— Но я могу стать бессмертным!.
— Живой труп…
— Пошла вон!
Наутро он совещался со Строгим Сарычом, и тот заметил осторожно, что Его Недоступность стали хуже выглядеть.
— Так недолго и до болезни…
— Что же, — усмехнулся Могучий Орел, — по-твоему, я могу умереть?
— Этого не может быть, Ваша Недоступность! Лекари Вашей Недоступности — лучшие в мире.
— Лекари, — повторил Могучий Орел и поморщился.
— Может быть, — сочувственно сказал друг и советник Строгий Сарыч, — Вашей Недоступности следовало бы на время отвлечься от дел, от этих бесконечных забот…
— Что ты называешь «отвлечься»?
— Охота! — Глаза Строгого Сарыча вспыхнули. — Охота — величайшее наслаждение! За тем вон мрачным лесом есть удивительные поляны, и пасется там множество разномастных четырехлапых. Ваша Недоступность могли бы повелеть…
Через день вылетели. Кроме Могучего Орла, Старшего Сокола и Строгого Сарыча, здесь были еще Бравый Ястреб, Гэ-Гэ и Блистательный Чеглок, и всю группу эскортировали стройные стаи кобчиков, тювиков и канюков.
Охота была великолепной. На полянах в самом деле паслись и нежились многочисленные стада разнообразной живности. Взмывал и камнем падал на жертву Строгий Сарыч, бесшумно наскакивал Бравый Ястреб, метался Старший Сокол, неистовствовал Блистательный Чеглок. Но наивысшее мастерство показал, конечно, сам повелитель. Он был неутомим, стремителен, точен и устрашающе прекрасен. Жертва сопротивлялась ему один лишь миг, и немедленно превращалась в кровавые клочья. Он единолично разорвал не меньше сотни кроликов и повалил около пятидесяти ланей и коз. Главным в его поразительном таланте было — внезапность.
Стремглав бросался он на цель, сверлил ее взглядом, сбивал с ног, и в следующее мгновение клюв, когти и крылья завершали работу.
Эскорт, разбившись на отряды, шнырял по всему лесу, шипеньем и клекотом выгоняя зверье на поляну, где действовали неутомимые охотники. Побоище длилось, несколько часов, и к обеду вся поляна была завалена трупами. Утомившиеся бойцы сидели на опушке и тихо переговаривались. Гэ-Гэ, не принимавший участия в мероприятии, так как был ленив и боялся крови, мирно философствовал, превознося таланты своего господина и подводя под культ зрелищ моральную основу. И только Могучий Орел молчал. Он не устал; легкость и покой чувствовал он в этот час, словно испил чудодейственного лекарства или помолодел на несколько лет. «Вот, — думал он. — Можно, значит, обойтись и без Обруча…» В лесу было тихо. Понемногу наступал вечер; снизившееся солнце разбивалось о деревья; от реки шла прохлада.
С этого дня охоты устраивались часто.
Наставник выключил эвольвентор, так как первый из его подопечных был крайне возбужден, а второй отвернулся от экрана.
— Мы хотим освоить планету Хи, — сказал Наставник. — Ведь такова главная цель?
— Да, — прошептал Первый. — Ты знаешь…
— Вы видели, как приблизительно это делается.
— Да..
— В таком случае, что тебя гнетет?
— Я никогда не видел, как это делается…
— Охоту устроил бывший лон, — с невеселой улыбкой заметил Второй. — По-твоему, он наш предшественник?
— Мы не от лонов! — с отчаянием возразил Первый.
— Кто это доказал?
— Наставник напомнил, что подобие форм…
— Наставник говорил также о специфических токах Хи…
— В таком случае, я это доказал, я! Наши лоны вымерли! Мой ученический эвольвентор отметил это четко!
— Ты сказал, что он был несовершенным, несколько стадий промелькнуло.
— Не нужно таких споров! — строго произнес Наставник. — Они не помогут нам.
— Хи — дикая планета! — не в состоянии успокоиться продолжал Первый. — Наш эвольвентор работает по нашей логической схеме. А логика Хи…
— Тебе странно, что их лоны стали птицами?.. Не дает тебе покоя Спиу.
— Они на этой планете могли бы стать кем угодно!
— А мне подходит эта планета, — задумчиво сказал Второй. — Так и кажется, что я дома. Почти адекватные условия.
— Ты все время забываешь, что подобие форм…
— У нас урок, — сказал Наставник, — Урок требует внимания, проникновения в суть материала, уяснения ее. Мы исследуем низших, и пока только на этом должны строить выводы.
— Я хочу видеть высших! — упорствовал Первый.
— Ты их уже видел, — сказал Второй.
— Эти трое на берегу?
— Урок не закончен! — Голос Наставника был суров, и спор прекратился.
«И вновь замерцал экран, — пишет Посвященный, — и ужасный их урок продолжился…» «Ужасный урок…» Признает, стало быть, что ужасный. А вот чтоб помешать им… То ли резона нет, то ли этика научная не позволяет. Но ведь если разобраться, то по какому такому праву какие-то чудища прилетают на нашу Землю, как к себе домой (юнцу, видите ли, «подходит эта планета»!), и спокойненько, на глазах, разыгрывают свои забавы?! Пальнуть бы из лазерной-то пушечки, чтоб дорогу сюда забыли. То-то был бы им эксперимент.
Но уж продолжим, и да не обидится Посвященный, что прерываю его рассказ на свой манер.
Несмотря на всевозможные меры и предосторожности, в вотчине грозного Аквилы Регии стали происходить невероятные вещи. Нежданно-негаданно обнаружилось вдруг, что Великая Княгиня Сова, заведующая складами, не чиста на руку и что, значит, ночной образ ее жизни вообще, популярно говоря, оставляет желать лучшего во всех отношениях.
Следствие было закончено в наикратчайшие сроки, «а если еще, — пишет Посвященный, — иметь в виду скорость, в которой сие демонстрировал нам чудодейственный эвольвентор ноблов, то выйдет и всего одно короткое мгновение». Факты, словом, подтвердились полностью, даже с лихвой, и Его Недоступность лично распорядился участью преступницы: сорвал с нее очки, швырнул в физиономию и топнул так, что задрожали своды замка.
— Непостижимо! Невероятно! В моем владении! В моем доме! На моей службе!!! Дрянь ненасытная! — И, свалившись в изнеможении на трон, повелитель зашелся в нервном кашле: — Упразднить!
Великую Княгиню нарядили в черные одежды, привязали на шею камень, отнесли к морю и бросили в самом глубоком месте. Перед казнью она успела лишь пролепетать:
— Передайте этому длинноносому подлецу, что.. — Но договорить ей не пришлось.
Главный любомудр Грифус Монтанус Предитус по данному печальному поводу якобы выразился, значит, в том смысле, что в годы благоденствия, в минуту затишья бдительность особенно важна. Потому что все, дескать, в беспечности пребывают, все радуются сытости и тишине, и праздничное состояние распространяется подобно эпидемии. А это, сказал он, очень опасное и вредное состояние.
Повелитель обозвал его болтуном, а вездесущая Оракульша прокряхтела свое невозмутимое «ку-ку».
А ситуация между тем развивалась дальше.
Не успели затихнуть разговоры о складских инцидентах, как из Западных Лесов пришла весть о бесчинствах дроздов: собирались крупными стаями, устраивали шумные и безобразные пиры, во время которых злословили по поводу имени Его Недоступности, а также оскверняли места охоты. Пришлось для наведения порядка послать туда эскортилью кобчиков. Увы! — скоро подобное же произошло и на Южных Плоскогорьях, в вотчине Гэ-Гэ; на этот раз отличились перепела. Эти пошли еще дальше: сделали чучело своего хозяина-любомудра, вились вокруг него и блажили (дословно), «что не хотят подчиняться всяким лохматым живодерам».
Кроме того, они поносили самоё Прекрасную Голубку, присовокупляя к ее имени безнравственные и циничные слова. Над этими наглецами был учинен показательный суд.
А Кукушка-Оракульша не уставала предсказывать смуты, хотя уже и без того было ясно, что пернатый материк переживает кризис. После перепелов слушалось дело о лихоимстве грачей; потом на повальном браконьерстве попались кулики; потом что-то с водоплавающими… И так — одно за другим… И все же еще можно было мириться, если бы не эта сокрушительная новость о заговоре, Да-да! — в самом дворце зрел заговор, и во главе его, — хотите верьте, хотите нет, — стоял никто иной, как сам его надменнось Строгий Сарыч.
