несколько видов щипцов, долото и пару скоб. Все это блестело и было не очень похоже на строительный инструмент. Во втором лежали комбигубцы, флацаки, ножницы-бокорезы, шаберы, тисочки и что-то такое, что предстояло еще выяснить. Третья коробочка была меньше всех остальных. Яша осторожно нажал на кнопочку, и крышка с легкостью откинулась, раскрывая секрет содержимого. В пазах на красном бархате красовались никелированные плашки, рифели, метчики, надфеля, миниатюрные напильнички и несколько видов пинцетов. Ребенок не знал названия инструментов и не понимал, для чего их привез отец, но он чувствовал, что с этим богатством теперь их жизнь пойдет совсем по-другому.