- Помочь тебе? – спросил старший. Я узнал, исподволь, все их имена. Старшего звали Колькой, других Славкой и Петькой.

- Я умею, - пропищал я.

- Обожжёшься ещё!! – не доверил мне утюг Коля. Взял мою маленькую форму и быстро погладил:

- Держи! Только умойся! – парни необидно засмеялись, Коля провёл ладонью по моей щетинистой голове: - Удачи тебе!

- Спасибо! – прошептал я, осторожно прижимая к себе отглаженную форму.

В своей спальне, аккуратно повесив форму на спинку кровати, подумал, что делать. Идти мыться, или бегать с ребятами по двору? Подумав, выбрал второе, справедливо решив, что до ужина отец не приедет.

Славно набесившись, мы отправились, опять же, строем, в столовую, но были завёрнуты в умывальник. На этот раз старшим было невозможно было без содроганий на нас смотреть, хотя нам казалось вполне нормальным так выглядеть.

После ужина я побежал в душевую. Она была открыта, и вода горячая присутствовала.

Хорошо отмывшись, я переоделся в сохранённые каким-то чудом плавочки, подаренные Лиской, белую маечку, чистую, не растянутую, как все, грязно-голубые и безразмерные.

Затем, не надевая потрёпанную одежду, побежал к себе.

Облачившись в парадную форму, под восхищённые взгляды ребят, отправился во двор, ждать отца.

Ребята тоже высыпали вслед за мнойво двор. Я прохаживался по двору, или сидел на лавочке, с завистью глядя на веселящихся ребят. Уже отчаялся дождаться сегодня отца, когда увидел затормозившую машину.

- Папа!

В церкви было сумрачно и прохладно. Отец Фёдор встретил нас, спросил меня:

- Что тебя привело сюда, сын мой?

- Свечку хочу поставить. За упокой души моей сестры, Елизаветы… - робко сказал я.

- Сколько лет было покойной?

- Пятнадцать…

- Тогда тебе сюда, - отец Фёдор взял меня за руку и подвёл к иконе Божьей Матери.

- Знаешь, кто это? – строго спросил священник. Я, судорожно, кивнул:

- Это Богородица с Сыном.

- Молодец, малыш. Вот, возьми свечку, зажги от тех свечек, что стоят здесь, и поставь рядом. И помолись за сестру.

- Я не знаю молитв…

- Слова знать не обязательно. Слова нужны, чтобы очистить душу, а у тебя душа и так ещё чиста. Просто желай своей сестре самого лучшего.

- Я удивлённо посмотрел на отца Фёдора.

- Что смотришь? Грешил?

- Грешил, батюшка, кровь на мне. Правда, одна бабушка сказала, что грехи детей лежат на их родителях.

- Верно сказано, всё зависит от воспитания родительского. Но нельзя злоупотреблять этим. Вот сейчас и проверим, велик ли грех твой. Зажигай свечу.

С замиранием сердца зажёг я свечу и взял её двумя руками. Огонёк согрел моё лицо.

Я посмотрел на икону, и не поверил собственным глазам: на иконе была написана Лиска со мной на руках! Я обнимал маленькой ручкой её шею, и строго смотрел на меня, большого.

«Сашенька! Мальчик мой любимый! Наконец-то!». – показалось мне, или нет?

- Лиска?! – прошептал я.

«Да, Саша, это я. Не плачь больше, ладно? Вспоминай меня с тихой грустью, а ещё лучше, с радостью. Когда ты плачешь, мне очень больно. Передай это папе, маме и Юрке. Хорошо?»

- Хорошо! – кивнул я, не в силах оторваться от прекрасного лица Лиски. В душе наступил благостный покой.

«Саша! Тебе грозит опасность. Тебе надо уходить из города, как можно скорее.».

- Я знаю. Только не знаю, как сделать по-тихому, чтобы никто меня не нашёл.

Лиска передала образ, от которого я покраснел:

- Не буду! Вот ещё! Девчонкой!

«Ты же видел там одежду. Она должна быть тебе впору. А теперь поставь свечку. С тобой я буду ещё месяц. Потом, может быть, как и ты, найду себе новый мир. Не прощаюсь. Разговаривай со мной».

- Лиска! Я всегда помню о тебе и советуюсь с тобой! – я поставил свечку на светец и посмотрел на икону. Там снова была изображена Божья Матерь с Иисусом на руках. Но не было у меня больше гнетущей тяжести на душе, не было чувства невосполнимой потери.

Легко и радостно было. Я даже улыбнулся отцу Фёдору.

- Что, малыш? С кем разговаривал?

- С сестрой! Она видит меня!

- Значит, чист ты душой, отрок. Ступай с миром! – отец Фёдор перекрестил меня. Я посмотрел ещё раз на икону, неумело перекрестился.

Отец ждал меня снаружи.

- Папа, а ты почему е зашёл? – удивлённо спросил я.

- Грехи не пускают, - криво усмехнулся отец. – Вообще-то это детская церковь.

- Папа! – вдруг осенило меня, - Ты убил ребёнка?! – прошептал я. Папино лицо исказила гримаса боли:

- Я не хотел! Он заслонил собой маму! Сам подставился!

- А девочка? – вдруг спросил я. Папа молчал, глядя куда-то вдаль.

- Откуда ты всё это знаешь? – непослушными губами спросил он.

- Я сейчас разговаривал с Лиской. Но это не она мне сказала, сам догадался. Папа, ты не думай, я не осуждаю тебя! – торопливо сказал я, хватая отца за руку.

- Не ври себе, - сказал отец, - хватает того, что я себя осуждаю. Поехали?

- Папа, Лиска сказала, что мне угрожает опасность.

- Да, сын, тебе надо куда-то уезжать. Пойми, если я тебя отправлю, все узнают, куда ты поедешь.

- Я справлюсь, папа.

- Вот и хорошо. Сейчас я отвезу тебя домой, и попрощаемся. Может быть, навсегда.

Всю дорогу мы молчали. Когда доехали до моего детдома, дошли до калитки, папа взял меня на руки, и впервые поцеловал. Потом целовал ещё и ещё.

- Если бы ты знал, как я вас люблю! – срывающимся голосом сказал папа, - Проклятая жизнь! Нам нельзя любить! Она приносит только горе! Прощай, сын! – папа поставил меня на тротуар, бегом вернулся в машину и уехал. Я потоптался на месте и пошёл домой.

Бабушка впустила меня, посмотрела на моё расстроенное лицо, спросила:

- Что с тобой, Саша? Был в церкви?

- Был, - кивнул я, - поговорил с сестрой, ей там хорошо. С папой попрощался.

- Бедные дети! – с болью в душе сказала бабушка, - Вам-то за что такое горе? Ладно, война была страшная, но сейчас, в мирное время, сирот не уменьшается, да ещё при живых родителях!

- Прости, бабушка, что расстроил. Пойду я, - я пошёл вверх по лестнице.

Ребята встретили меня настороженно. Я подошёл к тумбочке, на котором стоял портрет Лиски, улыбнулся ей, взял и прижал к себе. Cразу стало легче, будто она была рядом и, молча, улыбалась.

Подошёл Артёмка, встал рядом. Я обнял его за плечи. Артёмка посмотрел мне в глаза.

- Всё получилось, Артёмка! – весело сказал я. А папа? Папа взрослый человек, разберётся со своими проблемами. Ему главное, знать, что я в безопасности. Значит, надо действовать.

Я рассказал ребятам, как сходил в церковь, с улыбкой вспоминая, как разговаривал с сестрой.

- Где эта церковь? – спросил Серёжа.

- Не знаю, - виновато ответил я, - меня возили на машине, а я был с папой, и задумался. Хотя, знаете, та бабушка, что сегодня дежурит, наверняка знает! Она мне… - Серёжа уже убежал. Скоро он вернулся, сияющий:

- Улица Садовая, 22!

- Пойдёте? – не поверил я.

- Да! Все пойдём! Ты с нами? – спросили меня. Я сразу заскучал.

- Саша, без тебя нас не отпустят! – уверенно сказал Серёжа, - А нам очень-очень надо!

Я смотрел на них, и не мог им сказать правду. Если я даже ухожу, то завтра вполне могу с ними сходить в церковь. А если не могу? Значит, сегодня? У этих стен есть уши, надо молчать.

- Посмотрим! – громко сказал я, прижимая палец к губам. Ребята поняли, хотя удивлённо подняли брови. Я развёл руками.

Дождавшись, пока все уснут, сам едва не уснул, вернее, уснул, но вовремя проснулся, глянул на улицу. Там была чёрная ночь. Безлунная, но звёздная. Сердце сбилось с ритма, и быстро застучало, оно понимало, что меня ждут приключения.

Одевшись в чёрный спортивный костюмчик, я взял отмычки и направился в директорский кабинет.

Замки там были смешные, я их закрыл за собой.

Сев за директорский стол, я осветил фонариком сейф. Простой, зато надёжный, без всяких секретов.