Тот образ девушки, что жил в моём воображении, покачал головой и холодно-презрительно выдал: «так вот как мы теперь заговорили!» Светлая погладила меня по голове, и наваждение исчезло. Жёстко, строго, но при этом на удивление доброжелательно настоящая Кейра проговорила:

— Не надо придумывать мои ответы за меня, с этим я и сама справлюсь. Договорились?

Я торопливо кивнул. «Со стороны выглядит так, будто я сам сейчас глажусь об её руку!» — пробежала в голове непрошенная мысль.

— Какой милый котёнок, — рассмеялась светлая и тут же, безо всяких переходов, спросила уже сочувственно: — Неужели, настолько соскучился по обычной человеческой ласке, Демонёнок?

Я промолчал. Да и что я мог ей ответить? То, что я просто был перед ней, уже говорило красноречивее любых слов.

— Как ты думаешь, Демонёнок, чего требует Свет от тех, кто нуждается в милосердии и сострадании? — задала она второй свой вопрос. Я ждал этого. Я знал, что речь зайдёт об этом. И я был готов. Чтобы отвергнуть Город и назваться демоном, мне хватило всего нескольких слов, одной клятвы, десятка-другого выстрелов… Если я должен отречься снова, отказаться от того, кем стал, уйдя из города, чтобы заслужить прощение — так что ж с того? Предательством больше, предательством меньше. Кейра подождала, пока эти мысли окончательно созреют в моей голове, и лишь затем медленно-медленно, почти что по слогам проговорила:

— Ни-че-го! Свет не требует благодарности за помощь — это ваша привычка, не наша!

Я молчал, поражённый и почему-то немного даже уязвлённый её словами, Кейра же продолжала:

— Вы тоже нужны миру, хотя бы для того, чтобы всем тем, кому наши дары не по нраву, было куда уйти и подумать. Насильно мил всё равно не будешь. Мы нужны людям, вы нужны… Даже эта бутафорская бессмысленная война между нами нужна людям. Ну, знаешь, — она вдруг запела какую-то незнакомую мне песню. Неожиданно, надо признать. Если она хотела выбить меня из той мрачной колеи, по которой покатился поток моих мыслей, то ей это явно удалось. Песня, по идее, была задорная и злая, я просто чувствовал, что этим словам надлежит быть порывистыми, задорными и злыми, но голос Кейры оставался спокойным, немного печальным и на удивление мелодичным:

— Героям — подвиг,

Подонкам — повод,

Юнцам посулят боевую славу,

Надежду — нищим,

Голодным — пищи,

И каждый из них обретёт то, что ищет,

Всё даст им война… — девушка впервые за этот наш разговор невесело усмехнулась, — даже тем, кто не умеет и не хочет иначе, наш общий большой мир дарит и место под солнцем, и занятие по душе. И знаешь, есть один самый главный, самый страшный секрет, о котором ведают только мудрые старые светлые и гордые опытные тёмные, старшие жрецы и кураторы, лорды и князья…

Что-то в этих словах заставило меня открыть глаза, оторвать взгляд от пола и встретить её взгляд.

— У каждого демона… И даже демонёнка, — она говорила шёпотом, всё тише и тише, так, что мне приходилось уже напрягаться, чтобы расслышать эти слова, а в её зрачках как будто сверкали шутливые искорки, — есть свой ангел-хранитель…

У меня закружилась голова, я понял, что тону в её глазах, как в бездне неба, я тяжело выдохнул и отвёл взгляд.

— Неплохо продержался, — заметила Кейра, и в голосе её не было ни издёвки, ни покровительственных ноток, — беда в одном, Демонёнок: даже такой крутой ангел, как я, не защитит тебя от того, что кроется в твоей собственной душе. Что заставляет тебя уничтожать себя?

— Я не знаю… — прошептал я в ответ.

— Подумай! Ты так боишься одиночества и пустоты, так молил меня не оставлять тебя одного… Но не ты ли довёл до логического завершения все свои старые знакомства? Не ты ли закрывал глаза, чтобы не видеть людей, бросающих на тебя заинтересованные взгляды? Так почему? Что тобой управляло?

Я сжал зубы, пытаясь прогнать из головы непрошеную мысль. Это могло быть ответом, но Господи, каким глупым, наивным, мерзким и ничтожным получался этот ответ. Проклятая светлая ведьма! А, впрочем, что она! Я сам — жалкий дурак! Устроил тут исповедь, стал ковыряться в своей омерзительной памяти! Катитесь к чёрту!

Прохладные девичьи ладони обхватили моё горло, уперевшись мне большими пальцами под подбородок, Кейра заставила меня поднять голову и снова посмотреть ей в глаза, и её взгляд, ещё недавно похожий на июньское небо, врезался в душу стальным клинком.

— ГОВОРИ! НУ!

— Я боялся быть хуже других, — процедил я сквозь зубы, — быть слабее, быть глупее, быть некрасивее. Быть посмешищем. Быть убожеством. Быть ничтожеством. Быть жертвой. Да пусть рядом хоть вообще никого не будет, чем те, кто хоть в чём-то сильнее и лучше меня! — я истерически расхохотался. Кейра отпустила моё горло и отошла на полшага.

— Что?! Что мне сделать, чтобы исправить это?! Как мне изменить самоё себя?! Скажи, светлая, скажи, мой милосердный ангел! Я должен отринуть Тьму и принять Свет?! Отрицаю! Принимаю!!! В каком бланке ставить подпись! — я вскочил на ноги, сжимая кулаки. Ярость, ненависть к самому себе и ко всему миру вокруг освежила меня, будто и не было многочасового стояния на коленях и монотонной исповеди.

— Огого как! Ты примешь Свет, Демонёнок?! — воскликнула девушка, и голос её звенел, как меч, налетевший на меч, — а примет ли Свет тебя? Об этом ты не подумал?

Я замер. Осёкся посреди возмущённо-гневной тирады, жадно глотая ртом воздух и то сжимая, то разжимая кулаки. Ярость и гнев выгорели во мне, оставив лишь страх и боль в душе.

— Я…

— Ты останешься тёмным при любом раскладе. Но помочь тебе я всё равно могу — если только ты сам не будешь мешать мне тебе помогать.

— Ты… У каждого демона есть свой ангел-хранитель… Ты?

— Глупый-глупый Демонёнок, — произнесла Кейра уже совсем спокойно, — а я-то думала, что даже ты уже должен был догадаться.

Ну и что мне со всем этим теперь делать?! Всего несколько слов поставили на место недостающие детали головоломки, пазл сложился наконец — в большую, красивую надпись: «ГЛУПЕЦ!». Нет, я и раньше догадывался о чём-то таком, но ведь знать наверняка — это совсем другое. Кажется, я начал понимать, почему покаяние тех, о чьём переходе из тёмных в светлые мне доводилось слышать, выглядело так садомазохистично. Душе от осознания своих ошибок всё равно больнее, чем телу от плети. А может?..

— Светлая госпожа Кейра, — я снова воспользовался этим нелепым обращением, неизвестно откуда и взявшемся-то сегодня в моей нелепой голове, — помнишь, давным-давно ты говорила, что иногда люди сами нуждаются в этом, люди сами просят… И…

Кейра молча смотрела на меня, и её взгляд был красноречивее дюжины возгласов «хватит юлить, переходи уже к делу!»

— Я чувствую себя так глупо и неправильно сейчас. Я… Ну… Всё во мне кричит, что я глупец и должен получить по заслугам… Но… — я пытался собраться с силами, высказать эту неожиданную мысль, но почему-то сказать «прошу, сделай мне больно!» оказалось едва ли не менее страшно и сложно, чем признаваться в люби. Наверное. Этого я тоже ведь никогда не делал.

— Ты хочешь, чтобы я, светлая воительница, подняла руку на безоружного? Чтобы я, твой ангел-хранитель, причинила тебе боль, ради того лишь, чтобы ты в собственных глазах «искупил» ею свои же ошибки? И лишь потому, что тебе не хватает силы воли, чтобы просто взять и отпустить прошлое с миром.

— Да! — воскликнул я, испытывая огромное облегчение от того, что мне так и не пришлось формулировать эту трудную, болезненную, унизительную просьбу. Слова Кейры настораживали, но я всё-таки понадеялся, что она мне не откажет. Совсем другим, куда более спокойным и каким-то даже умиротворённым тоном девушка неожиданно спросила меня:

— Ты думаешь, это и вправду поможет тебе хотя бы на время обрести душевный покой?

Я поморщился и закрыл глаза, не зная, что и сказать. Страшный вопрос, на который у меня нет готового ответа, обжигал душу, давил, душил… Потом что-то в моих мыслях то ли сломалось, то ли наоборот встало на место с громким щелчком, и я не то прокричал, не то прошептал (голос мой уже не особо мне подчинялся):