- Неприятности. Очень большие. И у меня, и у Димы, - объяснила Милана. - Ты не представляешь, какие влиятельные друзья у Мельгунова. И что они могут сделать.

- Например? Убить? Как Северцева? Я слышал, у него были серьёзные разногласия с Мельгуновым.

- Только профессиональные. Хотя, Гриша, конечно, таких, как Мельгунов терпеть не мог.  Гриша был настоящим мужчиной. Сильным, надёжным, - добавила она, её голос дрогнул, я подумал, что мои подозрения о связи Северцева и Миланы не безосновательны. - Но он бы никогда не стал бы трепаться о своих партнёрах в прессе.

- Я слышал, они часто ссорились. Ругались так, что пыль столбом стояла на площадке.

- Если ты думаешь, что Мельгунов мог убить Гришу, то ошибаешься. Этот слизняк на такие вещи не способен.

- Ну а дружки Мельгунова? Может быть, Северцев чем-то им не угодил?

- Зачем убивать Гришу? Это Мельгунова стоило прикончить! Гриша должен был играть главную роль, а Розенштейн отдал её Мельгунову. Видите ли, у него популярность больше. Знал бы ты, как Мельгунову создают эту популярность. Сколько денег вбухивают, чтобы поддерживать ореол великого гения. Зорко следят, чтобы ни одно критическое замечание не просочилось в интернет, или газеты.

- Ну, возможно, между Северцевым и Мельгуновым произошла очередная ссора и ...

- Олег, почему тебя это так интересует?

- Любопытно же. Это же я нашёл тело Северцева в пещере.

- Какая разница теперь? Гришу уже не вернёшь.  Кто его убил, уже совершенно не важно.

Милана ведёт себя странно, с одной стороны явно переживает из-за смерти Северцева, а с другой пытается защитить убийцу. Мужа?

- Прости, что сую нос не в своё дело, - я нежно руку Миланы. - Кстати, я без дублёра могу линию ягодиц продемонстрировать. Собственную.

- Наивный ты, Олежек, - проговорила с усмешкой Милана, но руку не убрала. - Такие сцены - это тебе не как в жизни. Залез на бабу, получил удовольствие. Это тяжёлая работа.

- Я согласен на самую тяжёлую работу! - воскликнул я с пафосом. - А чтобы лучше её сделать, хочу прорепетировать. Для правдоподобности.

- Олег, хватит, наконец! Думаешь, актрисы - все поголовно шлюхи? Прыгают из постели в постель. Да?

- Нет, не думаю.

- Скажи честно, я для тебя очередная галочка в твоём блокнотике побед?

- Милана, я никогда ничего не обещаю. Кроме того, что со мной можно неплохо провести время. И совершенно не скрываю этого.

- Да пошёл ты! - буркнула она и отвернулась к окну.

Милана почему-то имеет на меня виды? А как же угрозы её мужа?

- Прости меня, - сказал я серьёзно. - Я ничего плохого не хотел сказать, неудачно пошутил.

Она повернулась ко мне, в её глазах светилась неподдельная печаль. Милана одинока и несчастна, со всей своей популярностью, знаменитым мужем-режиссёром. Всё есть - деньги, слава. Нет только счастья. Милана подняла глаза выше. Я тоже бросил взгляд и увидел Лифшица. Он шёл к нам, расплывшись в счастливой  глупой улыбке.

- Мельгунов уехал? - поинтересовалась Милана, как ни в чем, ни бывало, хотя, казалось, секунду назад готова была разрыдаться от отчаянья. Железное самообладание.

- Да! - подтвердил радостно Лифшиц.

- Что-то слишком быстро, - проворчал я.  - Неужели все снять успели?

- Ничего не успели. Стали репетировать, а Мельгунов сбежал, - объяснил Лифшиц.

Я изумлённо уставился на него.

- Как это сбежал? Может он просто в сортир ушёл, - предположил я.

- Да нет. Сказал, что болит голова, он не в форме и сбежал.

Я представил физиономию Верхоланцева и чуть не расхохотался. Мы вернулись на съёмочную площадку. Техники переставляли осветительные приборы, отражатели, устанавливали камеру. Я не заметил Верхоланцева, наверно, он решил повеситься или застрелиться. Я вскочил на сцену, сел за чёрный рояль. Открыв крышку, наиграл пару нот.

- И что играть умеешь? - спросила Милана недоверчиво.

Она оказалась рядом, облокотившись на крышку, снисходительно изучала меня. Я провёл быстро по клавишам и стал наигрывать бодрый мотивчик. Конечно, получалось у меня плохо, но в глазах Миланы зажёгся интерес.

- И долго учился?

- Четыре года в музыкальной школе по классу фортепиано. Мама считала, что интеллигентный человек обязан уметь играть на рояле, - ответил я с притворной гордостью.

- Спой что-нибудь, - вдруг сказала она.

Я бросил взгляд на её лукавую улыбку, виски ударили в голову. Пробежался по клавишам и начал петь блатняк из репертуара Аркадия Северного:

Мама, я лётчика люблю.

Мама, я за лётчика пойду!

Он летает выше крыши,

Получает больше тыщи.

Мама, я лётчика люблю!

Мама я жулика люблю

Мама, я за жулика пойду

Жулик будет воровать

А я буду продавать

Мама я жулика люблю.

Милана звонко рассмеялась, показав во всей красе очаровательные ямочки и белые, идеальной формы зубки.

- Потрясающе! - отсмеявшись, сказал она. - Надо вставить в наш фильм. Как ты считаешь? Ну а серьёзное что-нибудь.

- Пожалуйста, - сказал я. - Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может, - предупредил я.

Я хотел бы пройти сто дорог,

Но прошёл пятьдесят.

Я хотел переплыть пять морей, -

Переплыл лишь одно,

Я хотел отыскать берег тот,

Где задумчивый сад,

А вода не пускала

И только тянула на дно.

Милана нахмурилась, и через паузу спросила:

- А вот это знаешь? «Не плачь, мой друг, не плачь. Никто не умирает»

- Да. Я почти весь репертуар Макара знаю. Но может не стоит? - засомневался я. - Давай я что-нибудь весёленькое сбацаю?

- Спой! - приказным тоном сказала она.

Я встряхнул головой и начал:

Пусть горе и печаль, церковной свечкой тают.

Последнее прости, последнее прощай...

Не плачь, мой друг, не плачь, никто не умирает...

И не они, а мы, от них уходим вдаль.

Пусть Бог нам положил до времени разлуку,

Но, если ты упал и враг нанёс клинок,

Они помогут встать и остановят руку

Разящего врага и взгляд их будет строг.

Совершенно предсказуемо Милана захлюпала носом, вытащила маленький платочек, уткнулась. Я мгновенно оказался рядом. Пытаясь успокоить, прижал к себе, но она вырвалась и убежала со сцены. Я ощутил себя полным идиотом. Зачем я её послушал? Обернувшись, я заметил Верхоланцева мрачнее тучи. Видимо, он давно наблюдал за нашими играми.

Я подошёл к краю сцены, спрыгнул вниз.

- Ну и что же ты ей такое сказал, козел?! - буркнул он.

- На рояле сыграл.

- А на балалайке сможешь?

- Нет.

- А на барабане?

- На гитаре ещё могу. На шестиструнке. Больше ни на чем,  - сообщил я твердо, чтобы прекратить идиотские расспросы.

- Молодец, - протянул он насмешливо. - А рожу-то где расцарапал?

- Бандиты напали.

- Бандиты? Ух, ты, - ехидно прокомментировал он. - Ладно, сейчас ты чуть больше на мужика похож, а не на пидора.

В душу, будто вода из прорвавшейся плотины, хлынула ярость, я готов был развернуться и со всей силы врезать ему по морде. Но меня осенило. Он говорил то, что хотел бы сказать Мельгунову, но не осмеливался. На мне, беззащитном, бесправном человечке, можно сорвать зло, а сказать правду в лицо мегазвезде главреж не решался. И бесился из-за этого. Сволочь. Я разозлился и с моих губ чуть не сорвался жестокий вопрос, за каким хреном он убил Северцева, которого так любила Милана.

- Иди переодевайся и гримируйся, - хмуро добавил Верхоланцев, будто прочитав мои мысли.

Я вышел в коридор и направился к гардеробной, как вдруг меня схватил кто-то за рукав.

- Олег, мне нужно с вами поговорить, - услышал я хрипловатый голос.

Я обернулся и увидел Семена Непогоду, сценариста.

- Это не займёт много времени, - добавил он, и на его унылом лице появилось  заискивающее выражение.

Он отвёл меня в комнатушку. Сигаретный дым висел столбом, хоть топор вешай, в куче исписанных бумаг,  пепельницы с Монбланом окурков возвышалась пишущая машинка. Неужели сценарист до сих пор пишет свои опусы на древнем аппарате?