Я обещал себе не спать, но провалился в сон, как только поставил тонкий шар невнимания вокруг гаража. Более серьезная защита обеспокоила бы город, для которого я – крошка угля, попавшая в глаз.

Во сне было тепло, и темно, и спокойно.

Затем сон переменился. Прикованный железом к железу, я горел, и пламя душило меня, забирается плотными горячими жгутами в рот и нос. “Мой!” – с жадной ненавистью шептало оно, – “Ты весь мой!”

Огонь облизывал, выжигал кожу в металлическую корку – но нечто внутри меня оставалось холодным и гнилым.

– … пережую твои кости. – Услышал я свое бормотание.

Сел, отшвыривая видения и плащ, которым укрывался. Спина взмокла, под кожей поселилась дрожь, а в горле было сухо и горячо.

Историк, сидевший напротив, дернулся, испуганный моим движением, – из пластикового стакана в его руке выплеснулась на пол темная жидкость.

Парень затер лужу стопой. Он сидел, кутаясь в тонкое клетчатое одеяло, спиной к стене, лицом ко мне.

Царапина, которую ему на скуле оставил нож блондина, воспалилась. Он был юным, и уставшим. Круги синяков под темно-карими, почти черными глубоко посаженными глазами. Правый сильно косил внутрь – казалось, он смотрит сквозь меня.

На самом деле – на то, что за моей спиной.

Я оглянулся.

Прямо за мной – старая железная дверь на засове. Под дверью – блондин-Убийца, в одной руке – чашка, в другой – кукри.

– Открывай . – Поднимаясь, сказал Историк блондину. – Открывай. Я уйду.

– Не вопи. – Блондин тоже встал. – Всех разбудишь.

Убийца привел нас в свое убежище: гараж, превращенный наполовину в оранжерею – с кадками высоких остролистых растений – наполовину в склад, с многочисленными заколоченными ящиками. Похоже, что он тут еще и живет: сумки, сваленная на мешок одежда, маленький телевизор, раскладушка, батареи банок из-под кофе и консервов.

Гараж располагался среди лабиринта таких же гаражей, на окраине города. Пыль, бензин, растворители, железо. Хорошее место прятаться от тех, кто идет по запаху крови.

Нас здесь шестеро, включая меня. Двое моих студентов, девушки, еще один парень. Спальные мешки достались девушкам. Рассвет через час.

– Они нас найдут. – Подошел историк вплотную к блондину. – Найдут и сожрут. Понял? Отвали от двери. Пусть вас здесь… я ухожу, короче.

Голос его сорвался на хриплую дрожь. Сжатые в кулаки руки тоже дрожали.

– Нет. – Блондин. – Утром будет безопасно.

Он говорил уверенно. Так уверенно, что ясно: сам на это не надеется.

– Отойди от двери. – Прошептал историк.– Мне нужно выйти!

Ростом оба парня одинаковы, но блондин мощнее. С другой стороны, я видел как они дрались – Историк ему не проиграл.

– Выпусти меня отсюд…да! – Голос Историка сорвался, по бледному лицу пошли яркие пятна.

– Пусть идет. – Поднялся я. – Ты же видишь, ему нужно на воздух.

Блондин хмурился и не двигался.

Историк вдруг ткнул его кулаком в грудь.

Не вкладывая силу, но парень сложился, хватая воздух ртом. Историк вцепился двумя руками в ручку двери, лихорадочно дергая. Остановился. Сбросил засов.

Блондин, все еще не выпрямившись, оттолкнул парня от двери. Схватил упавший на пол нож-кукри, унесенный от вампиров.

– Не нужно. – Я встал у него на пути.

Историк повернул наконец ручку. Дернул дверь на себя. Еще раз на себя. Сообразил, что в другую сторону – и выскочил, впустив в убежище холодный ночной воздух. Дверь захлопнулась за ним с клацающим железным звуком. Девушка, завернувшая одолженной курткой голову, пробормотала во сне что-то и свернулась калачиком, оплетая себя руками и ногами еще плотнее.

– Он же сейчас вызовет копов! – Блондин.

Шагнул к двери – остановился, когда я вновь преградил ему путь:

– Как? В небо крикнет?

Убийца насупился:

– Этот козел все равно кого-то позовет.

– Никого он не позовет. И никуда не уйдет. – Я прислушался. – Он рядом.

Блондин мне не верил.

– Он не уйдет. – Повторил я. – Снаружи темно, он испуган. А ты кричишь и разбудишь девушек.

На слове “девушка” убийца выпрямился, резко оборачиваясь. Как будто пытаясь увидеть призрака за своей спиной.

Он был среднего роста. С крепкими плечами и шеей, с татуировкой сбоку шеи: свернувшийся восьмеркой дракон. Пышными пшеничными волосами, неровно срезанными чуть ниже ушей, в которых блестел десяток пуссетов. Широкими черными бровями, сросшимися над переносицей и жестким изгибом губ. На пару лет младше меня, но с ранними тонкими морщинами горечи у рта.

– Конрад. – Протянул я руку, пытаясь отвлечь его внимание от пустоты. Пустоты, в которой пока ничего не было, но если так внимательно вглядываться – появиться.

Прошло несколько секунд, прежде, чем парень, повернулся ко мне.

– Давид. – Крепкое, но дребезжащее от внутренней дрожи, рукопожатие. Крепкое и неполное. Половины большого пальца у него не было. Зато на обрубке блестел железный перстень.

– Тебе нужно успокоиться, Давид.

Неразборчивое слово в ответ.

Давид носил плотную старую кожанку. Под неё и спрятал нож, достав пачку сигарет из внутреннего кармана. Несколько раз щелкнул зажигалкой – слишком быстро, чтобы появилось пламя. К отсутствию половины пальца он, похоже, привык. Но руки у него тряслись и огонек то появлялся, то гас. Я усилил его, поддерживая мгновение, пока Давид прикуривал.

Огонек напомнил сон: в огне был демон, демон душил меня, пробираясь через рот к мозгу.

Давид затянулся. Выдохнул кашлянув. Обогнул меня – уже спокойно, и вышел на улицу. На этот раз я не мешал. Я вышел следом.

Давид курил, прислонившись к окрашенной красным стене гаража. Глядя вперед – там, на границе тьмы и света, на земле, спрятав лицо в коленях, сидел Историк. Он так и не вышел за светлый круг, созданный ближайшим фонарем.

– Это не твоя вина. – Сказал я. – Что ты убил ту девушку. Это её выбор.

Давид сухо засмеялся. Сплюнул на землю.

– Не заливай мне. Я ткнул её ножом.

– Нет. Нечто в ней выбрало. Она сама пошла вперед.

– Ты не понимаешь.

– Я видел. Что я не понимаю?

– Ты всё равно не поймешь.

Выдох, два облака уходят вверх. Синее – от сигареты Давида. Бледное белое – от моих губ. Холодный ноябрь, заморозки. Где-то далеко выла собака. Звезд не видно, зато над центром Каррау – розовое пятно собственного света, отраженное от туч.

Будь Каррау моим городом, он бы светился празднично, а не как больной в лихорадке.

– Я хотел выиграть. – Сознался шепотом Давид.

Выиграть. Выжить. Что же тут непонятного? Мы все хотим. Для этого приходится убивать.

Я прислонился плечом к гаражу, разворачиваясь к Давиду. Глядя на его профиль. На дрожащую руку, которой он подносил сигарету – держа между указательным и средним пальцем, поджимая обрубок большого к ладони. Легким серебром светилось эфирное продолжение пальца – еще не рассыпавшееся, значит, Давид потерял его недавно.

– Как вас захватили? – Спросил я. Хотя хотелось спросить “когда”. За сколько часов до моего приезда? Насколько всё подготовила Принц?

Давид пожал плечами. Выдохнул дым.

– Одна ченни устроила вечеринку. То ли экзамен сдала, то ли мужика турнула, что-то такое…

– Ченни?

Быстрый взгляд на меня:

– Девка. С какой ты луны?

– … а дальше?

– Ну. Вечеринка. Нормально было. … она мне дала, прежде, чем… – Вновь неуютное движение плеч.

– Ченни?

– Упыриха. Та, которая…

Которая подцепила его на вечеринке. И увела – к Принцу. Она держала его перед боем, обнимая за талию и за лицо, не позволяя ни говорить, ни кричать. Давид тоже вспомнил, вытер рукавом рот.

– Аманда. – Выплюнул он. – Её зовут Аманда. Как-то там. Аманда… не помню.

Взгляд на меня:

– Ты её знаешь? Она найдет меня?

Я покачал головой отрицательно. Потянулся пальцами вперед, показав на его куртку:

– Дай мне закурить? Нет, я не знаю. Я сегодня первый день в Каррау. Первую ночь.