Тянулась цепь следов за ней,
Как за невестой, длинный шлейф.
Едва воды, песка слегка касаясь,
Соперницы, как лани, разбежались.
Чтоб на орехи им не перепало
От Скели – спутницы скандалов.
Она пропахла чесноком, цыбулей,
На замечания крутила дули.
На ноги, что колонны Колизея,
Альфонсы озабоченно глазели.
К мадам опасно подступиться.
Придется до семи потов трудиться.
Увы, партнера отыскать непросто,
Они пред нею карликового роста.
Перевелись богатыри, похоже,
А Скеля больше «голодать» не может.
Ей организм о том напоминает,
Не спит ночами, без любви страдает.
Того гляди, что аппетит утратит
Или неврозы от досады схватят.
И не поможет сало из Полтавы,
Нужны Одарке сладкие забавы.
Быт санаторный полон слухов,
Ей донесли: Кряж обозвал старухой.
Большие, мол, смущают габариты
И бедра широки, как то корыто.
А стан, как фюзеляж у самолета.
С такою кувыркаться неохота.
Хоть с субмарины, а не с бала.
Но не полезет на кого попало,
Найдет для секса лучшую подругу.
Красавицу с упругой грудью.
Не тумбу, не колоду и не тушу,
Что невзначай в объятиях задушит.
Ему нужны прелестницы моложе,
Любую на лопатки он положит.
Чтобы стройны, свежи, красивы,
Как жрицы и нежны, и шаловливы.
Никто не устоит перед харизмой
Подводника, защитника Отчизны.
Победами он на любовном фронте
После похода был довольный.
Все «крепости» позорно пали,
Когда в объятия его попали.
Коллекцией побед гордится,
Не отказала ни одна девица.
Матерых баб Кряж стороной обходит,
Наивных девок в номера уводит.
Язык держать не хочет за зубами,
Краснеют от его рекламы дамы.
Прослыл он сердцеедом Казанова,
Романы, заводя с подругой новой.
Одарка среди ночи просыпалась
И очень быстро сало убывало.
Отправила супругу телеграмму:
«Пришли-ка, сала 10 килограммов.
Побольше перца, чеснока и лука,
Здесь без еды тоска и скука.
Бессонница гнетет, ем среди ночи,
Желудок утра ждать не хочет.
С харчами вечная проблема,
На днях сальце последнее доем я.
Коль любишь, то поторопись,
Ведь на кону мое здоровье, жизнь.
Домой вернуться не хочу скелетом.
Посылку жду. С большим приветом!»
Дословно треп Одарке сообщили,
Что «рыцарь сердца» сообщил мужчинам:
«У Скели нет фигуры, только брюхо
И по годам, считай, уже старуха.
Толста, как тумба для рекламы,
Меня такие не прельщают дамы.
Стан у нее, что фюзеляж у самолета,
С слонихой кувыркаться неохота.
Пожалуй, слишком сальная порода.
К тому же распирает бабу гордость.
Одарку не согрею, даже даром
Для бугая колхозного подарок.
Коварны и хитры тяжеловесы,
Вампиры обитают в них и бесы.
Предпочитаю граций звонких,
Изящных, знойных, тонких.
Наездниц и прекрасных, и искусных.
Утехи с ними – высшее искусство.
А с жирной бабой – рабский труд.
Пусть принца на осле упрямо ждут.
Возможна вязь, но с голодухи,
Коль граций нет, одни старухи».
Одарку отношение взбесило,
Себя считала пышной и красивой.
Была с императрицей Катькой схожа,
Но ростом выше, тяжелее, моложе.
Упитана роскошная матрона,
С такой писать картины и иконы.
«Гуляка Кряж – трепло, нахал,
Другое дело, если б переспал.
По сути, подорвал авторитет
Найти партнера шанса нет».
Взыграла кровь, обида захлестнула,
Одарка губы алые надула.
И, даже потеряла аппетит,
Ведь организм любить велит.
И тело властно ласки просит,
А Кряж пируя, с девками матросит.
К другим и холодна, и равнодушна,
Одарка извелась в постели душной.
Кусает губы в трепетной истоме
И тело от желаний сладких ломит.
Ей бесконтактный флирт неинтересен.
Любовь неразделенная без песен.
Самец неутомимый очень нужен,
Чтоб круто мял и яростно утюжил.
Желает спермы вдоволь получить,
Чтобы зачать и первенца родить.
Не важно, что от донора чужого
Для счастья долгожданного, земного.
Ведь извелась она до утомления,
Мечтая песни петь над колыбелью.
Да, женщина подобна скрипке,
На ней играть завещано с улыбкой.
Как яблоня цветет и плодоносит
И грешен тот, кто камень бросит.
Напрасно нос воротит от брюнетки,
Не ведал мичман, что придет ответка.
Суха блондинка, будто вобла.
Ослеп наверно, огрубел утробой,
У Скели грудь крута и ягодицы,
А он нашел скелет, а не девицу.
«Моей не замечаешь красоты?
Об этом горько пожалеешь ты», —
В Одарке буйно ревность закипала,
Забыла про консервы, даже сало.
План неизбежной мести осенил,
А Кряж роман с блондинкою крутил,
Как бард Высоцкий пел: «напропалую»,
На брудершафт, лаская и целуя.
В постели мял ее, как пластилин,
Тела пылали от такой любви.
Похолодало, опустели пляжи,
Подстерегла она в бассейне Кряжа.
Плескался он, нырял и пел, ликуя,
И пиршество медовое смакуя.
Взлетали вверх и падали качели,
И соловьи у изголовья пели.
Вообразив, что снова повторится
В блондинке ночью растворится,
Познает снова вкус блаженства,
Жить стоить, ради знойных женщин.
Не удостоил Скелю, даже взгляда.
Хотя она, как слон, шагала рядом.
И невозможно тушу не увидеть,
Ее он равнодушием обидел.
Дышала жарко, страстно, пылко,
Но он, чудак, помешан на блондинке.
Занозой уколол большое сердце,
Теперь от мести никуда не деться.
И ревностью коварной пламенея,
Вскарабкалась на вышку Скеля.
Три метра высота, но есть и пять,
Тогда не сможет косточки собрать.
Вообразив любви забавы, мичман
Был в настроении отличном.
Одарке пышной – ноль внимания.
От ревности та скрипнула зубами:
«Ну, погоди, поймешь, зараза,
Недаром будешь мной наказан».
Подстерегла удачно Кряжа.
Свалилась сверху бомбой тяжесть.
На дно пошел, едва соображая:
«Наверно, кровля рухнула чужая?»
Пошла волна высокая кругами,
Бассейн раздался берегами.
Кряж вынырнул, глядь, Скеля,
Смеясь, от радости шалеет.
Большие, как у лошади, резцы.
– Зачем свалилась бочкой ты?
– Бесплатный для тебя массаж.
– Ребро сломала! – крикнул Кряж. —
Бабище, ты неадекватна,
В шестую надобно в палату,
Чтоб психиатр и санитары
Тебе мозги сумели вправить.
Смирительная рубашка
Тебе теперь к лицу, барашка…
– Не ной, из-за тебя, амбала,
Ушибла попу, пострадала,
Не мичман флота, а балбес ты,
Не уступил красивой даме место,
Не почитаешь кодекс этикета
И на орехи получил за это.
Наукой наперед пусть будет,
За честь свою я встала грудью.
Здоровьем, жизнью рисковала,
Случайно с вышки я упала.
Считай, что поскользнулась,
Не удержали ножки пузо.
Поверь, ужасно испугалась,
Когда в водичке оказалась…
– Не лги, коварная мегера,
В случайность я совсем не верю, —
Скрипя зубами, возразил. —
Прошения, милости проси.
– Вот это от меня получишь, —