Если секунду назад ей казалось, что Рэм – один из обманувших ее санитаров, что он в любой момент может войти в дверь, облаченный в белое, чтобы вкрадчиво, но цепко подхватить ее локоть и потащить на прием к лечащему врачу по знакомой фамилии Гусов, то теперь она поняла, что они в одной лодке. Пусть это и приемный покой психушки, но Рэм здесь – постоянный пациент, погибающий от вязкого страха так же, как она сама.

Дверь за спиной Ули бесшумно отворилась. Стоявший у стены парень дернулся, поднял голову, бросил короткий взгляд куда-то за ее спину и еще сильнее вжался в кафель, будто надеясь пройти сквозь него и вывалиться с другой стороны.

Тяжелая поступь, пахнувшая из коридора сырость и знакомая травяная горечь заставили Улю зажмуриться, но судорога, скрутившая внутренности, почти сразу ослабила хватку. Видимо, ко всему в этом мире можно привыкнуть. Даже к мертвецкой горечи полыни.

– Ну, здравствуйте, детки, – прохрипел знакомый голос. – Не скучаете тут?

Гус обогнул застывшую Улю, отечески потрепав ее по плечу. Сегодня на нем не было вонючих обносков. Добротная кожаная куртка, удобные ботинки и мешковатые, но чистые брюки сделали из вокзального бездомного вполне себе приятного пожилого мужчину. Гус расчесал бороду, и теперь она мягким полукругом обрамляла его лицо. И лишь глаза цвета пыльной травы смотрели знакомо, пронизывающе.

Старик обстоятельно обошел комнату по кругу, похлопал ладонью по высокому креслу. Чуть шевеля губами, направился к одному из небольших стульчиков, снял с себя куртку, размотал тонкий вязаный шарф и аккуратно повесил все это на спинку. И только потом наконец сел, сложив руки на коленях.

– Ну что, Роман, мальчик мой, рассказал ли ты даме об условиях нашей маленькой забавы? – спросил он, прожигая Рэма взглядом, под которым тот съежился еще сильней.

– Да, он рассказал мне… – начала Уля, но Гус оборвал ее властным взмахом руки.

Коротко подстриженные чистые ногти блеснули в электрическом свете. И от их ухоженной гладкости Ульяне стало легче дышать. Это делало жуткий сон о стене чуть менее реальным.

– Я задал вопрос. Отвечай. – Старик не повысил голос, но металл, появившийся в нем, говорил сам за себя.

– Я сделал, как вы велели, – выдавил Рэм, опуская голову еще ниже. Его заметно трясло.

Мертвенная бледность заливала смуглое лицо, обостряя черты. Такими становятся покойники, пролежавшие всю ночь в стенах своей квартиры – обмытые, обряженные в самый лучший костюм, уложенные на мягкую подушку гроба.

Старик внушал Уле животный страх, но даже она держалась лучше почти терявшего сознание парня, который из последних сил прижимался спиной к кафелю. Между ним и Гусом, продолжавшим сверкать тяжелым взглядом из-под кустистых седых бровей, звенела тишина.

Наконец, когда Рэм начал медленно сползать по стене, старик хлопнул ладонью по колену и коротко засмеялся.

– Вот и умничка, вот и молодец, – сказал он, растягивая губы в улыбке, но глаза оставались двумя сверлами, безжалостными и обжигающе холодными. – Ты пока иди, подыши. Что-то неважно выглядишь, честно говоря. – Гус снова хохотнул. – А после зайдешь, поглядим, что можно сделать.

Рэм судорожно кивнул, утер со лба пот и на неверных ногах пошел к двери, огибая старика по самой широкой дуге. На одно короткое мгновение он встретился с Улей глазами, и та прочла в них глухую, сосущую тоску. Словно в его жизни никогда не бывало ничего хорошего, и все, что имел он в памяти светлого, стерлось за ту минуту, которую Гус впечатывал его в белоснежный кафель.

Рэм чуть заметно кивнул, прикоснувшись к плечу Ульяны своим, но не остановился. Когда за ним захлопнулась дверь, в комнате стало еще холоднее. Безжалостно яркий свет не давал ни единого шанса укрыться, запах лекарств мешался с полынью, которую источал сидевший напротив Ули старик.

– Итак, деточка, ты в игре? – лениво проговорил Гус, разваливаясь на слишком маленьком для его тела стульчике. – Честно говоря, я не удивлен. Есть в тебе что-то эдакое… Отчаяние, наверное. Оно делает людей по-настоящему бесстрашными. Толкает на неожиданные поступки. Меняет жесты, взгляд, даже запах… – Он шумно вдохнул через широкие ноздри. – Знаешь ли ты, как пахнет испуганный человек? Горьким потом, влажной кожей, слезами, слюной, смертью… и полынью, конечно, полынью. Правда, этого он сам не чует. Зато чуем мы. Так, козочка моя? Не молчи. Скажи что-нибудь дедушке.

– Почему вы не называете меня по имени? – выпалила Уля, не думая о том, что произносят ее онемевшие губы.

Гус замер, моргнул и разразился оглушительным хохотом.

– Молодец! Уела старика. – Он обтер ладонью глаза и пригладил бороду. – Мы пока недостаточно знакомы, милая. Я старый человек и, как все старики, придерживаюсь правил. Но не волнуйся, очень скоро мы познакомимся поближе.

Его острый взгляд впился в Ульяну, заставив сделать робкий шаг вперед. Так бандерлоги из старого мультика покорно шагали к мудрой безжалостной змее. Предчувствуя, что ждет их, но не находя в своих жалких тельцах сил сопротивляться.

Когда длинные, мертвецки холодные пальцы старика схватили Улю за подбородок, ее чуть не вывернуло. Тяжело сглотнув набежавшую горечь, она уставилась выше его плеча, отчаянно стараясь не расплакаться.

– Нет, так дело не пойдет, – разочарованно протянул Гус, покачивая сжатой ладонью и заставляя Ульяну повторять за ним это странное ритмичное движение. – Посмотри мне в глаза, девочка, и скажи: ты в игре?

Язык заморозило, губы сжались, плотно прикрывая собой зубы. Но ответ уже рвался из самого нутра, он пульсировал в горле, через которое решило выскочить сердце. Короткое слово в две простые буквы. Один слог, который не проглотить. Согласие, которое нужно выговорить, чтобы скрепить сделку со стоявшим напротив безумным стариком, чей полынный взгляд прожигал ее насквозь.

Гус надавил чуть сильнее.

На нежной коже Ули вспыхнули следы его пальцев, она замычала, пытаясь вырваться, но старик был неумолим.

– Ты задерживаешь меня, а я не люблю тратить время понапрасну. Скажи это. Ты в игре? Или беги что есть мочи, прямо сейчас. Я дам тебе фору, – прошептал он, притягивая ее так близко, чтобы горькое дыхание щекотало щеку.

Волна отвращения накрыла Улю стремительно и внезапно. Она рванулась еще раз, но силы были неравны. И тогда она сдалась. Провести еще одну секунду в цепкой хватке Гуса было страшнее, чем согласиться сыграть роль в его странной забаве.

– Да, – прохрипела она сквозь сжатые зубы.

Старик тут же ее отпустил. В комнате потеплело, а полынь, уже наполнившая своей горечью все вокруг, сменилась терпимой вонью медикаментов.

– Вот и молодец, Ульяна. – Улыбка, больше похожая на оскал, делала лицо Гуса древней маской злого божка. – Теперь я могу тебя так называть.

И пока он расслабленно усаживался на низкий стульчик, Ульяна пятилась, не в силах издать ни единого звука. В гулко звеневшей голове не осталось мыслей, слов тоже не было – все забрал в себя один маленький слог, произнеся который, Уля перешагнула все еще неизвестную для себя черту.

Гус достал из кармана куртки небольшую телефонную коробочку, подслеповато сощурил глаза и набрал комбинацию цифр. Не дожидаясь ответа, спустя один бесконечно долгий гудок, он нажал отбой и только после этого посмотрел на прижавшуюся спиной к кафелю Ульяну.

– Сейчас придет Толя, и мы скрепим все, как полагается, – зачем-то начал объяснять старик. – А пока давай повторим правила. Вдруг этот шельмец чего напутал, а? – И подмигнул ей, насмешливо приподняв седую бровь.

Стремительность смены масок испугала Ульяну еще сильнее. Она жалобно огляделась, но комната продолжала слепить ярким светом и равнодушной белизной.

– Тебе нужно исполнение желания, так? – продолжил Гус. – А мне – три подарочка. Потешь старика, принеси, что он просит. И будет у тебя все, что захочется.

– Кроме воскрешения, – чуть слышно выговорила Уля.

– Это было бы очень неуместно, знаешь ли, – совершенно серьезно ответил старик. – Все просто: у тебя целый месяц. Лунный, разумеется.