— Ты всегда говорила, что хочешь вернуться в космос.

Снова несколько вздохов.

— Олли, я хотела. Я долго этого хотела. Пока — пока я не состарилась. И она предложили мне это, я поняла, что больше никуда не хочу. Такое осознание — это ужасная штука для старого космического бродяги. Я состарилась на этой планете, и все, что я знаю, находится здесь, здесь все знакомое, и я не хочу расставаться с этим, вот и все, — снова вздох. — Однако все не так, как я рассчитывала. Они могут перевести меня. Или отправить на пенсию. Черта с два я соглашусь уйти на пенсию. В этом беда простого ученого не рвущегося к власти. Этот выскочка Жиро может выгнать меня. Вот до чего дошло. Черт бы побрал его душу. Так что я отправлюсь на Фаргон. И начну с начала это дело с другим отродьем, на этот раз займусь медицинскими проблемами. Чепуха, Олли. Сделай кому-нибудь одолжение и посмотри, чем они тебе отплатят.

Олли провел рукой по ее волосам. Погладил шею.

— Сердце изболится, вот что произойдет, если ты уедешь туда. И ко всему прибавь, что пройдет немного лет, и я умру у тебя на руках; и вот ты — в двадцати световых годах от цивилизации. Как я могу так поступить по отношению к тому, у кого еще есть шанс выбрать? А я не хочу ставить тебя в такое положение. Если тебе нравится здесь, в Резьюн, я могу достать тебе ленту гражданина, и ты сможешь остаться здесь, в цивилизации, где нет постоянной муштры, и нет этого соленого кейса, и рыбных лепешек, и нет коридоров, в которых люди прогуливаются по потолку…

— Джейн, если я скажу тебе, что хочу поехать, что ты ответишь мне? Что я — тупой эйзи, не знающий, чего он хочет? Я понимаю. Неужели я отпущутебя туда с каким-нибудь паршивым эйзи из Города?

— Я на сто.

— Меня это не волнует. Меня это не волнует. Не делай несчастными нас обоих. Не стоит актерствовать со мной. Ты ждешь, чтобы я сказал, что хочу быть с тобой, так я это и говорю. Но это нечестно — перекладывать все на меня.

Черт возьми, Олли, я оставлю тебя, я буду?…

— Мне надоело слышать это уже в течение двух лет. Я не хочу даже думать об этом.

Олли было почти невозможно расстроить. Но на этот раз удалось. Она, наконец, заметила это, протянула руку и провела пальцами по его щеке.

— Я не сделаю этого. Не бойся. Черт возьми, это слишком серьезно. Проклятый Жиро. Проклятый Проект. После этого, Олли, они не дадут тебе прикоснуться к Ари.

Его брови страдальчески сдвинулись.

— Они упрекают меня.

— Просто они видят, что ты нравишься ей. Это все проклятая программа. Они хотели совсем убрать тебя отсюда, а я послала их к черту. Я пригрозила, что тогда всем расскажу об этом. И все расскажу девочке. И тогда они будут бледно выглядеть. А у них оказалось наготове контрпредложение. За которое, по их соображениям, я ухвачусь. И угроза. Пенсия. Так что я могла сделать? Я приняла их предложение директорства. Я уезжаю с тобой — с тобой! — отсюда. Я должна радоваться этому.

— Прости, что я виноват в этом.

— Черт возьми, нет, ты не виноват в этом. Я не виновата. Виноваты Жиро и Дэнис. Ольга никогда не била ребенка. Слава Богу. Но я не могу вынести этого, Олли. Я больше не могу вынести этого.

— Не плачь, я не могу этого вынести.

— Я не собираюсь. Тихо. Повернись. Моя очередь. Не возражаешь?

— Конечно, нет, — сказал он Петросу, сидящему за столом напротив него, при включенном скрайбере, и он вполне обоснованно подозревал, что работает и индикатор тональности голоса, небольшой экран которого предоставлял Петросу готовую информацию. Петрос частенько на него взглядывал и временами улыбался ему в своей лучшей медицинской манере.

— Ты поддерживаешь тесные отношения со своим приятелем, — сказал Петрос. — Не возникало ли у тебя некоторых опасений в связи с этим? Ты ведь знаешь, что эйзи, в действительности, не могут защитить себя от подобных вещей.

— Я всерьез думал об этом. Я разговаривал с Грантом. Но ведь в такой обстановке мы были воспитаны, не так ли? И в силу различных причин, ты знаешь, о чем я говорю, у нас обоих имелись проблемы, отгораживающие нас от остальных обитателей Дома, и мы оба — назовем это так — нуждаемся в поддержке.

— Опиши эти проблемы.

— О, брось, Петрос, ты знаешь и я знаю, что мы занимаем не самую верхнюю ступеньку общественной лестницы. Влияние политики вредно. Мне нужно описывать его тебе.

— Ты чувствовал себя в изоляции.

Он рассмеялся.

— Боже мой, ты был на празднике? Мне казалось, что ты был?

— Ну, да, — взгляд на монитор. — Я был. Она — чудесный маленький ребенок. А ты что думаешь?

Он посмотрел на Петроса, приподняв брось и горько усмехнулся.

— Я думаю, что она похожа на оригинал, но какой ребенок не похож? — Он произнес это со спокойной улыбкой, поймав взгляд Петроса. — Слава Богу, я не могу забеременеть. А то имелся бы мой ребенок, с которым ты мог бы позабавиться. Запиши это и занеси в характеристику. Как я на индикаторе голоса?

— Ну, это было произнесено довольно терпимо.

— Я так и думал. Ты пытаешься заставить меня реагировать, но следует ли нам доходить до нелепости?

— Ты считаешь ребенка нелепым?

— Я считаю ребенка очаровательным. Но мне кажется нелепой ситуация, в которой находится девочка. А по-видимому, твоя тактика позволит выправить ее. Пока я замешан, они держат моего отца на мушке, так что я совершенно не собираюсь дергаться. Вот моя этика. Я говорю правду?

Петрос не улыбался. Он глядел на монитор.

— Отлично. Отличная реакция.

— Еще бы.

— Ты ужасно раздражен, не так ли? Что ты думаешь о Жиро?

— Я люблю его как родного отца. Как это прозвучало сравнения! Правда или ложь?

— Перестань играть этим. Ты можешь повредить себе.

— Отметь: угроза пациенту.

— Я уверен, что это вышло случайно. Я собираюсь настаивать на том, что тебе следует провести курс терапии. Мммммн, тут сердце немного подскочило.

— Конечно, так и следует. Я пройду твою терапию, в твоей клинике. Если мой эйзи будет сидеть рядом со мной и следить.

— Непорядок.

— Послушай, Петрос. Здесь я прошел ад. Ты стараешься свести меня с ума или собираешься дать мне разумного телохранителя? Даже не профессионал имеет право на присутствие ревизора при психической процедуре, если он просит об этом. Вот и все. Сделай это нормально, и тебе даже не понадобится ленты безопасности, чтобы привести меня туда. Сделай это неверно, и мне придется принять другие меры. Я больше не перепуганный ребенок. Я знаю, куда я могу направить протест, разве что ты планируешь запереть меня и устроить исчезновение — чертовски плохо для твоей записи, верно?

— Я сделаю лучше. — Петрос пощелкал тумблерами и потемневший монитор сдвинулся в сторону. — Я дам тебе ленту, и ты сможешь впитать ее дома. Только дай мне слово, что воспользуешься ею.

— Вот теперь ты увидел бы настоящее удивление. Жаль, что ты выключил монитор.

— Ты испугался настолько, что не доверяешь хорошему отношению, — сказал Петрос. — Я не упрекаю тебя. Хорошо следишь за голосом, но пульс учащен. Самообладание? Я мог бы направить тебя на анализ крови. Грант пытался подготовить тебя?

— Тебе понадобится мое письменное согласие.

Петрос слегка вздохнул, не убирая рук со стола.

— Держись подальше от беды, Джастин. Это без всяких записей. Держись и подальше от беды. Выполняй распоряжения. Они в самом деле собираются запретить телефонные разговоры.

— Разумеется, — от разочарования у него сдавило грудь. — Я так и полагал. Все равно это игра. А я верил Дэнису. Теперь буду знать.

— Дэнис тут ни при чем. Этого требует военная секретность. Дэнис собирается подготовить документы, которые убедят их. Посодействуй некоторое время. Тебе не удастся смягчить обстановку со своей теперешней позиции. Ты понимаешь, о чем я. Держись подальше от беды. Ты будешь продолжать получать письма. — Новый вздох, очень несчастный взгляд. — Я увижу Джордана. Ты хочешь что-нибудь передать ему?

— Что они делают с ним?