Но ничто не было так важно, как таблетки, которые Лили уложила в аккуратные штабеля по три коробочки в каждом. Она смотрела на них, в сотый раз удивляясь, почему так отличается ото всех своих подруг, почему так не хочет стать матерью. Быть бездетной считалось позором: она постоянно слышала это от друзей, министра, сетевых правительственных бюллетеней (их тон стал чрезвычайно встревоженным в последние десять лет, когда процентное соотношение бедных к богатым выросло в четыре раза). Сейчас даже появились налоговые льготы: вычеты для людей с доходом выше определенного уровня, имевшим несколько детей. Для стороннего взгляда Лили не справилась со своей главной задачей, но она могла лишь имитировать стыд, который почувствовали бы ее подруги. Про себя же благодарила Бога за таблетки. Она не была готова заводить детей, и уж точно не с Грегом. Не теперь, когда он становился все невыносимее. Ночь на прошлой неделе… Лили старалась не думать об этом, но теперь в ее голове словно бы всплыл пузырь, и впервые Лили поймала себя на том, что серьезно думает о новой жизни.

О побеге.

Даже Лили знала, что мир полон темных мест, где можно спрятаться. Она снова вспомнила Кэт Олкотт, которая посадила детей в машину и просто исчезла. У Кэт был план? Она присоединилась к сепаратистам? Или стала обычной горожанкой с новым именем и новым лицом? Подельщиков, изготовителей фальшивых документов и пластических хирургов, готовых взяться за такую работу, было предостаточно.

«Но у меня нет денег».

Это было настоящим камнем преткновения. Деньги покупали варианты исчезновения, саму возможность исчезнуть. Лили могла бы попросить помощи у мамы, но у той тоже не было денег: когда папа умер, его компания заявила, что он нарушил трудовой договор и поэтому никакой пенсии не полагалось. Маме едва хватало, чтобы платить налог на дом. Но даже будь мама богатой, она не желала вникать в проблемы Лили с Грегом, полагая, что дочь сделала свой выбор. У нее было множество друзей в Нью-Ханаане, но настоящих – ни одного. Не было никого, кому она могла бы доверять, никого, кто помог бы ей с чем-то подобным. И она вдруг поймала себя на том, что ненавидит доктора Анну, до глубины души ненавидит за то, что та попыталась нарушить статус-кво. Не стоит заглядывать за горизонт в другой, лучший мир, до которого все равно не можешь дотянуться. Она уже добилась наилучшего результата из возможных: раз в году доставать таблетки и не приносить ребенка в этот дом.

– Лил!

Она виновато вздрогнула. Грег дома. Панель входной двери на стене ярко мигала, а она не заметила.

– Лил! Где ты?

Она сунула плитку на место и встала, наспех приглаживая юбку на бедрах. По пути к выходу нажала панель на стене, вознагражденная тихим, почему-то утешающим жужжанием дома, начавшего готовить обед, и поспешила вниз по лестнице.

Грег направился прямиком к бару. Это была еще одна вещь, которую Лили недавно заметила: раньше Грег пил только тогда, когда на работе случалось что-то хорошее, а теперь – каждый вечер, и все больше и больше. Вечера не всегда заканчивались плохо для Лили, но она не могла не заметить взаимосвязи: теперь Грег напивался каждый вечер, словно пытался забыться.

– Как прошла твоя встреча?

– Хорошо. Доктор Дэвис сказал, что выглядит получше.

– Что выглядит получше? – Он подошел к ней со стаканом в руке, другой обнимая за талию.

– Он считает, что мне должен помочь «Демипрен». Стимулирует мои яичники.

– Чтобы выпустили яйцеклетку?

– Да. – Отрепетированная ложь без сучка и задоринки лилась из уст Лили.

Она во всем разобралась два года назад, зная, что придет время, когда Грег потребует реальную картину того, что случилось с ее репродуктивной системой. Но его вопросы каждый раз становились более конкретными, и у Лили появилось тревожное ощущение, что сейчас он затеял собственное разбирательство.

– У меня сегодня хорошие новости, – заметил Грег, и она немного расслабилась: похоже, этим вечером допрос отменяется.

– Правда?

– Тед сказал, – ну, намекнул, – что в следующем году освободится место старшего посредника. Сэм Эллис уходит в отставку.

– Это хорошо.

Грег кивнул, наливая второй стакан виски. Лили видела, что его что-то беспокоит, и сильно.

– Что не так?

– Тед сказал, я в очереди на эту должность, но добавил кое-что, когда я уходил. Думаю, он пошутил, но…

– Что он сказал? – без особого энтузиазма спросила Лили. Это уже стало для нее рутиной – успокаивать мужа по вечерам. Она уже знала ответ.

Щеки Грега пошли тускло-красными пятнами.

– Он сказал, что, если бы не моя маленькая проблема, я бы стал старшим посредником уже год назад.

– Он пошутил.

– Первые пару раз, возможно. Теперь я так не думаю.

Лили взяла его за руку, пытаясь изобразить больше сострадания, чем чувствовала. Безусловно, Грег находился под колоссальным давлением, но это давление Лили могла понять умом, но не прочувствовать. Она никогда не отличалась амбициозностью. Ей было безразлично, станет ли Грег старшим-кем-угодно, пока они имели крышу над головой и вели достойную жизнь. Другие жены в клубе гордились достижениями мужей, словно застряли в школе: в те времена, если ты встречалась с защитником стартового состава, то автоматически становилась круче всех девочек в классе. Но не Лили. У Грега была хорошая работа, и он нравился начальству. Ему не угрожало увольнение. Кого волновало, если он станет самым молодым старшим посредником в истории Пентагона?

«Грега», – напомнила она себе. Но это уже не имело такого веса, как раньше. Было бы куда проще болеть за Грега, проявляй он к ней ответный интерес. Раньше дела в их браке обстояли получше: Грег хотя бы относился к ней как к отдельному человеку. Но тон изменился, и теперь вся деятельность Лили оценивалась с точки зрения главного шанса, словно она была лишь стартовым двигателем Греговой ракеты. Все эти истории из офисной жизни всегда были одинаковыми, и хотя Грег, конечно, искал успокоения, он так же ждал и одобрения дальнейших шагов. Сообщение было предельно ясным: негодная матка Лили препятствовала его карьере. Вероятность того, что проблема крылась в яичках Грега, даже не рассматривалась. Лили почувствовала поднимающийся по задней стенке горла гнев, но тут Грег наклонился вперед, опершись локтями о барную стойку, уткнулся головой в руки. Он не плакал – только не Грег, – его ненавистный отец выбил из него эту способность задолго до того, как в его жизни появилась Лили. Но он еще никогда не был так близок к тому, чтобы зарыдать.

– Грег. – Она закусила губу, пытаясь собрать все свое мужество в кулак. Она обдумывала этот вопрос дважды за первый год их брака, и Грег затыкал ее каждый раз, но сейчас, казалось, настал подходящий момент заставить его послушать. Лили потянулась и взяла его за руку. – Грег, знаешь, может, все и нормально.

Он поднял голову, глядя на нее так, словно никогда раньше не видел.

– Что?

– У многих людей нет детей. Может, это еще не конец света.

– Что ты такое говоришь? Ты же всегда хотела детей.

«Нет, не хотела! – Она отбросила слова, но они все звучали где-то на задворках сознания. – Это ты все за меня решил! Мы никогда этого не обсуждали! Ты даже не спрашивал!»

Лили сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Это ее муж, и раньше им удавалось говорить начистоту, бывало, даже часами. Она протянула руку, касаясь волос Грега, глубоко вдохнула и продолжила:

– Грег, если у нас никогда не будет детей, я это переживу.

Он обнял ее с недоверчивым смешком.

– Ты просто так говоришь.

– Нет, не просто, – она отступила назад, заглядывая ему в глаза. – Грег, у нас все будет хорошо.

Он откинулся, глаза наполнились болью.

– Ты думаешь, я бесплоден?

– Нет, конечно, нет…

Он схватил ее за плечи, впиваясь пальцами в нежную кожу чуть повыше ключицы. Лили почти почувствовала, как проявляются синяки.

– Я не бесплоден.

– Знаю, – прошептала Лили, отводя взгляд.