Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Si, signore.

* * *

Система: Нуэво Сол

Объект: Колония Терра-Нова

Пункт дислокации: бывшая территория Корпорации STG, остров Ла Пинца, научно-исследовательская база Университета Патриа-Нуэво

13 октября 2168 года

Кажется, я сошел с ума. Какая досада! С чего взял? Да уж было с чего, поверьте…

Началось все еще в море, когда мы с Чезаре затаскивали на экраноплан кусок палубы, незадолго до того послуживший причиной панической атаки Люченте. Весу в нем оказалось порядочно, так что пришлось разложить телескопическую кран-балку, которой коллега управлял отсюда же, с выносного пульта. А я работал стропальщиком, поскольку больше некому было. И первую странность заметил, когда не знаю уже в который раз едва не разрезал ладонь об острый край находки. Именно в этот момент смутные подозрения оформились в догадку, и я принялся уже куда внимательнее рассматривать линию излома. Ну, мне тогда казалось, что это как раз она и есть. А потом выяснилось, что пластик очень чисто срезан под острым углом, причем по всему периметру куска. К тому же в разных точках угол был разным, в строгом соответствии с формой несущей плоскости разрушенного экраноплана. Вторая странность выявилась по ходу дела – плоскость, скажем так, разъема вовсе не была… плоскостью. Если углубиться в технические подробности, то у любой обработанной поверхности всегда есть макро- и микрогеометрические отклонения. Микро – это шероховатость, которую в отдельных случаях можно определить органолептическим методом, то бишь элементарно на ощупь, а в некоторых требуется специальная измерительная аппаратура. К ним же относится так называемая волнистость поверхности, как правило, задаваемая шагом режущего инструмента. Если совсем уж заумно, то шероховатость составляют выступы и впадины, примерно одинаковые по размерам, а волнистость можно определить как неровности, шаг между которыми много больше, иногда на порядок-два, чем их высота. Это как амплитуда и шаг волны. Так вот, поверхность… э-э-э… разъема как раз такой ярко выраженной волнистостью и обладала. Причем заметной даже на глаз. И при этом никаких углов и трещин, характерных для разлома. Даже не знаю, как описать… ну, например, если кусок пластика положить на сковороду, дать ему расплавиться, а потом убрать нагрев и охладить до перехода в твердую фазу. Черт, совсем загнался… короче, если эту пластиковую кляксу со сковороды снять, то можно обнаружить, что нижний ее край в мельчайших подробностях повторяет рельеф дна посудины. Еще такой же эффект бывает при электроискровой обработке металлов, которая позволяет получать углубления сложнейшей формы. А, пофиг, короче. Главное, что такой картины при типичных случаях разрушения пластиковых конструкций не должно быть.

Чезаре, вызванный для верности, мое предположение подтвердил. Точнее, он сказал, что ни разу не специалист, но многократно видел разломанный на куски пластик, и это не наш случай, сто процентов. А поскольку коллега никогда не отличался излишним любопытством (потому и был обслуживающим персоналом, а не ученым), то развивать тему я не стал, разве что припряг напарника помогать с крепежом.

До родной лагуны добрались без приключений, да и на месте особо меня никто не обременял заботами: находку медикам в обстановке строжайшей тайны сдавала Тинка, она же разбиралась с Лу, а я все с тем же Чезаре сгрузил бывший «плотик» рядом с нашим экранопланом на пирс. Таскать его на себе не представлялось возможным, а искать погрузочную технику я не стал – поздно, рабочий день на исходе. Вместо этого сгонял в лабораторию и притащил малый регистрирующий комплекс в виде «умных» очков, позволяющих фиксировать фото- и видеопотоки, с нехилым зумом и беспроводной связью с лабораторным сервером. Почти такими же мы пользовались при поисках доктора Моро, но эти были более специализированными в ущерб мультифункциональности. Чуть ли не обнюхав со всех сторон находку, для чего пришлось еще и домкратами озаботиться, я тщательнейшим образом запротоколировал мельчайшие детали, а потом принялся отколупывать образцы. Пластик оказался стандартным, а потому легко поддался моему дайверскому ножу. А пару кусков я и вовсе выломал, воспользовавшись древними, как мир, пассатижами и молотком с зубилом. А еще осмотрел обломок на предмет всяческих меток, но, к глубочайшему своему сожалению, ничего не нашел. Слишком уж нехарактерное место для нанесения серийных номеров или собственных названий. Даже на телескопической мачте нашелся только логотип производителя, без номеров серии и партии. Что тоже неудивительно – их обычно на этикетках печатают. Так дешевле и проще, чем заморачиваться гравировкой или еще каким способом нанесения надписей на твердую поверхность, пусть и пластиковую.

Покончив с актом вандализма, я переместился в лабораторию, оставив судно на попечение Чезаре. Оказавшись в привычной обстановке в окружении разнообразной (и, что немаловажно, многофункциональной) аппаратуры, я принялся прогонять образцы по всем мне известным методикам, просвечивая, озвучивая и пронизывая электромагнитными волнами. Ультразвуковой сканер дал неожиданный результат – в определенном диапазоне частот пластик начал резонировать и выдавать отраженную волну. Я сразу зацепился за этот факт и полез в Сеть. Предположение мое оказалось верным – таки да, на естественный дельфиний писк он мог реагировать аналогичным образом. Ну а те, соответственно, улавливали совсем не то, что ожидали. А неизвестное всегда страшит. Срабатывали инстинкты, и животные впадали в панику, как тот же Лу у нас на глазах. Для верности попробовал провернуть тот же фокус с другим образцом, пожертвовав выдвижным ящиком стола, но обломался – видимо, структура не та. Хотя вроде бы одинаковый пластик… если только под каким-то загадочным воздействием свойства изменил. А что оное воздействие имело место, я уже не сомневался. Очень уж удивительные результаты показал сканирующий электронный микроскоп, а потом еще и спектрограф. Результат, с одной стороны, получил ожидаемый – судя по составу, вполне себе стандартный конструкционный биопластик, процентов восемьдесят местных посудин из такого изготовлено (хоть и резонирует почему-то); а с другой – ошеломляющий. Да-да, именно так. Согласно проведенным исследованиям, материал в плоскости разъема не подвергался никаким известным воздействиям – ни сжимающим, ни растягивающим напряжениям, ни нагрузке на излом, ни нагреву, ни охлаждению, и даже химическим реакциям тоже, поскольку не осталось характерных, например, для травления кислотой микроцарапин и каверн, да и следов образовывающихся при химических реакциях новых веществ не обнаружилось. Исключительно морская соль и самую чуточку органики – останки фитопланктона. Ни остаточных деформаций, ни следов приложения нагрузки… такое ощущение, что пластик вдруг – сам по себе! – распался даже не на молекулы отдельных полимеров, а на атомы базовых элементов, типа углерода и водорода. Или того хуже, эти атомы развалились на субатомные частицы, как при полной аннигиляции. Вот только быть такого не могло, потому что выделилось бы столь чудовищное количество энергии, что катамаран бы попросту испарился, равно как и сотня-другая кубометров забортной воды. Следовательно, пластик почему-то распался на элементарные частицы. Внимание, вопрос: почему? Вопрос «как?» еще пока даже не стоял на повестке дня. Но ведь фигня же полная!..

Движимый естественным для ученого любопытством, я принялся всячески издеваться над образцами – ломать, прессовать, греть, морозить, пропускать ток, травить в кислотах… и получил на выходе пшик. Самый близкий результат показали кислоты, причем специфические, способные реагировать с полимерами, но и здесь меня ждало разочарование: по чистоте и шероховатости полученная поверхность была вполне сравнима с эталонной, то есть на обнаруженном куске, да вот незадача – лабораторный сканер легко обнаружил и новые фазы, и новые вещества на прореагировавшей поверхности. И даже после того, как я тщательно промыл образец в морской воде. А потом еще и в растворителе – один фиг, следы новообразовавшихся веществ оставались. А на найденном куске – нет. Вот такая незадача.

18
{"b":"616021","o":1}