Когда женщины добрались до источника, там уже стояла большая очередь.

Впереди них стоял молодой, но совершенно изможденный мужчина с костылем вместо ноги.

Чувствовалось, что сил стоять на одной замерзшей ноге у него больше нет.

Софья тут же обратилась к нему:

– Вы бы присели где-нибудь, мы наберем вам воду и поможем довезти. Вот у нас и санки есть.

Нина недовольно толкнула ее под локоть, давая понять, что они не справятся с этой задачей.

Мужчина тоже посмотрел на Софью неодобрительно.

– Я сам управлюсь, – голосом, не терпящим возражения, ответил он.

Софья поняла, что ее жалость оскорбила его, и притихла.

Очередь двигалась медленно. Изможденные голодом и холодом люди еле вытаскивали свои ведра из проруби.

Когда подошла очередь гордого молодого человека, его костыль поскользнулся на льду, и он почти полностью окунулся в воду.

Стоявшие за ним Софья и Нина побросали свои ведра и устремились на помощь, еле вытащив парня из воды.

Они оттащили его от проруби.

Кто-то из очереди набрал их ведра и отнес поближе к хозяйкам.

Софья сказала Нине:

– Давай попробуем усадить его на санки и привязать, а ведра понесем в руках. Правда, придется по одному ведру оставить здесь.

Двое ребят-подростков помогли им привязать мужчину и его костыль к саням.

Нина взяла два ведра, а Софья впряглась в сани и подхватила ведро с водой пострадавшего.

Так и покатились по дороге, которой, казалось, не было конца. Но все-таки с постоянными остановками и передышками добрались до дома.

Больная и очень ослабевшая в последнее время Елена помогла втащить совершенно замерзшего и покрывшегося ледяной коркой мужчину в квартиру. Общими усилиями сняли с него одежду и стали растирать и закутывать его.

Софья распорядилась уложить его на кушетку в свою комнату, где обычно спала Елена.

– Поспим в одной кровати, – сказала она ей.

– Попробуй вызвать врача, – попросила она Елену, – но думаю, его не возьмут. Там такой же холод, как на улице, и никаких медикаментов!

Вся квартира ухаживала за пострадавшим инвалидом. Больной с температурой, зашкаливающей за 40, долго не приходил в себя, постоянно бредил.

В медчасти Смольного Софье удалось раздобыть 100 граммов спирта и пачку аспирина, но состояние больного оставалось прежним.

Врач, приехавший по вызову, сказал, что увозить в больницу его бесполезно, и если они не хотят его смерти, то желательно оставить его дома и достать пенициллин.

Но где его взять, вот в чем вопрос.

Софья сняла с руки свои золотые швейцарские часики и попросила Нину постараться выменять на них на базаре лекарство.

Три дня Нина проторчала на толкучке, но пенициллин так и не достала. А больному становилось все хуже.

Пришлось Софье вновь идти к Борису Абрамовичу. И старый ювелир достал необходимое лекарство. Чрез три дня больной наконец-то очнулся и смог назвать свое имя.

Глава 6

Целую ночь длилось заседание военного совета, и Софья уже еле держалась на ногах.

Наконец, к трем часам дня начальник Софьи, Алексей Георгиевич, по старой привычке всегда называвший ее Сонечкой, распорядился всем ехать по домам, оставив в группе двух дежурных.

Софья, уже одетая, стояла в кабинете, когда раздался звонок и, подняв трубку, она услышала голос их телефонистки Наташи:

– Софья Сергеевна, вас спрашивают из Волховского военного госпиталя.

– Кто? – устало поинтересовалась Софья.

– Какой-то Воротников Владимир Семенович! Соединить?

– Господи! Что с ним? Соединяй скорее! – чуть не крича, сорвалась Софья.

Удивленная Наташа, знавшая Софью Сергеевну как образец выдержки, с интересом соединила, а сама застыла у аппарата.

Софье же эти секунды показались вечностью, в которую она страстно молила Бога, чтобы с Володенькой ничего плохого не случилось. Но в трубку сказала очень сдержанно:

– Слушаю вас.

– Софья Сергеевна! – радостно прозвучал дорогой голос. – Это я, Володя.

– Солнышко мое, как ты, почему из госпиталя? – не сдержав волнения, задала сразу два вопроса Софья. У нее перехватило горло, и глаза наполнились слезами. Сказывались, по-видимому, бессонные сутки работы.

– Я в госпитале, в Волховстрое.

– Ты ранен серьезно? – почему-то шепотом, боясь услышать что-то страшное, спросила она.

– Да, был ранен, уже оперировали. Не волнуйтесь, все позади, – стараясь бодриться, ответил Владимир. – Только маме ничего не говорите. У нее и так больное сердце, – попросил он. – Как вы все там? Если бы вы знали, как я по всем вам соскучился!

– Сколько тебе еще лежать? – спросила Софья.

– Пока не знаю. Врачи об этом даже говорить не желают.

«Значит, что-то очень серьезное!» – пронеслось в голове Софьи. Сердце сжалось от боли и тревоги за любимого мальчика, самого дорогого и близкого из всех детей квартиры.

Но разговор она продолжила совершенно спокойно.

– Володенька, какой же ты молодец, что позвонил мне! Не волнуйся, маме мы пока говорить ничего не будем. А сама я постараюсь вырваться к тебе обязательно.

– Нет, нет! – воскликнул он. – Ни в коем случае, это очень опасно для вас! Ладога уже начала таять! Очень вас прошу, Софья Сергеевна, не нужно так рисковать. Я жить не стану, если с вами что-то случиться! Не нужно, Софья Сергеевна!

– Хорошо, хорошо, не волнуйся! – успокоила его Софья. – Расскажи мне о ранении.

– Ой, я больше не могу говорить. Но я так счастлив, что услышал ваш голос. Берегите себя! Привет и поцелуи всем, особенно маме, но не говорите, что я в госпитале! – и отключился.

Софья в слезах бросилась к Алексею Георгиевичу.

Тот выслушал ее с вниманием и пониманием и стал дозваниваться главврачу госпиталя. Выслушал все, что тот сказал, и сообщил следующее:

– Ранение тяжелое, но уже все позади. Лежит уже больше месяца.

– Помогите мне его навестить, Алексей Георгиевич, я должна его видеть. Он мой крестный сын. Я крестила его тайно на квартире, без ведома его родителей, когда ему было три годика. Для меня он больше, чем сын, я всегда считала себя в ответе за него, а теперь, когда погиб его отец, Семен Васильевич, тем более. Если я его не увижу, я не прощу себе этого.

– Это очень опасно, Сонечка! Я бы на твоем месте не стал так рисковать. Ведь парень идет на поправку, а самолеты долетают один из пяти. Вот и подумай, сколько тревоги и нервов ты нам будешь стоить.

– Ну пожалуйста, Алексей Георгиевич, я вас очень прошу!

– Хорошо, я договорюсь с летчиками. Завтра или послезавтра тебя возьмут на борт. Но, может, ты все-таки послушаешь меня, Сонечка?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну, иди, отдыхай, я тебе позвоню.

Софья пошла к двери.

– Постой, – остановил ее начальник. Он быстро подошел к сейфу и вынул из него маленький сверточек.

– Возьми! Нельзя к раненому без гостинца.

– Что это? – спросила Софья.

– Пять мандаринчиков, один летчик из Грузии привез. Хотел своих порадовать, но обойдутся.

– Я не возьму! – категорично заявила Софья.

– Ну, значит, и не полетишь! – невозмутимо ответил начальник.

– Вы просто шантажист какой-то! – жалобно сказала Софья и, зная своего начальника, с которым никогда не спорила, взяла сверток и вышла из кабинета.

В пять утра ее разбудил телефон.

– Подъем, Сонечка! – услышала она усталый голос начальника. – Сейчас за тобой заедут и отвезут к самолету. Но знай, седины на моей голове по твоей милости станет еще больше!

От волнения Софья не знала, как благодарить его.

– Ты почему молчишь, Соня, – насторожился начальник. – Может, одумалась наконец-то?

– Поверить не могу в это счастье! Боюсь, не сон ли это! – наконец проговорила она.

– Не сон. Собирайся быстренько, машина, наверное, уже у подъезда! – и он отключился.

«Видно, так и не уходил домой, уже какие сутки подряд», – подумала Соня и стала собираться.

Через час Софья уже была в госпитале.