Ни мне, ни ему, все имени Твоему.
Небытие и забвение, как высшая кара».
Просто и лаконично. Никаких, уже ставших привычными для нас «мы, нижеподписавшиеся…» или там «права и обязанности сторон». Никаких тебе «форс-мажоров» или юридических адресов. Не было тут и утомительного перечисления условий, растянутых на пятьдесят-семьдесят пунктов и стольких же мелких подпунктов. Все было предельно кратко и почти понятно.
Так и не успев в полной мере налюбоваться столь минимизированным документом, та бумага с подписанным договором вдруг потемнела. Прямо на моих глазах она очень скоро превратилась в пепел, рассыпавшись на бесконечное множество светло-серых пылинок…
= 5 =
Начальник следственного изолятора полковник Караулов Федор Михайлович, прибыл нынче на место своей службы, как никогда рано. Аж, в половине девятого утра. Столь раннее начало трудового дня был обусловлен неординарным для его изолятора событием. Нынешним утром, стены изолятора «грозился» посетить, ни кто-нибудь, а сам генерал Усачёв Александр Геннадьевич, руководитель областного УВД. Потому ещё с вечера, в подведомственном Караулову СИЗО и был наведен тщательный «марафет».
Фёдор Михайлович слегка нервничал. Ведь ни для кого не было секретом, что наивысший (по областным меркам) милицейский главнокомандующий наведывался в его угрюмое заведение, вовсе не из праздного любопытства. На данный же момент, поводом для его визита являлся личный контроль над ходом расследования убийства директора Тракторного завода. Все предельно просто и вполне естественно. Москва торопит Усачёва. Тот, в свою очередь, подгоняет своих подчинённых.
«А этот сучёнок!.. То есть, главный подозреваемый!.. Как назло, молчит уже третьи сутки к ряду!.. Не признается, падлюка, невзирая на тщетные усилия, как ребят из «управы», так и моих собственных надзирателей!.. Ко всем прочим неприятностям, прибавилась и ещё одна!.. Этот долбанный Кузнецов, чуть было «кони» вчера не «отбросил»!.. В камеру его унесли едва живого!.. Ребята, конечно же, перестарались накануне с пристрастным допросом!.. Однако каков подлец, и сам подозреваемый!.. Своей внезапной смертью, он едва не завалил долгую и кропотливую работу десятков следователей и оперов!.. Умри он вчера в тюремном блоке и пришлось бы все начинать с ноля, с самого начала, по сути, с нового подозреваемого!.. Ведь для умиротворения общественного мнения, этой самой общественности и необходимо предъявить убийцу!.. То есть, злодея!.. Конкретного исполнителя!..»
Итак, когда Караулов вошел в свой рабочий кабинет, время было ещё совсем раннее. До приезда генерала он собирался принять рапорт от дежурного, узнать о ночных происшествиях и лично осмотреть коридоры изолятора, дабы уже самому быть в полной уверенности, что в подведомственном ему учреждении, действительно, все в порядке. Однако ничего из намеченного он сделать так и не успел…
Дверь, неожиданно отоварилась. И в кабинет чинно вошел сам Александр Геннадьевич, при полном генеральском параде. Оказалось, что и «главнокомандующие» могут просыпаться через чур рано.
– Ну, здравствуй, Федор Михайлович!.. Как живешь?.. Как здоровье?.. На пенсию ещё не собираешься?..
– Да вроде бы, ещё рановато!.. – начальник СИЗО сразу понял на что именно намекает сейчас Усачёв, потому и ответил он весьма уклончиво.
– Рано, так рано!.. – как-то зло улыбнулся генерал. – …В таком случае!.. Чем собираешься меня нынче порадовать?.. Не иначе наш киллер, соизволил разговориться?
– Особого повода для радости пока нет!.. – поёжился Караулов. – …Молчит сука!.. Как рыба об лёд!.. Человечка своего к нему подсадил!.. Да, только все бес толку!.. Ничего, гад, не желает подписывать!
– А ты говоришь: дескать, на пенсию рано!.. Коль затянем мы с этим делом, так и всем нам впору будет задуматься о дачных домиках, домашних тапочках и воспитании внуков!.. Не забывай о том, что данное убийство на личном Президентском контроле!.. – подытожив сказанное, Усачёв ударил кулаком по столу. – …Ладно!.. Надеюсь на то, что в самое ближайшее время все уладиться!.. Ты давай, веди сюда своего «молчуна»!.. Так уж и быть, заберу я от тебя твою былую, трёхдневную головную боль!
– Александр Геннадьевич, я чего-то не понял!.. – сейчас Караулов прибывал в полном недоумении. Такого случая, чтоб сам начальник УВД, лично забирал арестанта из следственного изолятора, в его многолетней практике ещё не было.
– Да, чё тут понимать?!.. Выводи убийцу из камеры и тащи его сюда!.. – рявкнул Александр Геннадьевич. – …Коли третьи сутки он молчит, значит, следует применить к нему более радикальные методы!..
– А как же документы? – в недоумении вскинул брови караулов.
– Нет у меня времени на всякого рода формальности!.. Подготовишь нужные бумаги, после чего, пришлешь их с посыльным!
– Александр Геннадьевич! Ты б все же черкнул мне хоть какую расписочку! – Караулов тотчас засуетился в поисках чистого листа бумаги. – …А то, мало ли что!..
– Зад свой желаешь прикрыть?.. – усмехнулся Усачёв. – …Ну, что ж! Давай, трус несчастный, свою бумаженцию!
– Так ведь!.. Сам знаешь, Александр Геннадьевич!.. В нашей жизни, всякое бывает!.. – оправдываясь, начальник СИЗО пододвинул к старшему по званию спешно найденный лист и авторучку. – …От вас жалости не дождешься! А если подохнет подследственный?.. Предположим, при транспортировке?.. Или, не дай-то Бог, не осилит ваших «более радикальных методов»?.. Более чем уверен в том, что именно вы, с превеликим удовольствием прикроет уже свой зад, моими погонами!.. Не так ли, товарищ командир?
Сопроводив начальника УВД в «компании» с подследственным до самой машины, Караулов вернулся в свой кабинет. На душе его отчего-то осталось двоякое, отчасти тревожное чувство. С одной стороны, он легко отделался от тяжкой обузы, грозившей перерасти в потерю собственной репутации. А с другой.…
После беседы с Усачёвым, у полковника появился неприятный осадок некой настороженности, недосказанности и неопределённости. Слишком откровенными были последние намёки генерала. Однако и не это было, сейчас главным.
В ещё большей степени, Караулова ныне беспокоили какие-то странные негативные предчувствия. Подспудный внутренний страх, очень медленно, но весьма уверенно разъедал его сознание. Причём, полковник никак не мог понять и объяснить самому себе, причину его возникновения. Потому как все…. Абсолютно все было странным и каким-то неестественным. Вот почему неистовая тревога и тотальная паника нарастали в нём все сильнее и сильнее.
Уставившись в одну точку на противоположной стене, полковник пытался успокоить свою, не на шутку, разгулявшуюся нервную систему. Федор Михайлович даже принялся подумывать о расслабляющей рюмашке коньячка припрятанного в сейфе, как вдруг дверь его кабинета отворилась. На пороге вновь стоял Усачёв.
– Ну, здравствуй, Федор Михайлович!.. Как живешь?.. Как здоровье?.. На пенсию ещё не собираешься?
