Материк Террай, государство Соаху, г. Падур

8-й трид 1019 г. от р. ч. с.

Седьмой приготовил для Нико роскошный галеон «Око солнца» с кипенно-белыми парусами. Янтарный блеск дерева завораживал. Узкий маневренный корпус наводил страх и вызывал зависть у владельцев неуклюжих черепах вроде «Большого Наная». На судно под видом торговцев и простых моряков нагнали толпу Летучих мышей. Трюмы забили яствами, приготовили два мешка мятных трав от тошноты. Седьмой решил выгулять Нико на коротком поводке под тщательным надзором. Он велел отправлять подробные отчеты из каждого порта. Следить за передвижением наследника и, если придется, припугнуть его, чтобы скорее вернулся домой.

Властий тщательно спланировал путешествие: сначала к летучей мыши Намула, а потом на юг. Обогнуть оленя Ноо, добраться до Твадора и проплыть вдоль громады Исаха, а затем через Брашский пролив вернуться в родной порт. Это кольцо охватывало большую часть материков и архипелагов. Оставались незатронутыми только Руссива и Большая Коса, где, по мнению Седьмого, Нико нечего было делать.

Принц молча принял условия отца, выдержал слезливые лобызания матери, перетерпел едкие упреки Тавара и насмешки Чинуша. А за день до отплытия покинул дворец тайными ходами. На низком столике в комнате он оставил послание:

Это были строки из любимой песни отца «Вящий дуб».

Выбравшись за стену, Нико пошел по главной улице в сторону берега. Падур спал, объятый ночной мглой. Сон царил на Железном и Шелковом рынках. Молчали ремесленные улочки, расходившиеся от площади путаными узорами.

В тишине стук сердца казался громче. Нико то и дело оглядывался, но за ним следили только темные силуэты фонарей. Свобода будоражила и пугала. Казалось, в спину вот-вот прилетит нож, а из-за дома выбежит толпа наемников во главе с Таваром. Но мир вокруг застыл под пеленой спокойствия. Главный порт был почти мертв. Лишь пара огоньков желтела вдалеке, отражаясь в беспокойных волнах. Начинался отлив, с ним уходил в море «Пьяный Ульо». Нико присмотрел этот корабль вчера, когда Седьмой велел прогуляться к берегу и полюбоваться на снаряженное «Око солнца».

Растворялись в дымке силуэты судов с убранными парусами. На стапельной площадке зияли пробитой обшивкой корабли, скелеты мачт выглядели мрачными и пустыми. Сбившиеся у пристаней лодчонки раскачивались вместе с мусором. Вода у берегов провоняла тухлой рыбой, потрохами, гниющими водорослями и тиной.

Возле «Пьяного Ульо» было живо и шумно: корабль готовился к отплытию. Вчера Нико рассмотрел его от ватерлинии до верхушек мачт и нашел вполне пригодным для путешествия. Судно было большой торговой караккой с причудливо украшенными резьбой высокими надстройками на баке и юте. Они назывались форкастль и ахтеркастль. Те, кто мало смыслил в строении кораблей, иногда именовали их передней и задней башенками. Обшивка бортов каракки была гладкой – доска к доске. Якорей насчитывалось три: один на носу и два боковых.

Предрассветную дымку разгонял свет кормовых фонарей. Все три большие, богато украшенные, с многочисленными стеклами, вставленными в ажурные решетки. В их ореоле было видно сновавших по верхней палубе матросов в желтой одежде из просмоленной ткани. По сходням катили бочки. Тащили на борт клетки с живой провизией: курами, баранами, свиньями. Принц поднял голову и увидел человека в богатых одеждах, облокотившегося о балюстраду. Он лениво оглядывал царившую кругом суету, пока не наткнулся взглядом на Нико.

– Эй, не найдется ковша с серебряным дном для меня? – окликнул его юноша.

– С серебряным? Найдется, если у тебя самого есть серебро.

Пресная вода на кораблях портилась через половину трида и начинала издавать дурной запах. Чтобы она дольше оставалась свежей, дно некоторых бочек покрывали тончайшим слоем серебра. Пить такую воду давали только людям высших сословий и тем, кто в состоянии заплатить.

С колотящимся от волнения сердцем Нико поднялся по скрипучим сходням, лавируя между суетливыми горластыми матросами. Он не ошибся, приняв человека на палубе за капитана. Мужчина был одет как богатый купец: расшитые золотыми нитями шаровары, белое парчовое одеяние до пят поверх бархатного кафтана. На голове причудливая шапочка со свисающими по бокам шнурками. Каждый оканчивался янтарной бусиной.

Капитан цепким взглядом осмотрел Нико с ног до головы. Юноша походил на сына зажиточного ремесленника. На нем были ладные штаны простого покроя, ботинки из мягкой кожи, шелковая рубаха с дутыми рукавами, подпоясанная серебристым ремнем, и длинный жилет. Через плечо перекинута сумка, украшенная узором из кожаных лоскутков. Цвета тканей скромные. Черные, белые и коричневые. Ни драгоценных орнаментов, ни каменьев, но все очень добротно сшито и подогнано точно по фигуре.

– Раз деньжата есть, чего бы тебе не подождать вон того расфуфыренного павлина? – спросил капитан, кивнув в сторону галеона.

– Раз место есть, чего бы тебе не взять меня без вопросов?

Капитан хмыкнул и сплюнул в воду.

– Ты то ли дурак, то ли притворяешься.

– Твой корабль выглядит крепким, а суевериями пусть крыс по амбарам пугают.

Страх перед каракками начал гаснуть не так давно. Судна-призраки, обугленные, с пробитыми бортами и рваными парусами, часто упоминались в матросских байках. Такалам говорил, что каракки были первыми и последними военными кораблями Сетерры. Когда-то на них имелось вооружение, запасы взрывной пыли и железные шары, которыми топили другие суда. Во время первого крупного морского сражения черное солнце спалило сотню боевых кораблей. С тех пор каракки на долгое время ушли в небытие, хотя считались куда быстрее и маневреннее старых судов. На «Пьяном Ульо», построенном по новым чертежам, не было и намека на вооружение. Как и на всех парусниках мира, включая флот Седьмого.

Купцы мало-помалу возвращали к жизни наследие прошлого, но путешествовать на каракках решались немногие. Бедняки ходили по океанам на неуклюжих одно-двухмачтовых суденышках. Зажиточные люди предпочитали современные галеоны вроде «Ока солнца». Ремесленники и торговцы старались выкупить детям места получше, поэтому странно было видеть на «Пьяном Ульо» хорошо одетого юношу.

– Твой корабль может дать мне то, чего не дадут другие. Пойдем-ка на мостик, мне нужна карта.

Капитан расхохотался:

– А ты не слишком наглый? А? Не слишком ты наглый, кучерявый щенок?

Нико внутренне осекся. Стоило разговаривать не так напористо.

– Я думал, люди вроде тебя не упускают выгоду.

– Сколько у тебя серебра и кто твой папаша?

– Я плачу золотом, а имя моего отца подарит тебе бесплатную стоянку в любом порту Соаху на много лет. Я уже сочинил нужную бумагу для соглашения.

Капитан удивленно вскинул густые брови:

– Дай-ка глянем на твою бумагу.

Оставив штурмана следить за суетой на верхней палубе, он повел Нико в просторную каюту со стенами, обитыми красным деревом, где в свете масляного фонаря так и эдак перечитывал договор, пытаясь найти подвох.

– А ну покажи родовой знак.

Принц неохотно стянул перчатку и продемонстрировал внушительный перстень, оттиск которого точно соответствовал чернильному узору на бумаге. Седьмой хорошо постарался, готовя сына к путешествию. По отцовской линии вымышленная семья Нико относилась к купцам главной гильдии, потому первым знаком стал украшенный каменьями штурвал. Мать принадлежала к семье ремесленников с монетного двора – самой богатой и привилегированной среди прочих. Об этом говорил особый символ в виде монеты, вписанной в штурвал. Было еще множество мелких надписей, которые не так-то легко удавалось разобрать при свете лампы.