Николай Константинович и Елена Ивановна объездили в 1907 году южную часть Финляндии до ее западных морских границ, плавали по шхерам Ботнического залива, побывали на известных финских водопадах, озерах, каналах. Многие места тогда запомнились им своей неповторимой красотой. В очерке «Древнейшие финские храмы» Николай Константинович писал: «В горах бесконечных, в озерах неожиданных, в валунах мохнатых, в порогах каменистых живет прекрасная северная сказка»[44].
Очарование этой сказки встретило юных Юрия и Святослава, когда декабрьским днем 1916 г. поезд доставил их на северную окраину Ладоги. Сортавала (тогда Сердоболь) – чистенький и уютный городок, разделенный на две части рекой. С восточной стороны его омывают ладожские воды, скованные зимой льдом и укутанные белым покрывалом сверкающего под солнечными лучами снега. Повсюду видны разбросанные прибрежные острова с причудливыми выходами гранитных скал и каким-то чудом угнездившимися на них темно-зелеными елями-великанами. Между островами открывается необъятная даль, незаметно переходящая у горизонта от белоснежной равнины к лазоревому небосводу.
На первое время Рерихи остановились в пустовавшей зимой гостинице. Сортавала по административному делению относилась к Великому княжеству Финляндскому, входившему в состав Российской империи. Город граничил с русской территорией Карелии, имел железнодорожное и пароходное сообщение с Петербургом и теснее всего был связан именно с тогдашней русской столицей. В городе проживало много русских, русским языком владела вся местная интеллигенция, некоторые преподаватели здешнего лицея и учительской семинарии были выпускниками петербургских высших учебных заведений, так что языкового барьера здесь не ощущалось, и для Юрия и Святослава без затруднений удалось найти опытных педагогов, которые смогли продолжить их образование в объеме гимназического курса.
К весне Рерихи решили выехать за город. В течение зимы Юрий и Святослав хорошо изучили в лыжных походах окрестности Сортавалы. Побывали они на ближайших ладожских островках, исследовали извилистое побережье со множеством проливов. Особенно живописным, с широким видом на открытое озеро оказался берег к югу от Сортавалы у бухты Юхинлахти, что в переводе с финского означало «Бухта единения».
Здесь невдалеке от озера стоял уютный дом, окруженный плотной оградой из колючего шиповника. Принадлежал он ректору семинарии Реландеру. Владелец оставался на лето в Сортавале и охотно сдал этот дом в аренду Рерихам.
Здоровье Николая Константиновича в продолжение всего 1917 года отличалось неустойчивостью и резко менялось то в ту, то в другую сторону, так что врачи намекали даже на возможность рокового исхода при внезапных и острых приступах ползучей пневмонии. Хотя размеренная, спокойная жизнь вдали от большого города и чистый воздух Карелии постепенно оказывали целебное действие, все-таки на всякий случай Николай Константинович счел нужным составить завещание, в котором, среди прочего, было записано: «Все, чем владею, все, что имею получить, завещаю жене моей Елене Ивановне Рерих. Тогда, когда она найдет нужным, она оставит в равноценных частях нашим сыновьям Юрию и Святославу. Пусть живут дружно и согласно и трудятся на пользу Родины»[45].
Родина, неотъемлемая причастность к ней, судьбы ее народов – это то, что никогда не забывалось Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, что служило им ориентиром в самых трудных жизненных обстоятельствах и верность чему они завещали своим сыновьям.
Весь 1917 год и в начале 1918 года Рерих в меру своих сил поддерживал сношения с Петроградом и, когда позволяло здоровье, на короткое время выезжал туда по делам. Многие сотрудники по Школе Общества Поощрения художеств, знакомые и друзья навещали Рерихов в Сортавале. Не прекращалась также интенсивная переписка. Положение в корне изменилось с мая 1918 года, когда в Финляндии, при участии германских вооруженных сил, был установлен реакционный режим, порвавший дипломатические отношения с Советской Россией. Именно вследствие этого семья Рериха неожиданно оказалась отрезанной от дома новой государственной границей. Настроение в самой Финляндии складывалось не особенно благоприятно для русского населения. В пограничных районах стали насаждаться шовинистические и антисоветские настроения. Ходили слухи о возможности выселения всех русских. Николай Константинович писал известному финскому художнику А. Галлену-Каллеле, с которым подружился еще в 1907 году: «…Вот, пожалуйста: известная личность, известное имя и общественное положение и высылка только по причине национальности. Такого не случалось никогда ни в одной стране. Когда мне сообщили эту новость, я засмеялся. Но только что я получил письмо от одного человека, которому доверяю. Этот человек советует мне запастись рекомендательными письмами. Я сразу же подумал о тебе. Твое имя нам поможет»[46].
Осень 1917 г. и зиму 1918 г. Рерихи провели в Сортавале, чтобы Юрий и Святослав могли продолжать учебу, а к весне семья перебралась на остров Тулолансаари, где и оставалась до осени 1918 года.
Тулолансаари – малонаселенный островок – был отделен от Сортавальского побережья широким проливом. Часть острова использовалась под покосы и выгоны, часть была покрыта лесом, а в северной его части велись разработки гранита, который шел в Петербург на строительство и памятники. Невдалеке от этих каменоломен, на возвышенном месте стоял обширный, крепко сколоченный дом, построенный русским выборгским купцом Бариновым. В нем Рерихи и поселились.
Святославу Николаевичу было 12 лет, когда он попал в Карелию, и 15, когда вся семья покинула ее. Однако по развитию он много опережал свой возраст. Способность быстро все схватывать в значительной мере стимулировалась еще и тем, что рос он вместе с братом, который был двумя годами старше его. Многие занятия Юрий и Святослав проводили вместе, совместно изучали иностранные языки, совместно читали и обсуждали прочитанное, на равных началах распределялся и их домашний режим. В Карелии родители уже не считались с возрастной разницей сыновей, и она сошла на нет.
Святослав Николаевич с детства отличался замечательной памятью. По прошествии более пятидесяти лет он отлично помнил многие обстоятельства своей карельской юности, людей, с которыми приходилось там встречаться.,. места, которые там посещались. Так, в 1975 году он писал: «Из Uhinlahti часто ездили по шхерам, особенно нравился Николаю Константиновичу Karne Saari[47], и он там писал несколько этюдов и воспользовался скалами для картины „Столпник“. Вы правы, на Tulola[48] дом стоял на возвышении, на северо-западной стороне острова, недалеко от пристани. ‹…› На север от острова были причудливые заливы Kirjava lahti, куда мы ездили на катерах. Остров был полон дичи. Тетерева, вальдшнепы, трудно представить себе такое изобилие всякой птицы. Сам дом был большой, с мезонином, деревянный, с большими комнатами, меня особенно поражали доски полов – совсем невиданной ширины. Ездили на Валаам, посещали скиты на островах, особенно меня поразили схимники. Раз в год они собирались в подземном храме у раки преподобных Сергия и Г… ермана для службы.
На юг от Сердоболя, по дороге в Uhinlahti было Валаамское подворье, около ореха, посколько помню, звали Hy… mpola. Николай Константинович писал много этюдов»[49].
В Карелии Святослав Николаевич получил возможность больше находиться при отце и наблюдать его рабочие методы. Николай Константинович приучал сына к составлению красок, наглядно раскрывал секреты их особого «звучания» на полотне, давал уроки рисунка, композиции. Студия большого мастера кисти и опытного педагога послужила первой профессиональной школой молодому таланту. Сразу же была подмечена склонность Святослава к портрету. Именно здесь, всего тринадцати лет от роду он создал два портрета отца в угле и один маслом на деревянной доске. Любопытно отметить, что к карельскому периоду относятся и многие работы красками по дереву самого Николая Константиновича. Возможно, что это было вызвано недостатком холста в военное время. Тем более это характеризует творческий потенциал Рериха, находивший себе выход в любых условиях.
