– Все, что я говорил, было сказано по существу, Спартак, – гордо вскинул голову галл.
Я промолчал, надеясь, что в наш спор вступят остальные члены совета. Однако грек Икрий и бербер Тарк сегодня молчали, предпочтя остаться в стороне, угрюмые, погруженные в себя с головой. Нумидиец Висбальд покачал головой.
– Мне нечего сказать, – отрезал он.
Рут, который разошелся и никак не мог успокоиться, поднял руку, обращая на себя внимание.
– Вы понимаете, что поведете людей на убой? – язвительно спросил он.
– На убой? – Каст вдруг расхохотался. – И это говорит мне бравый гопломах? Ты предпочтешь быть распятым, нежели пасть в бою, Рут? Или же ты видишь другие выходы? Отчего тогда собирать совет? Ты же германец? Выйди и расскажи своим братьям то, о чем думаешь! Может быть, они поверят тебе больше, чем мне, галлу!
Мне показалось, что я услышал, как скрипнули зубы Рута. Я понимал, о чем говорит Каст. В лагере восставших царили уныние и упадок – никто не верил в возможность прорыва римских укреплений. Казалось, вот-вот – и Красс возьмет лагерь голыми руками. В таком случае несчастных ждало неминуемое распятие, самая ужасная и позорная смерть из тех, что только можно было себе представить. Сейчас же судьба распорядилась так, что восставшие получили шанс с честью пасть на поле боя. Загнанные в угол, они попросту не видели других альтернатив и возможностей. Тут же моим людям выпадал такой шанс!
– А как же старики, женщины и дети, Каст? Знай, что я терпеть не могу тебя и потому плевать хотел на твою судьбу, но что будет с этими несчастными после того, как ты падешь в бою? Не перекладывай ответственность!
– Не твое собачье дело, гопломах! – вспылил Каст, которого слова Рута задели за самое больное. – Спартак, с каких это пор этот огузок входит в наш военный совет, да еще и получил право открывать свой рот вместо того, чтобы пасти своих лошадей?
Я пригласил Рута, ранее никогда не бывавшего на совете прежнего Спартака, по одной простой причине. Гопломах был единственным из тех, кто в новом для меня мире вызывал наибольшее доверие. Увы, вопрос Каста остался неотвеченным, так как в разговор вмешался Ганник.
– У тебя в распоряжении есть четыре хромых коня, привяжи свою задницу к сбруе покрепче да скачи отсюда прочь, пока глаза глядят. Вот только не отбей яйца о хребет своей кобылы, германец! – фыркнул он и, изобразив пренебрежение на лице, несколько раз ударил одной ладонью о другую по касательной, издавая приглушенные хлопки. – Пошел! Пошел!
– А ему и так хорошо, у него своя грива, вот только яиц, кажется, нет, – усмехнулся Каст. – Или Спартак вручил тебе рудис, и ты больше не будешь драться, а, Рут?
Рут на глазах побледнел и крепко сжал рукоять своего гладиуса. За клинок схватился Каст, который сделал шаг навстречу Руту. Казалось, еще немного, и гладиаторы будут готовы обнажить мечи. В воздухе витало напряжение. Достаточно было малейшей искры, чтобы совет перерос в драку. Этого нельзя было допускать. Я встал между ними и выхватил из ножен свой гладиус.
– Отставить! – Мои глаза сверкнули. – Первому, кто…
Я хотел в красках рассказать, что будет с тем, кто посмеет первым обнажить свой клинок, и с каким превеликим удовольствием я выпотрошу кишки наглеца, как Рут выхватил спату, а Каст гладиус и гладиаторы с ревом бросились друг на друга.
– Уйди, мёоезиец! – прошипел гопломах.
Рут схватил меня за плечо и попытался оттянуть в сторону. Я сделал два шага назад, после чего вложил всю массу своего тела в апперкот, который прилетел точнехонько в массивный подбородок гопломаха. Несмотря на это, Рута, имевшего чугунную голову, только лишь повело. Германец подался назад, переступил с ноги на ногу, споткнулся о скамью и только после этого рухнул наземь, вернее, уселся на пятую точку и принялся мотать головой, приходя в себя. Не останавливаясь, я встретил прямым ударом ноги в грудь Каста, которого такая техника застала врасплох. Дыхание Каста сбилось, он выронил из рук свой клинок. Удар пришелся в солнечное сплетение, поэтому бедолага принялся судорожно хватать воздух ртом, словно рыба, выброшенная прибоем на берег. Я подобрал мечи обоих гладиаторов и бросил их на стол. Противно брякнул металл.
– Какие-то возражения? – Я перевел взгляд на Ганника, который, впрочем, так и остался сидеть на присядках.
– Я тебе чем-то мешаю? Или хочешь подраться? Только скажи! – расплылся в улыбке Гай.
Повисла давящая тишина. Разговор зашел в тупик, но я просто был обязан дать понять, а кому-то напомнить, кто здесь главный. Ни у Ганника, ни у Каста не должно было остаться никаких сомнений на этот счет. Рут, в свою очередь, раз и навсегда должен был уяснить, чем чревато самовольство среди моих офицеров. В случае надобности я готов был покончить с любым, кто ослушается приказа, и поставить на место провинившегося нового человека. Чтобы хоть как-то спустить пар, я начал мерить палатку короткими шагами, чувствуя, как пружинят мои ноги от напряжения.
Ганник и Каст хотели жить. Сложно обвинять людей, которые руководствуются таким простым и понятным желанием. Казалось, они понимали нас с Рутом, но все вместе мы не могли найти точек соприкосновения, от которых можно было бы оттолкнуться и вести диалог. Я злился на самого себя, проклиная все вокруг, что не могу подобрать нужных слов, и терял время, пока Марк Красс готовил свой легион к наступлению. В голове крутились всевозможные варианты.
Может быть, стоило разрешить германцу и кельту довести дело до конца и схватиться в честном бою? Впрочем, окажись сейчас в моей палатке труп одного из гладиаторов, проблема все равно бы никуда не ушла, а я бы лишился незаменимого бойца.
По факту же Ганник и Каст, будучи неким голосом масс, четко сформулировали и обозначили свой посыл – подавляющая часть восставших хотела римской крови здесь и сейчас. Любые мои слова, доводы, призывы будут сказаны впустую. Германцы и галлы, формирующие львиную долю моего войска, ратовали за немедленный бой с римлянами. Сражения не избежать. Все, что я мог, – перебить ставку в этой игре. Сделать все, чтобы взять ситуацию под контроль и выйти победителем.
Каст и Рут пришли в себя и смотрели на меня исподлобья. В глазах Рута застыл укор. Гопломах грузно поднялся на ноги, отряхнулся и забрал со стола свою спату. Могучий гладиатор явно не понимал, за что ему досталось от меня. Каст с вызовом посмотрел мне в глаза, но я покачал головой. Тогда гладиатор, массируя одной рукой ушибленную грудь, второй схватил свой гладиус со стола и засунул его в ножны.
Я продолжал мерить шагами палатку вдоль и поперек, сделав, наверное, уже с тысячу шагов. В тишине, воцарившейся в палатке, было слышно, как подошва чиркает о землю. После привычной обуви, которую я носил в России, зимой эти римские сапоги, несмотря на закрытый носок, ни капельки не спасали меня от холода. Привык я быстро, не такое доводилось терпеть. Прежний Спартак снял эти сапоги с одного из убитых римских центурионов-примипилов из армии разгромленного претора Вариния. Правда, тогда восставшим противостояло совсем другое римское войско – до децимаций, до Красса… Я вдруг остановился и уставился на кончики своих сапог. Задумался. Армия Красса славилась тактикой и выучкой – победить эту машину для убийств было невозможно, не противопоставив ей точно такой же маневренности, тактической обученности и дисциплины. Мое войско не отличалось подобной выучкой, но ведь с точно такой же римской армией в распоряжении были биты Вариний, Лентул, Геллий! Так стоило ли тягаться с римлянами там, где они объективно превосходили нас? Я знал, что в индивидуальном мастерстве бойцы, собравшиеся в моем лагере со всех концов Южной Италии, из разных гладиаторских школ, значительно превосходили римских легионеров! Это был джокер, который я мог выложить на стол. Оставалось понять, как этим козырем можно грамотно воспользоваться, чтобы достать его в нужный момент из рукава. Мысли лихорадочно завертелись в голове. Удалось нащупать нужную нить, и казалось, вот-вот верное решение окажется под рукой.
