Я стал искать. Менялись улицы, наклонялись навстречу дома. Пружинили под ногами тротуары, и качались травы. Солнце уходило за купол старинного крепостного собора.

Наконец я увидел Мальчика и Братика. Они стояли у массивных ворот бревенчатого дома. Дом был похож на деревянную крепость.

Мальчик стоял, прислонившись к столбу калитки, а Братик лениво качался на прогнувшейся доске тротуара.

-- Куда вы исчезли? -- обрадованно сказал я. -- Бегаю, ищу...

-- Никуда, -- равнодушно сказал Мальчик.

-- Пойдем наверх.

-- Нет.

-- Почему?

-- Не знаю.

-- Ну... разве здесь лучше?

-- Не знаю... -- опять сказал он. -- Не пойму. Здесь все какое-то ненастоящее. Будто все только кажется. -- Он пошатал доску забора, словно проверял: может быть, и она не настоящая. Я не удивился, только стало обидно.

-- А я? -- спросил я с неожиданной горечью. -- Значит, и я не настоящий? Ну, посмотри... -- Я протянул ему ладонь.

Он подумал, взял меня за рукав. Потом его узкая ладонь охватила мою кисть.

-- Ты? Ты настоящий? -- сказал он как-то светло и радостно.

И я понял, что он мне нужен, что я хочу такого друга.

Помню, что с этого момента я стал звать его по имени.

А Братик смотрел на нас молча и покачивался на доске.

Над крышами зеленел край холма, и острые башни с флюгерами белели, как декорации к сказке. Глядя на башни, Валерка сказал:

-- Мы жили здесь... Вернее, здесь, но... не так. Крепость была целая, и башни новые. И люди там жили... А кругом поля. И такая высокая трава. Она при луне как серебро.

-- Когда это было? -- опросил я, и стало немного страшно. Он вздохнул и, как бы делая трудный шаг, тихо ответил:

-- Ну... наверное, пятьсот лет.

-- Да, -- неожиданно подтвердил Братик.

Как будто холодная волна прошла между нами. Словно все эти пятьсот лет дохнули ветром, чтобы развеять нас в стороны. Я торопливо шагнул ближе к Валерке.

-- Слушай... А может быть... это тебе только приснилось?

Он не обиделся и не ответил. Только головой покачал. Потом сказал:

-- Это здесь, как во сне... если бы не ты.

И было так хорошо, что он сказал: "Если бы не ты". Значит, он тоже хотел, чтобы я был. С ним!

Но это время... Пятьсот лет!

-- Как же ты... Ну, как вы попали сюда?

-- Я расскажу. Потом, ладно?

Мы помолчали.

-- А как вы живете, у кого?

Валерка небрежно оглянулся на дом.

-- Не знаю. Мне все равно. Какие-то старики... Вот он знает, наверное... -- И Валерка посмотрел на Братика. Тот молчал и понимающе слушал нас. Видимо, он знал. Кажется, он вообще знал больше брата.

-- А... -- начал я и вдруг замолчал, устыдившись пустых слов. Отчетливо и на всю глубину вдруг почувствовал, какая же тоска должна быть у этого мальчишки. Как ему хочется домой, где новые белые башни и лунная трава у крепостных стен.

-- И никак нельзя вернуться?

Он медленно поднял глаза на меня и пожал плечами.

И тогда опять на цыпочки встал Братик. Он что-то сказал ему. Валерка слушал недоверчиво, но внимательно. Потом произнес вполголоса:

-- Да ну... сказка.

Братик зашептал опять. Валерка виновато взглянул на меня.

-- Он говорит, что, если найти очень старый дом... со старинными часами...

-- Ну?

-- И перевести часы назад...

-- На пятьсот лет? -- спросил я у Братика.

-- Да, -- шепотом сказал он.

-- И тогда что?

-- Тогда, наверное, порвется цепь...

-- Какая цепь?

-- Не знаю...

-- А откуда ты все это взял?

-- Не знаю... -- Он чуть не плакал, оттого что не знает.

Валерка ласково взял его за плечо.

Я сказал:

-- Рядом с нами есть очень старый дом. Он заколочен.

-- А часы?

-- Надо посмотреть.

Но я уже был уверен, что часы там есть.

...События нарастали, и время ускоряло бег.

Я помню пустой солнечный двор старого дома. Крыльцо с витыми столбиками, потрескавшиеся узоры на карнизах, галерею с перилами. Окна и дверь были забиты досками. Мы подошли к окну.

-- Надо оторвать доски, -- сказал я.

-- А если увидят? -- засомневался Валерка.

-- Все равно, лучше сейчас оторвать. Если сейчас увидят, скажем: просто так, поиграть хотели. А если ночью заметят, решат, что воры...

-- Давайте, -- согласился он.

И тут пришел страх. Непонятный и тяжелый. Это бывает лишь во сне: кругом пусто и солнечно, а страшно так, что хочется бежать без оглядки. Но если побежишь, ноги откажут и случится что-то жуткое.

Я не побежал. Тугим, почти физическим усилием я скрутил страх и взялся за край доски. Валерка -- за другой. С отвратительным кряканьем выползали ржавые гвозди.

Освободив окно, мы пошатали раму, и створки мягко разошлись. В доме стоял зеленый полумрак, пробитый пыльным солнечным лучом.

Часов мы не увидели, но из глубины доносилось тяжелое металлическое тиканье. Страх медленно проходил.

-- Лезем, -- прошептал я.

-- Надо в полночь, -- возразил Валерка.

-- Конечно! -- сказал я с неожиданной досадой. -- Ну конечно! Все такие дела делаются в полночь... Чушь какая-то!

-- Да не обязательно, -- откликнулся он виновато. -- Но стрелки можно вертеть, пока бьют часы. Вертеть надо очень долго, а в полночь часы бьют дольше всего.

На это нечего было возразить.

Мы закрыли окно.

-- Слышишь? -- вдруг спросил Валерка.

-- Что?

-- Труба играет. Далеко-далеко.

Я не слышал. И сказал:

-- Наверное, электричка трубит.

-- Да? -- неуверенно проговорил он. А Братик посмотрел на меня осуждающе.

И тут наступил вечер.

...Мы снова поднялись на холм, к развалинам стены, и сели на пушку. Она еще не остыла от дневного солнца. От стены тоже веяло дневным теплом, но воздух посвежел. Резко пахло холодными травами. Последние краски дня перемешались с вечерней синевой. И встала круглая луна. Очень большая и какая-то медная.

-- Луна была такая же, -- вдруг тихо сказал Братик.

Я не видел его, потому что между нами сидел Валерка. Я наклонился и посмотрел на Братика. Мне показалось, что он плачет, но он просто сидел, упершись лбом в колени. И теребил траву. Потом он резко поднял голову.

-- Опять, -- напряженно сказал Валерка. -- Слышишь?

Я прислушался и на этот раз действительно услыхал, как играют горнисты. Далеко-далеко. Пять медленных и печальных нот перекатывались в тишине. Вернее, где-то позади этой тишины, за горизонтом уснувших звуков. "Та'-а-та' та'-а-а-та".