- Ты отдаешь отчет, какие деньги в этом крутятся? Да за его жизнь - когда всем всё станет известно - ломаного медяка никто не даст. Вернее, наоборот, большие деньги дадут. И посадят его... не подумай, что в тюрьму, но посадят непременно... на цепь посадят, на золоченную. Понял? Ты, старая твоя голова, про тотализатор слышал? Ааа, слышал...
- Нет, ты не горячись, погоди... а почему, по-твоему, я к тебе обратился? К старому другу, из старой же гвардии. Почему? Ты думаешь, что мне совершенный конец настал, все мозги пропил? Нет, Рома, не так это. Но пока я места себе не видел. А сейчас увидел! Это шанс, Рома, шанс и для меня, и для тебя, и для всего нашего футбола. И для парня, кстати, тоже... Но ты прав, думать надо, и думать крепко.
- А ты знаешь, что у меня лицензия "А", к примеру? - Кузьмич продолжил резкими, чеканными, краткими фразами, разрубая перед собой ладонью прокуренный воздух, - Ты же в аттестационную комиссию частенько входил... формально, конечно... но когда списки подписывал, мое имя никогда не замечал? Но я никуда не дергался. Потому что смысла не видел... А вот сейчас вижу. И "Про" через год себе сделаю! Но понимаю, что в одиночку не потяну. И потому я здесь. С тобой мы разрулим. И всем будет! Всем "сестрёнкам по серёжке"!
Кузьмич сделал крупный глоток из стакана, отмахнулся от табачного дыма, потом негромко сказал, глядя собеседнику прямо в глаза:
- Да и тошно на нынешних смотреть. Ты вспомни, как у нас было, в наше время!
- Всякое было, Кузь, всякое. Но ты прав, в целом нам стыдиться нечего. И терять, по сравнению с нынешним временем, было нечего. Сущие копейки! А сейчас? Ты только тронь, попробуй!
Потом Ром глянул на Кузьмича, не впрямую, а как-то искоса, косвенно и добавил негромко:
- Федя, я все понимаю, ты увлечен, и это заметно. Но ты все же определись, кто ты - тренер или агент? Сам понимаешь - или одно, или другое. Несовместимо это, регламент союза ты не хуже меня знаешь. Подумай.
Федор опустил голову и не ответил.
С какого-то момента собеседники стали говорить горячо, но немного о разном, каждый о своем. Иногда Кузьмич не понимал, что имеет в виду Роман, о чем он рассуждает. Слишком в разных плоскостях они обитали.
- С какого перепугу? С какого такого рожна мне кого-то трогать? Нет, ты мне объясни...
Роман стремительно пьянел на глазах, Кузьмич ему не уступал.
- Интересы, бляя... интересы. Всегда задеваешь чьи-то интересы. И тот кто-то - очень бывает недоволен. До смертоубийства, бляя, порвать готов... - потом неожиданно переключился, забормотав про себя - ... первоначально начинает, паспорта нет, ни к кому не приписан... ...регистрационный период прошел, но это мы порешаем, не проблема... на каждое правило есть исключение... лицензия "А", говоришь?... - Ром вдруг замер, прислушался к чему-то внутри себя, поглядел на Федора неожиданно трезвыми глазами и внятно произнес, - Ты думаешь, я смогу вот так это все оставить? На самотек? Увидел, осознал, а потом из головы выбросил? Нет, брат, шалишь. Я сам себя пока уважаю. Завтра... нет, через пару дней позвоню. Пусть уляжется в голове, на трезвую надо думать, что делать и решение принимать. Хорошо? С послезавтрашнего дня жди звонка. А пока - никому ни слова, и парня предупреди. Договорились? А сейчас давай просто отдохнем.
Дальше они просто пили. С какого-то момента Кузьмич стал воспринимать события вокруг урывками. Иногда входили и выходили какие-то люди, хлопотали на столе, видимо, персонал. Периодически Ром орал про "русалок", пришли какие-то девицы. Ушли ни с чем. Пару раз перемещались в жаркую кабинку сауны, попариться. "Не крякнуться бы с непривычки, - в такие моменты думал Нестеров, - Но хорошо, же, блин... Как в молодости, на базе, после важного и классно отработанного матча... Эх..."
О чем-то говорили, что-то вспоминали, о ком-то жалели.
- Помнишь, на Смоленке в угловом коробку "Тичерз" с задней двери по блату брали?
- А как же... Только не коробку, забыл ты, а целых две. В коробке дюжина была, а мы двадцать четыре взяли, чтобы каждому досталось. Взяли бы больше, но остальное "мидовские" захапали, тоже любители еще те. По десятке за штуку, если не ошибаюсь. И сверху что-то.
Потом все каким-то образом смешалось и покрылось мутью. Затем Кузьмич вдруг обнаружил себя, полулежащим в углу. Напротив сидел Фененко, сложив ноги по-турецки. Он сидел, раскачиваясь взад-вперед, уставившись в пол. Ром был пьян до изумления. Временами его отчаянно больные глаза поднимались и блуждали вокруг. Вдруг Ром что-то тихонечко забормотал. Федор подался вперед, прислушиваясь.
- Есть такая тварь единая, на земле, Феденька... рудиментами которой являемся мы, люди... со временем мы погружаемся, вливаемся в эту тварь и становимся ее ложноножками, альвеолами... Не все, совсем не все, но мно-огие... Боже нька... насколько же многие... Вливаются в существо... вливаются в существо под общим названием Тварь...
Взгляд Рома поднялся, остановился на Кузьмиче и всмотрелся, казалось, в самую душу:
- А некоторые... пусть редкие, но некоторые... и они есть... остаются людьми.
Тут Кузьмич каким-то чудом понял, что дальше так продолжать нельзя. Надо прямо сейчас, не откладывая, вызывать администратора и разъезжаться по домам. Он растряс продолжающего невнятно шипеть под нос Романа, и они общими усилиями вызвали местное "начальство", которое, не откладывая, с привычной сноровкой взяло дело в руки. Собутыльники были спасены.
***
Ром вёл утреннюю планерку. В голове было паршиво, чуткие подчиненные прониклись состоянием начальника, потому ежедневные рапорты свои совершали кратко и только по делу, не расплываясь. Наконец последний докладчик, недавно принятый на службу молодой руководитель группы из "ранних", из "хорошей семьи", одетый в отлично сшитый костюм, наклонил свою украшенную мелированной модной стрижкой голову, заканчивая скомканный отчет о командировке в южный регион, и уселся на место.
Фененко отпустил подчиненных и остался один. Нажал клавишу вызова секретаря. Потребовал бутылку воды и стакан. Дождался ухода женщины, проводив задумчивым взглядом ритмично покачивающиеся бедра, сам налил, вынул из ящика стола упаковку алкозельцера и бросил таблетку в воду. Вода в стакане убедительно зашипела, обещая скорое избавление от "свинца" в голове. С утра это была уже вторая.
Несмотря на в целом паршивое состояние тела, настроение у Романа Владимировича было отличным. Он прекрасно помнил все произошедшее вчера и чутьем матерого, видавшего виды чиновника чувствовал грядущие полезные перспективы. Не использовать открывающиеся возможности было нельзя. А как профессионал-футболист он вообще приходил в состояние возбуждения, представляя какого шороха можно навести в футбольной тусовке, если все правильно организовать и уместно использовать этого парня с его чудесным, неизвестно откуда взявшимся, совершенно невозможным даром. Подтаскать только его, оформить, отшлифовать и команду под него настроить. Физику быстро подтянуть нереально, но на приемлемый уровень вывести, наверное, возможно.
Необходимо еще раз все обдумать, учесть роль и место Кузьмича, его придется, нет, надо использовать. А почему бы и нет? Ром неплохо знал черты характера и способности Кузьмича лично, с тех самых совместных командных времен, также он держал в поле зрения, конечно, по возможности, и дальнейшую судьбу своих бывших коллег, соратников и вообще всех, встречающихся на жизненном пути. Так, на всякий случай, неизвестно кто какое место займет, и кто, когда и по какому делу понадобится. Жизнь она штука непредсказуемая.
Роман вчера лукавил, когда делал вид, что не в курсе существования у Кузьмича тренерской лицензии, да еще и не последней категории. Все он знал, но знания свои держал при себе. И только Кузь полностью и целиком в курсе этого новичка, неизвестно откуда взявшегося. Кузь его нарыл, ну ему и карты в руке. Пусть займется. Хочет агентом быть, ну что ж, его дело. А мы все продумаем, в должной мере организуем, кого надо - подтянем.
