— Котёнок, что случилось? — осторожно начала она, позвав Нуара из-за спины. — Что-то не так?

Он шумно втянул воздух, не оборачиваясь.

— Котёнок? — Ледибаг встала, желая подойти к любимому, но остановилась, когда Кот обернулся.

— Всё не так! — рявкнул он; его всегда светлые зелёные глаза полыхала безумная ревность. — Всё, чёрт бы их побрал, не так!

Замахнувшись, Нуар швырнул жезл в сторону забившейся в угол Ледибаг. Отлетев несколько раз рикошетом от сходящихся стен, оружие вернулось к нему, подошедшему поближе.

— Почему ты вся дрожишь, моя Леди? — проурчал он, глядя на неё мутными от ярости глазами. — Разве ты меня должна бояться?

Зажав её в угол, Кот немного удлинил жезл и установил его между стенами. Прямо у горла Ледибаг.

Она приподнялась на носочки, ухватившись за жезл, чтобы он не давил так больно. Нуар, нависнув сверху, смотрел на неё, будто бы ждал чего-то, а она не могла заставить себя сказать ни слова.

— Мне не нравится это, — выплюнул он, выпрямляясь. — То, как эти, — он надменно кивнул головой туда, где остались журналисты, — на тебя смотрят. Ты же… — Кот обернулся и невидяще уставился на Ледибаг. — Ты же моя, почему они этого не понимают?

— Т-твоя, Котёнок, — прохрипела она. — И они э-это п-понимают, п-правда, — Ледибаг попыталась одной рукой дотронуться до Нуара, но он дёрнул плечом. — Эт-то же просто журналист-ты, они всегд-да были т-такими…

— Нет, не всегда! — Кот, рявкнув, ударил кулаком по стене. — Они не должны даже думать о тебе, моя Леди, — он резко убрал жезл, и Ледибаг рухнула в его руки, хватаясь за него, как за последнюю надежду. — Ты не должна быть в их грязных мыслях. Ты моё сокровище, моя любовь, смысл моей жизни! Это я, только я люблю тебя так сильно, как никто никого не будет любить!

Ледибаг дрожала и плакала, боясь открыть глаза и посмотреть на того, в чьих руках она искала защиты. Нуар ли обнимал и гладил её, вытирал бегущие по лицу слёзы? Или всё ещё тот монстр шептал клятвенные признания в любви?

— Моя Леди, нам пора, — шепнул Кот, поцеловав её в нос. — Отец, наверное, уже насиделся с любимым внуком.

Кое-как уняв дрожь, Ледибаг подняла глаза: перед ней был её Кот — ласковый, добрый, который никогда не обидит и всегда защитит. Она постаралась улыбнуться, кивнув.

— Пойдём домой, Котёнок.

***

— Нет, Аля, ты преувеличиваешь, — поудобнее перехватив телефон, Маринетт закатила глаза, будто бы разговаривала со своим глупым Котом, а не с лучшей подругой. — Прошу тебя, не делай из этого катастрофу. Не неси ерунду!

Из трубки слышались упорные возмущения — Аля пыталась вытащить подругу погулять, а та отказывалась, приводя какие-то глупые аргументы.

— Ты всё напридумывала себе, дорогая, — снисходительно выдохнула Маринетт, — меня никто не запирал в четырёх стенах. У Хьюго режутся зубки, и Адриан предложил мне пока побыть дома и не выходить на работу в офис. В конце концов, я могу рисовать даже с сыном на руках.

Аля, громко цокнув, попросила сообщить ей, когда закончится домашний арест, и отключилась, не слушая возмущения подруги.

— Тётя Аля сегодня что-то не в духе, — проворковала Маринетт, поцеловав Хьюго в лобик. — Ну как наш папа мог нас запереть? Наш папочка самый лучший, да, малыш?

Хьюго улыбнулся, агукнув, а потом зевнул, прикрыл глазки и засопел, убаюканный теплом матери. Маринетт положила его в кроватку и только хотела заняться недоделанным эскизом, как раздался негромкий звонок в дверь.

— Мадам Агрест? — спросил дружелюбный паренёк-курьер, когда она открыла дверь. — Это Вам! — И вручил ей огромный ароматный букет из по-летнему пёстрых цветов с приколотой к нему открыткой.

«Моей Леди»

Маринетт покраснела, словно ей опять шестнадцать и Адриан на первом свидании подарил ей перевязанную алой лентой розу. Она заулыбалась счастливо и поблагодарила курьера. Вернувшись в комнату, Маринетт зарылась носом в цветы, отправляя любимому мужу сообщение с благодарностью. Оно почему-то не дошло, но она не придала этому значения — мало ли где может быть в рабочее время её Котёнок.

Не прошло даже часа, как Маринетт вдруг услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Она просияла — Адриан пришёл домой на обед! Не пошёл в ресторан с партнёрами, предпочтя её их компании. Шаги приближались к детской, в которой она проводила время с Хьюго, и Маринетт, улыбаясь, вскочила на ноги и оправила одежду, готовая встретить Адриана.

Дверь комнаты резко распахнулась, с грохотом ударившись об стену и чудом не задев её.

— Что это было?! — с порога заорал Адриан на испуганно закрывшую руками рот Маринетт. — Я тебя спрашиваю, что это было?

Подойдя вплотную, он схватил её за плечи и сильно встряхнул — от неожиданности Маринетт прокусила до крови губу. Открыв зажмуренные от страха глаза, она встретилась с безумным полным ярости взглядом, таким диким, будто Адриан мог бы убить её прямо сейчас.

— Мне повторить свой вопрос? — холодно процедил он. Хватка на плечах ослабла, и Маринетт попыталась отстраниться, но Адриан, прижав её к себе рукой, в другую собрал её волосы и больно сжал, заставляя смотреть ему в глаза.

— Котёнок, х-хороший мой, я н-не понимаю…

— Зато я понимаю! — рявкнул Адриан, ещё сильнее сжал руку в волосах Маринетт и дёрнул кулаком. Она вскрикнула и упёрлась одной ладошкой ему в грудь, смаргивая слёзы. — Я всё прекрасно вижу и понимаю! Какого чёрта ты улыбалась этому уроду?

— К-каком-му, Адриан? — всхлипнула Маринетт и скосила взгляд в сторону кроватки — Хьюго захныкал, проснувшись от громких криков. — О ч-чём ты?

— Не прикидывайся! — Адриан оскалился. — На камерах отлично было видно, как ты улыбалась курьеру! Какого дьявола, Маринетт? Ты мать моего ребёнка, ты моя женщина, как ты смеешь так себя вести?

— Адри-ан, л-любим-мый, я ж-же просто б-была рада под-дарку от тебя! — Маринетт снова всхлипнула. — Клянусь, Адриан, — она громко сглотнула, — я ведь л-люблю тебя!

Хьюго закричал, и Маринетт непроизвольно дёрнулась в его сторону, но Адриан воспринял это по-своему.

Он выпустил её волосы, но спустя мгновение стальная хватка сомкнулась на горле Маринетт. Вцепившись в его руку, она часто и сипло задышала, продолжая бормотать оправдания.

Адриан не слушал. Он безотрывно следил за ней: за движениями пухлых покрасневших губ, за мерцанием слёз, подсвеченных небесной синевой её глаз, за рваными вдохами, с каждым из которых вздымалась её грудь.

— Клянусь, Котёнок, я люблю только тебя, — шептала Маринетт, обессилев. — Только тебя, пожалуйста, отпусти, мне очень больно… Хьюго плачет, Адриан, отпусти…

— Никогда, — вдруг утробно пророкотал он, склоняясь к её лицу. — Я никогда не отпущу тебя! Ты моя! — Адриан, не разжимая пальцев на горле Маринетт, резко прижался к её губам. Она громко всхлипнула в поцелуй. — Моя, ты только моя, — тихо рычал он, сцеловывая и слизывая катящиеся по её щекам слёзы. — Моя, моя, ты слышишь? — Маринетт кивнула, дрожа. — Ты слышишь? Отвечай мне!

— Да, Адриан, родной мой, я твоя, — хрипела она. — Я только твоя, я знаю, я…

— И никто тебя не любит так, как я люблю! Никто, никто, больше никто, кроме меня!

Маринетт закашлялась, когда смогла нормально вдохнуть. Адриан прижимал её к себе, пробиваемый крупной дрожью, рыча и плача ей в плечо. Она осторожно села в кресло — Адриан опустился на колени у её ног, уткнувшись в собственные ладони, и положил голову на её бёдра. Маринетт гладила его, вытирая свои непрекращающиеся слёзы. Адриан выпрямился и посмотрел ей в глаза немигающим взглядом, словно побитым жизнью, полным беспомощности, непонимания и нездорового, животного обожания.

Взяв его лицо в свои руки, Маринетт, снова всхлипнув, склонилась и прижалась лбом к его лбу.

— Всё хорошо, Котёнок, — она несмело улыбнулась. — Я тоже тебя люблю.