— Джин… дорогая мисс Джин Эрсо, — говорит тем временем ее гость необычно возвысившимся, взволнованным голосом, прикасаясь губами к ее руке в сдержанном приветствии. — Возможно, вам покажутся странными и удивительными мои слова. Но я не могу более держать это втайне. Примите их и решите… как поступить.

Как он смотрит. Не надо так пристально и пронзительно…

«Дорогая…» Ее почти обжигает, а сердце начинает отчего-то колотиться быстро-быстро.

Чуть дрогнувшими губами Джин произносит.

— Говорите, адмирал.

До чего она хороша сейчас в этом простом светлом домашнем платье. До чего же повезло этому мальчишке…

Орсон почти сжимает кулаки от уколовшего в сердце воспоминания. Он все отдал бы, кажется, чтоб только она вновь сейчас взглянула на него так, как тогда, — когда он застал их вместе с этим самоуверенным капитаном.

Джин, склонив голову, терпеливо ждет его слов.

Чего он ждет? В конце концов, за этим и пришел.

Да. Он скажет сейчас все. И будь что будет.

Пусть эти когти ревности, рвущие изнутри, не притупятся. Но он хотя бы откроет ей сердце.

— Мисс Джин Эрсо… Джин… — он снова целует ей руку, уже более горячо и страстно, не задумываясь, что сейчас она может испуганно выдернуть ее из его пальцев.

Но этого не происходит. А чуть выше скул на щеках Джин медленно расплываются алые пятна.

Орсон опускается на одно колено и видит, как поднимаются ее брови. И неважно. Сейчас он вымолвит все.

— Я не могу больше носить это в себе, — медленно, вкладывая душу в каждое слово, произносит он. — Я люблю вас, Джин. Люблю, и — более всего на свете хотел бы — назвать своей. Знайте об этом. Моя рука и сердце — всегда открыты вам.

Джин закрывает глаза. Кажется, она теряет дар речи.

На миг поддавшись безотчетному желанию и прижав её холодную ладонь к своей щеке, Орсон с усилием завершает. Готовый к любой ее реакции. Он все равно не отступит теперь.

— Понимаю и видел сам, что вас увлек сейчас тот, кто… намного моложе и… как вам, наверное, кажется, подходит намного больше. Но хочу, чтоб вы знали. Что я не отступлю никогда и буду ждать вас, бороться за вас — даже всю жизнь. А теперь — прощайте.

Он поднимается и видит, что на щеках Джин блестят две влажные дорожки.

— Мои слова смутили вас и заставили загрустить? — тревожно спрашивает Орсон. — Тогда сегодня более не буду напоминать вам об этой грусти своим присутствием.

— Нет! — Вдруг говорит его любимая, открывая глаза. — Адмирал… Директор Кренник… не уходите, прошу… Орсон!

Он замирает на месте — от необычного тона, с которым она назвала его по имени. Она сказала это… нежно?

— Орсон… — Бережно положив букет на стоящий рядом столик, Джин встает вплотную к нему, сложив руки на груди, и заглядывает в глаза, очень неуверенно и осторожно.

— Если вы просите — конечно, я останусь, Джин, — едва слышно отвечает он.

— Ведь я мечтала об этих ваших словах так давно, так давно, — быстро, словно боясь быть перебитой, говорит она, не отрывая взгляда от его лица. — Но даже на смела поглядеть на вас — такого далекого и красивого, такого яркого и притягательного для… неважно. Такого… недоступного. Не смела поверить, что у меня, маленькой и смешной для вас девочки… которую вы постоянно одергиваете, которой делаете замечания… есть хоть тень надежды на взаимность. Не смела сделать то, что может удивить или поразить родителей. Поэтому и пыталась забыть вас, встречаясь с Кассианом, чтоб больше не страдать. Но… не могу. Совсем не получается… запретить себе думать о вас, — она быстро касается уголков глаз. — И не хочу больше.

У него перехватывает дыхание, когда он слышит это несмелое признание. Это… не может быть правдой… неужели?

Неужели эта Сила, в которую до сих пор некоторые верят, все-таки существует? Тогда сегодня, по своей странной прихоти, она определенно показала ему, Орсону Креннику, свою лучшую сторону.

— Обними меня, пожалуйста, — просто говорит она, и время останавливается.

В теплом кольце его рук.

В биении ее сердца, которое он чувствует, бережно прижимая ее к себе — еще не веря до конца. Невесомыми касаниями поглаживая ее мягкие темные волосы.

И теперь он знает, какая мощь действительно несравнима ни с чем. Даже с мощью его боевой станции.

Того, яркого, ослепительного, что в эту секунду просияло и взошло в его сердце.

Словно весеннее солнце среди жестокого холода и бесконечной зимы — того, четко отмеченного календарем, — промежутка лет между ними.

Они все как будто растаяли от слов ее горячего признания. От жара его жаждущей души.

Он все отдаст за нее.

— Я видела раз во сне, что ты так придешь однажды, как голубоглазый рыцарь из сказки… — доверчиво говорит она. Становясь совсем не похожей на умелого телохранителя и ловкого бойца, какой он всегда видит ее на службе.

Он запомнит это до смертного мига, и никогда не предаст — вот этого ее порыва.

Никогда не солжет, даже ценою жизни.

Мощь его чувства к ней — неизмерима.

***

— Могу я?.. — прерывая его мысли, несколько мгновений спустя просительно спрашивает Джин и встает на цыпочки.

— Да, — быстро и чуть резковато говорит Орсон, даже надеясь отпугнуть.

Мягкое прикосновение к его щеке, потом еще и еще — так медленно и немножко неловко. Ситх, держать себя в руках становиться трудно — остается только предупредить:

— Будьте осторожны, мисс Эрсо.

— Ты так… опасен, Орсон? — улыбаясь краешком губ, произносит Джин.

Лучше б не спрашивала. Этот вопрос, эта просьба обнять и полудетские прикосновения, а более всего — мысль о том, что к ней так же притрагивался Андор и продолжает претендовать на это, — сводит с ума, лишает здравомыслия и оставляет лишь бешеный огненный водоворот внутри.

— Не представляешь, насколько опасен и силен. Меня многие считают и называют монстром, принцесса. Следовало бы тебе поостеречься, прежде чем вставать так близко сейчас, просить о моих объятиях и целовать меня, Stardust**, — хрипло говорит Орсон, не отпуская Джин.

— Мне все равно уже. Слишком прекрасен… слишком дорог мне, чтоб я считала тебя монстром, — тут же шепчет она ему куда-то в шею, слегка подаваясь навстречу его рукам. — Не хочу, не буду осторожничать и остерегаться. Хочу быть с тобой.

Он чувствует некую легкую вибрацию в области груди и опускает глаза. Это ощущение исходит от подвески со светло-розовым кайбер-кристаллом у Джин на шее.

— Мамин подарок, — полушепотом говорит она. — Он всегда меняет цвет и отзывается так, когда со мной происходит что-то хорошее.

А потом ее губы доверчиво открываются Орсону навстречу, и от этого не отказаться. Нет. Разве что попытаться быть сдержаннее и помнить про самоконтроль.

Помнить и быть сдержаннее не получается. Когда он отрывается от нее, то дыхания обоим не хватает.

Аромат ее волос, сладость губ, тепло ее тела в его руках — просто опьяняет. Орсон на мгновение окончательно теряет голову и поддается желанию, что носит в себе так давно. Его большая и теплая рука уверенно ложится на тонкую ткань ее платья, и она чувствует властную, требовательную мужскую ласку, когда адмирал чуть сжимает ее грудь.

При этом другой рукой крепко прижимая к себе и наклоняясь к Джин, изучая губами и языком ее щеку, шею около затылка, полуоткрытое платьем плечо, совершенно ошеломляя девушку этими неведомыми ощущениями. В ее скромном и совершенно невинном романтическом опыте такого никогда не было. Она ощущает, как внизу живота словно скручивается тугой ком, а по всему телу расходятся волны, все горячее и горячее.

— Джин!!!.. Орсон, что ты делаешь?!.. — Прерывают их возгласы Галена и Лиры, вышедших из лаборатории и в изумлении и ужасе взирающих на них с балкона. Похоже, уже несколько секунд.

Джин, отпрянув, только инстинктивно сжимает в пальцах розовый кристалл, не зная, куда деть глаза. Что сделать с неподобающе смятым платьем, припухшими от его поцелуя губами. Как будто сказку оборвали на полуслове. Как будто порыв холодного ветра развеял волшебную мечту.