Краваи Джакели бросила из-под полуопущенных ресниц быстрый взгляд на царицу. Что ж, отрицать не было смысла.
-- Солнцеликая царица, твоя осведомленность говорит о твоей предусмотрительности. Юный князь храбро сражался со своим дядей, подобно молодому льву, и лишь его горячность помешала ему одержать победу в той битве.
-- Он такой храбрый воин, почему же тогда, отдав свои земли, без боя хочет получить другие? -- спросила царица с легкой насмешкой.
-- Прекраснейшая из цариц, и искуснейший воин один не выстоит против целого войска.
-- Иногда мудрый предпочитает временно отступить, дабы потом явить всю свою мощь, -- на два голоса ответили дамы Джакели и Цокали.
-- Если он так мудр, почему до сих пор не вернул себе свои земли? Где его союзники, ибо мудрость предписывает находить помощников в деле, с которым не справиться одному?
-- Он заключил союз с кипчаками. А теперь стремится к союзу с тобой, солнцеликая...
-- То есть он рассчитывает, что наши воины пойдут воевать где-то далеко на севере за его владения, оставив наше царство без защиты?
Дамы-переговорщицы тревожно переглянулись меж собой. Тетка царицы едва слышно вздохнула -- похоже, племянница слишком хорошо подготовилась к беседе.
-- Что касается русийского князя, не торопись дурно судить о нем, -- вступила в беседу Русудан. -- Его земли находятся так далеко от нас, что не следует слепо доверять слухам. Я видела этого юношу, он пригож собой и приятен в общении, и если ты встретишься с ним, то сможешь составить собственное мнение.
-- К чему мне встречаться с ним?
-- Юноша проделал столь долгий путь, чтобы увидеть тебя. Жестоко и нелюбезно теперь отказывать ему в этом.
-- Я не звала его и не обещала, что приму, -- царица проявляла намеренное непонимание, не желая продолжать разговор.
-- Царица, клянусь солнцем вашей покойной матери, незабвенной Будурхан, родную дочь я не могла бы любить больше, -- со слезами на глазах произнесла Хвашак Цокали. -- Никто из нас не желает зла ни вам, ни царству. Юноша вполне достойный, мы заботимся лишь о вашем благополучии...
-- Вы уже в том возрасте, когда необходимо подумать о будущем наследнике, о залоге будущего процветания нашего царства, -- страдальческим голосом произнесла Краваи Джакели.
-- Не пристало царицу уговаривать, как испуганного ребенка, встретиться с женихом, -- тихо добавила тетка.
-- Не пристало царице, как несмышлёному ребенку, навязывать свою волю, -- ответила Тамар, не повышая голоса. Она окинула внимательным взглядом всех троих собеседниц и устало добавила. -- Я встречусь с этим человеком.
Ни католикос, ни дидебули, ни сиятельная Русудан не стали мешкать в столь щекотливом деле, имея в виду, в первую очередь, шаткость положения в стране -- с тех пор как год назад бренный мир покинул царь Георгий III, и царица поссорилась с дидебулами, недовольство и бунтарство бродили по всем слоям населения -- от высшей знати и духовенства до городских ремесленников, купцов и даже презренных глехи, а во-вторых, то, что царица была незамужней девицей в возрасте, который лишь льстивые придворные поэты называли юным, -- ей шел двадцать четвертый год.
Прием важного гостя устроили в тронном зале Исанского дворца. Поскольку все члены дарбази и Русудан уже виделись и беседовали с претендентом на руку царицы, оставалось лишь свести жениха и невесту лицом к лицу.
Несвойственным девицам прямым, немигающим взглядом рассматривала Тамар Юрия Андреевича, уже успевшего при исанском дворе получить имя Георгия Руси. Светлые волосы, округлое лицо, ровный острый нос. И глаза, не голубые, не серые, почти лишенные цвета. Его облик был таким непривычным, что она даже не могла решить, хорош ли он собой.
Юрий тоже с любопытством разглядывал молодую царицу. Смуглолицая, с темным пушком на верхней губе девушка невысокого роста и не первой свежести. "Не красавица, -- думал он. -- Приврали, как и следовало ожидать. "Солнцеликая". Солнце ее разве что обожгло". Он с тоской вспомнил златокосых подруг своей юности, с пышными податливыми телами и веселым смехом, оставшихся на далекой родине. Тяжелый пристальный взгляд Тамар отвлек его от воспоминаний, и, спохватившись, он изобразил на лице восхищение.
Лишь секунду замешкался Юрий, но Тамар уловила эту заминку. Первое неприятное предчувствие подтвердилось. Еще входя в залу, царица не надеялась, что жених поразит ее с первого взгляда или хотя бы внушит расположение. Про русийского князя уже ходило множество сплетен, естественно, достигавших ее ушей. Говорили, что русский еще у кипчаков пристрастился к содомскому греху, что он уж очень охоч до вина и не знает меры, но Тамар слишком хорошо понимала, сколь многие заинтересованы в ее свадьбе, чтобы принимать на веру все, что нашептывали ее приближенным соперничающие стороны.
Перед тем, как встретиться с Юрием она молилась, прося Божью матерь ниспослать на ее пути человека, способного разделить с ней тяжелую ношу власти.
-- Аминь, -- привычно шептали губы, пока царица осеняла себя крестом. Но и сотворив молитву, неподвижна осталась коленопреклоненная Тамар, сосредоточенно всматриваясь в грустный лик Спасителя.
Как крепки цепи земных страстей! Сколько их -- привязанностей земных, по долгу и зову сердца возникающих. Надо любить отечество, и она любила, надо любить семью -- любила. Слишком даже. Двоюродного брата любила запретной женской любовью, но не это мучало ее. Отгорело уж сердце, пеплом осыпалось и остыло. Более всего боялась Тамар не небесной кары за свою неподобающую любовь, более всего боялась -- не превысит ли любовь земная любовь небесную.
Неисповедимы пути твои, Господи, но тяжела ноша на плечах, почти непосильна: трое заточены в ее хрупком теле, трое скорбят, раздираемые страстями -- царица, что более всего радеет о чести и славе родной земли, так радеет, что ни перед чем не остановится, и собой пожертвует и другими; женщина, что горько оплакивает свою долю, ибо чувствует -- полюбить ей дано было лишь единожды, таков ее удел, и вот уж нет надежд на счастье, отцвела ее страсть, не успев распуститься; и в самой сокровенной глубине неземным страданием мучается душа, верующая глубоко и твердо, алчущая лишь небесной благодати и покоя, рвущаяся прочь из юдоли скорбей, подлости и мерзости к стопам Творца, туда, где бессмысленны все иные страсти и горести, ибо только там -- истина.
Тамар молилась, но, несмотря на свои молитвы, не верила в чудо. И чуда не произошло.
Покойная царица Будурхан была женщиной красивой, набожной и кроткой. Недостатков у нее было лишь два: ничего не смыслила царица в делах государственных да так и не сумела родить царственному супругу сына. По этим-то причинам, отчаявшись получить наследника картлийскому престолу, царь Георгий отдал дочерей на воспитание овдовевшей венценосной сестре своей -- Русудан. Таков был обычай, царица не сетовала и не вздыхала, но редкие приезды дочерей были праздником ее сердца.
Тамар росла серьезным ребенком. Терпеливо и настойчиво могла она слушать уроки старого воспитателя Басили, наставления Русудан, многочисленных мамок и нянек. Но просыпавшийся иногда в девочке бесенок, заставлял ее быть упрямой, непокорной, убегать играть с мальчишками в зарослях у стен замка. Русудан, как могла, старалась обуздать порывы племянницы, она и отец Тамар, царь Георгий III, приучали ее к важности и сдержанности царских особ. Долго приучали. Но изменилась Тамар в одно лето. В то лето, когда был казнен царевич Демна. Никогда больше с того лета Русудан не смогла бы с уверенностью сказать, что думает и что чувствует племянница.
Вот и теперь, входя в покои царственной племянницы, Русудан не знала, с чего начать беседу. После утренней встречи с русийским князем, Тамар никак не показала своего расположения или недовольства, с подобающей любезностью распрощавшись с гостем.