Литмир - Электронная Библиотека

***

Говоря о влиянии на умы Dasein-аналитики в целом, приведем лестные слова о ней О. В. Коваля (содержащие некоторое преувеличение): "А. Уайтхед однажды сказал: "Самая верная общая характеристика европейской философской традиции в том, что она состоит из ряда примечаний к Платону". <...> [Однако] можно сказать, что подлинная философская мысль с 30-х годов ХХ столетия есть непрерывный комментарий к философии Мартина Хайдеггера".

Р. Декарта справедливо считают тем человеком, который первым сформулировал требования рассудочного познания. В своем "Рассуждении о методе" в качестве первого требования он выдвигает требование прозрачности: "Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью... и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению". (Декарт Р.Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках. // Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 260.)

Лем Ст. Сумма технологии М., 1996. С. 9.

Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. СПб, 1994. С. 24, 25.

Там же. С. 25.

Из-за привычки мыслить формально "получается видимость, будто движение мысли есть нечто самостоятельное, не имеющее никакого касательства к тому, о чем думают..." (Гегель Г.. Лекции по история философии. Книга вторая. СПб., 1994 С. 292.)

"Догматизм рассудочной метафизики, - говорит Гегель, - состоит в том, что односторонние определения мысли удерживаются в их изолированности", в то время, как "всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне же этого целого оно есть необоснованное предположение, или субъективная достоверность". Поэтому "цель борьбы разума состоит в том, чтобы преодолеть то, что фиксировано рассудком". (Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика. М.,Л., 1930. С. 32, 70.)]

Эйнштейн А. О науке // Эйнштейн А. Собрание научных трудов В четырех томах. Т. IV. М., 1967. С. 144.

Эйнштейн А. Мое кредо //Эйнштейн А. Собрание научных трудов В четырех томах. Т. IV. М., 1967. С. 176.

У А. Шопенгауэра есть аналогичное рассуждение, где он предлагает очень простой выход из ситуации. Самое глубокое начало мира человек носит в самом себе и открывает его путем самопознания. Но А. Шопенгауэр свел трансцендентное к одному из двух центров (они выступают у него под именем "воли" и "представления"), вместо того, чтобы искать третье.

"Для решения проблемы измеримости многие из основоположников квантовой механики, в первую очередь Нильс Бор, Вернер Гейзенберг и Джон фон Нейман приняли интерпретацию квантовой механики, известную под названием копенгагенской. Эта модель реальности постулирует, что при измерениях механика квантового мира сводится к классически наблюдаемым явлениям, что позволяет понять их смысл в представлениях макромира, но не наоборот. Копенгагенская интерпретация отдает предпочтение внешнему наблюдателю, помещая его в классический мир, отличный от квантового мира наблюдаемого объекта. Несмотря на то что ученые, использующие данную интерпретацию, не могут объяснить природу границы между квантовым и классическим мирами, они с большим успехом применяют квантовую механику для решения технических задач. Целые поколения физиков учили, что уравнения квантовой механики действуют только в одной части реального мира - в микромире, но теряют силу в другой его части, макроскопической.<...> Подход Эверетта к проблеме измеримости с точки зрения объединения макроскопического и квантового миров резко противоречил копенгагенской интерпретации. Эверетт сделал наблюдателя неотъемлемой частью наблюдаемой системы, введя универсальную волновую функцию, связывающую наблюдателя (точнее, наблюдателя и измерительный прибор) и объекты наблюдения в единую квантовую систему. Он дал квантово-механическое описание макроскопического мира и считал макрообъекты также находящимися в состоянии квантовой суперпозиции. Отойдя от Бора и Гейзенберга, он сумел обойтись без добавления новых постулатов о коллапсе волновой функции. Радикально новая идея Эверетта состояла в том, чтобы задать вопрос: "А что если процесс измерения не прерывает эволюции волновой функции? Что если уравнения Шредингера применимо всегда и ко всему - и к объектам наблюдения, и к наблюдателям? Что если ни один из элементов суперпозиции никогда не исчезает из реальности? Как будет выглядеть для нас такой мир?".

Эверетт увидел, что при таких допущениях волновая функция наблюдателя разветвляется при каждом его взаимодействии с объектом. Универсальная волновая функция будет иметь по одной ветви для каждой возможной реализации эксперимента, а у каждой из них будет своя копия наблюдателя, воспринимающего только один единственный результат измерений. Согласно фундаментальным математическим свойствам уравнения Шредингера, однажды сформировавшиеся ветви больше не влияют друг на друга. Таким образом, каждая из них приходит к своему будущему, отличному от будущего других ветвей. <...>

[Бор, Петерсен и другие "копенгагенцы" резко отвергли идеи Эверетта, и Эверетт оставил физику]...

Штерн отверг теорию Эверетта как "теологическую", а Уилер не был склонен спорить с Бором. В длинном вежливом письме Штерну он объяснял и оправдывал теорию Эверетта как обобщение, а не опровержение общепринятого истолкования квантовой механики...<...>

[Сам] Эверетт писал: "Копенгагенская интерпретация безнадежно неполна, так как она априори опирается на классическую физику... Кроме того, со своей концепцией "реальности" макроскопического мира и отказом в таковой миру микрокосма она чудовищна в философском отношении".

[Основатель теории квантовых вычислений Дэвид Дойч из Оксфордовского университета говорил о значении идей Эверетта:] "Он опередил свое время. <...> Мы безнадежно увязли в формализме и воспринимали ход вещей как прогресс, который ничего не объясняет, а вакуум был заполнен мистикой, верой и всяким вздором. Заслуга Эверетта в том, что он противостоял всему этому". (Берн П. Множественность миров Хью Эверетта /В мире науки N 03 - 2006. С. 70 - 75.)

Борн М. Физика в жизни моего поколения М., 1963. С. 229.

См.: Больцман Л.. Статьи и речи. М., 1970.

Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика. Москва - Ленинград. 1930. С. 32 - 33.

Эйнштейн А. Физика и реальность /Эйнштейн А. Собрание научных трудов В четырех томах. Т. IV. М., 1967. С. 203.

Кант И. Критика чистого разума М., 1994. С. 513.

Эйнштейн А. Физика и реальность / Эйнштейн А. Собрание научных трудов. В четырех томах. Т. IY.М., 1967. С. 202.

Мы пользуемся здесь термином "принцип синхронии", введенным К. Юнгом (см. следующую ссылку). Удивительно, но в поисках принципа, альтернативного классическому принципу причинности, А. Эйнштейн высказывает ту же идею, что и К. Юнг, но только исходя из физических соображений: "Я убежден, что события, происходящие в природе, подчиняются какому-то закону, связывающему их гораздо более точно и более тесно, чем мы подозреваем сегодня, когда говорим, что одно событие является причиной другого. Ведь в этом случае наша концепция ограничивается лишь тем, что происходит в один отрезок времени. То, что при этом происходит, выявляется из всего процесса в целом. Метод, к которому мы прибегаем в настоящее время, пользуясь принципом причинности, весьма груб и поверхностен. Мы ведем себя, как ребенок, который по одному стиху судит о целой поэме, ничего не зная о ее ритмическом рисунке, или как человек, начинающий учиться игре на фортепьяно и способный улавливать лишь связь какой-нибудь одной ноты с непосредственно ей предшествовавшей или следующей за ней. В какой-то мере такой подход может оказаться вполне удовлетворительным (если иметь дело с очень простыми и незамысловатыми сочинениями), но такого подхода явно недостаточно для интерпретаций фуг Баха." (Эпилог. Сократовский диалог. Интервью А. Эйнштейна. // Эйнштейн А. Собрание научных трудов. В четырех томах. Т. IY.М., 1967. С. 157.)

14
{"b":"616176","o":1}