And if I told you that I loved you,

You’d maybe think there’s something wrong.

I’m not a man of too many faces,

The mask I wear is one.

Sting

«Миф и легенда», — благоговейно стучит в голове Рей, когда она смотрит на него — и тайком вблизи, и открыто издали.

Миф о чистом, победоносном, мудром Свете. Пронизывающем, проникающем вглубь всего сущего в этой Галактике, которую он спас.

Герой Галактической гражданской войны, пилот-ас.

Легендарный мастер-джедай, который решился противостоять самому Дарту Сидиусу.

Который смог вернуть и спасти самого Дарта Вейдера.

По преданию, это удар Дарта Вейдера оставил ему вечное напоминание о себе в виде правой протезированной руки.

Рей смотрит и на эту руку Люка с преклонением. Почти как на боевую награду. У него даже травмы легендарные.

С ним, конечно, рядом было много друзей, которые казались верными. Много женщин. Знатных, красивых, наверное, и обладающих Силой — тоже. Претендовавших на его любовь. Где же они, все эти люди, — сейчас?..

Просто рядом с ним, с таким величием и мудростью, — твои чувства и мысли должны быть только самыми-самыми настоящими, думает вдруг Рей. Иначе Свет будет больно жечь и ранить.

Значит, у нее они такими и будут, твердо решает она. Все ведь просто.

Но настоящие мысли и чувства, отпущенные на свободу и раскрывающиеся внутри нее, пугают Рей.

Потому что с первой секунды принятого ею решения, все в нем — медленно и неумолимо — начинает таинственно притягивать ее словно сильнейшим магнитом, все заставляет восхищаться и с замиранием ловить каждое слово, каждое движение, каждый взгляд.

Рей гонит эти мысли.

Сначала — как совсем неподобающее и недолжное. «Я прилетела учиться и вернуть его, чтоб помочь Сопротивлению, а не безответно влюбиться в кумира и все испортить. Это, наверное, Тьма внутри меня. Конечно, Тьма. Когда такой Свет рядом, то она, разумеется, высвечивается ярче».

Потом как — увы — недостижимое. «Если все те… кто, конечно, был… не смогли, на что надеяться мне?.. Что толку ему от такой, как я?..»

Наконец — просто как несвоевременное. С добавлением про себя «Подумаю потом, вечером, одна».

Мысли переходят в сны. Раз, другой.

Немного колючее прикосновение его бороды к щеке. Горячее дыхание на коже. Ласки его механической руки, которая почему-то такая же теплая, как живая.

В третий она просыпается, совершенно не ожидая, что ее рука оказалась там …где она оказалась. А внутри еще расходится кругами удовольствие от собственных касаний, под несбыточный сон о магистре Скайуокере.

Сны повторяются сначала редко, потом все чаще, потом каждую ночь.

Однажды рано утром она просыпается с его именем, замирающим стоном на губах.

С отголоском чувственного видения, который хочется удержать в памяти, — где еще ощущает жар его дыхания, движения его механической кисти, пульсацию его плоти внутри своей.

Она открывает глаза и видит его фигуру в длинной мантии в дверях, медленно поворачивающуюся к ней спиной и уходящую в утренний туман. Моргнув несколько раз, бросается к двери и видит, что это действительно мастер Люк.

С каким бы вопросом он ни приходил, это уже неважно.

Важно другое.

Он слышал. Он все понял.

***

— Рей, тренировки сегодня не будет. Медитаций тоже, — ровным голосом, без улыбки, говорит он, когда она подходит к нему через час. — Мне кажется, что нам нужно в этот день побыть одним. Тебе и мне.

Она молчит, только пристально смотрит магистру в глаза.

— Я думаю, ты знаешь причину, — очень тихо отвечает он на ее невысказанный вопрос.

Почему он так равнодушен и холоден? Интересно, как бы это было, если бы вместо этих спокойных слов он просто обнял ее? Смотрел и касался, медленно раздевая и ощущая ее давнее желание? Опустился с нею в траву у своей хижины и проникся бы ее чувствами, доводя ее до изнеможения и исступления своими ласками?..

Ведь они одни здесь. Никто не узнает. Что мешает сделать это, что удерживает?.. Если бы он только знал, как…

«Но ты — никто в этой истории, ты — просто мусор», — бьет ей в голову воспоминание.

Конечно, это твердил не Люк, а врывающийся раньше в ее мысли Кайло Рен. А Люк тогда помог отгородиться и избавиться от этого наваждения, просто несколько раз погладив ее по голове.

Только и не сказал ей ничего при этом. Не утешил и не возразил словам Рена.

Потому что легенды не влюбляются в мусорщиц. Их сердца живут в вершинах холодного Света, на недоступных для таких, как она, — пьедесталах.

Уголки рта Рей при этой мысли скорбно опускаются.

А Люк меняется в лице.

Зрачки его глаз расширяются, отчего кажется, что они внезапно потемнели.

— Тебе надо учиться ставить ментальные щиты, Рей, — каким-то другим голосом говорит он. — Иди.

— Вы видели мои мысли? — Потрясенно и смущенно спрашивает она и инстинктивно протягивает к нему руку, почти касаясь кончиками пальцев плотной ткани мантии. Не отрывая от него взгляда.

Конечно, видел. Возможно, он и сны ее видел… в ее памяти.

Ее полукасание почему-то удерживает его на месте, не давая развернуться и уйти к себе.

— Я хочу… — Начинает она, но Люк тут же перебивает, как будто не позволяя себе дослушать.

— Я понимаю. — Медленно произносит он и опускает голову, затем отворачиваясь. — Только… не сейчас, Рей. Побудь наедине с собой …пока.

Она, кажется, могла бы жизнь отдать за «не сейчас» и «пока».

***

Ночью она слышит, как открывается дверь, и откуда-то уже знает, что будет.

Он подходит ближе к ее постели, ложится рядом под ее одеялом без всяких объяснений и обнимает ее сзади.

Рей незаметно щиплет себя. Нет, на сей раз — это не снится. Дрожь проходит по ее коже, и она чувствует, как руки покрываются мурашками.

На самом деле его борода оказывается не колючей, хотя немного щекочет шею. Дыхание на ее коже — ровное и не горячее. Но так ее волнует еще больше.

А правая рука, проникающая под ее тунику и касающаяся живота, — напротив, очень холодная. Холоднее, чем ей казалось. Чем снилось.

Когда он притрагивается к ней, она вздрагивает и видит в Силе.

Его глубокое, насмешливое презрение к своей славе и ненависть к обросшей домыслами легенде об идеальном, словно мраморно-скульптурном Люке Скайуокере, приставшей к нему, точно неснимаемая маска.

Даже в глазах его ученицы, единственного близкого и самого дорогого сейчас его сердцу человека. Злая ирония судьбы.

Его взгляд на нее, с первого мгновения, — как на сказочное, похожее на мифического ангела, создание. Прекрасное и отважное.

Мысли и мечты о котором для него, искалеченного, никчемного, старого изгнанника, вначале были — неподобающи. «Я не могу предать ее веру, взвалить на нее груз моей боли и обмануть ее мечты. То, что есть внутри меня — умрет со мной, и она не узнает».

Потом — несбыточны. «За совершенное моим учеником — я недостоин внимания и сочувствия ни одного разумного в этой Галактике. Тем более ни одной женщины. Тем более такой… самой лучшей. Ее надежды».

Потом — несвоевременны. «Надо подумать об этом позже и все-таки попробовать отпустить в Силу. Может быть, получится …на этот раз».

Что он видел каждый ее сон вместе с ней.

После этого Рей шумно выдыхает сквозь зубы и закрывает глаза.

Она понимает, насколько сильнее теперь чувствует ЭТО к нему.

А возможно, чувствовала всегда. Но боялась признать.

— Ты можешь остановить меня в любой момент, — говорит он очень тихо, и она чуть заметно кивает. — Если ты молчишь, то я продолжаю.

Его рука ложится туда, где она притрагивалась к себе прошлой ночью и еще раньше, когда видела тот сон. Рей чуть сжимает ее бедрами, усиливая давление на те точки, которые он исследует. Едва заметно, легко, — он касается губами ее шеи, постепенно опускаясь к тому месту, где она переходит в плечо.

Она откидывает голову назад и сразу встречает его губы. Мягкие, чуть соленые на вкус. Медленное скользящее проникновение языка внутрь. Она кладет свою живую кисть на его искусственную и направляет его движения, одновременно раскрывая рот чуть шире навстречу его поцелую.