Ромал горько усмехнулся и пробормотал:

– Разве что к мозгоправу.

Зеленка полностью не отмылась – всего лишь побледнела. Так что «ЛОХ» и «гусарские усы» переливались на лицах парней светло-зеленым, будто клеймо неудачников. В глазах Артура горел один-единственный вопрос: «Чем Алина вообще думала?» А Ромал в который раз убедился, что женщины – зло. Особенно обиженные.

Из-за того, что окончательно отмыть художества Алины не удалось, Даня заклеил зеленку пластырями. Выглядело это не менее глупо, но все же адекватнее. Даниил скептически поджал губы, изучая лица друзей, а потом натянуто улыбнулся:

– Неудачно побрились.

– Так себе причина.

– Скорее, утешение.

– Мне пора. – Костя бросил учебники в рюкзак и нервно прошелся рукой по копне угольных волос. Он не любил опаздывать, не любил извиняться. Не любил оправдываться. По его мнению, попытка оправдаться – это уже признание вины: как только человек пытается найти объяснение своим ошибкам, он автоматически признает, что совершил их.

– Встретимся в кафетерии после четвертой пары? – с надеждой спросил Даня.

Он так и потянулся навстречу Ромалу, надеясь, что им вновь удастся посидеть вместе за столом, словно их связывает крепкая дружба.

– Ага. – Костя кинулся к двери. – Посмотрим.

Дверь захлопнулась, и Ромал, морщась от головной боли, побежал по коридору. И зачем он столько пил? Ах да, хотел хорошо провести время. Еще эта Лиза – отшила его, как будто он уличный пес. Выставила за порог и пинком столкнула в объятия реальности. Был ли вообще смысл думать о ней даже сейчас? Представлять ее золотистые волосы и пухлые губы? А ноги… черт, за такие ноги девчонки, наверное, душу готовы продать… хотя об этом Костя мог только догадываться. Лиза являла собой воплощение красоты, идеала, лучшая и единственная. А Ромал привык, что лучшее достается ему. Красный диплом, олимпиады и поступление. Теперь это казалось не таким важным, а раньше он грыз гранит наук, будто одержимый; в двенадцать его прозвали малолетним гением, подающим большие надежды, и только отец не видел надежд, не видел гения. Видел сына, который обязан жить так, как семья прикажет. Бунтарство – вещь вполне присущая большинству Костиных одногодок и знакомых. Но предательство… Именно предателем считали Костю. Огромная обиженная семья божилась, что Костя променял семейные традиции на пеструю обертку «достойной» жизни. Другой жизни… лучшей жизни. Иллюзии. Виктор Ромал веровал лишь в семейные узы и часто говорил об этом после третьей или четвертой бутылки пива. Он не признавал существование «мира-за-забором». Он был жестоким, твердолобым и глупым человеком, от которого Костя мечтал сбежать всю свою жизнь.

Ромал ворвался в аудиторию спустя пятнадцать минут после начала лекции. Преподаватель – профессор Славин – покосился на него, не отнимая ручки от тетради, и отозвался:

– Проходите.

– Спасибо.

Костя чувствовал, как другие студенты жгли его взглядами, но не поднимал головы. Так и прокрался к задним рядам, угрюмо пялясь в пол. Он вспомнил, как в школе многие смеялись над ним. Потом-то они, конечно, об этом сожалели, получив урок: всегда следует помнить, что на каждое действие найдется противодействие. А сам Костя уяснил, что на нем клеймо «чужого», и придется ежедневно доказывать толпе, что он чего-то стоит.

– Продолжим, – отрезал Славин, закрывая тетрадь; на нем был мешковатый, широкий в плечах пиджак, отчего преподаватель казался беглецом из далеких пятидесятых. – Еще одна задача. Только не выкрикивайте с места. Выкрикиваете вы обычно полную чушь. Без обид, это так… Констатация факта. – Славин откашлялся и медленно встал на ноги, скрестил руки на груди и взглянул на студентов, словно пес, почуявший добычу. – Что ж, допустим, на Иванова ночью было совершено нападение с целью ограбления… спасаясь от грабителей, он перепрыгивает через забор, несется к многоэтажке и… разбивает одно из окон первого этажа. Иванов проникает в комнату. Хозяин дома – ну, пусть будет Петров – просыпается от шума и звона разбитого стекла. Он видит в комнате незнакомого человека и принимает его за грабителя. А потом… – Славин сделал драматическую паузу, – потом он его избивает, тем самым причинив тяжкий вред его здоровью. Кто прав, кто виноват?

В воздух тут же взметнулся лес рук, и Костя скептически усмехнулся. Какие же тут все смелые!

Миловидная блондинка с умным видом сказала:

– Виноват Петров – хозяин дома. – Она вся вытянулась, выпрямилась, будто один из соседей прибил ей палку к спине. – Иванов подвергся нападению.

– Ну и что? – не согласился ее сосед: рыжеволосый парень в идеально выглаженном костюме. – Петров защищал свое имущество. Это незаконное проникновение на частную собственность.

– Но Иванов не собирался грабить Петрова или – я не знаю – не собирался драться с ним. Он нуждался в помощи, вот и все.

– Ты, блин, спишь ночью, вся такая в халатике, у кровати тапочки стоят, а к тебе врывается мужик в крови весь, с дикими глазами. И ты, конечно, спросишь, все ли у него в порядке?

– Да я просто…

– Просто не надо врываться на частную собственность, – довольно резюмировал парень.

– Еще есть идеи? – поинтересовался Славин, оглядывая студентов внимательным взглядом. – Петров или Иванов? Кто же виноват? Давайте! Я хочу увидеть мыслительный процесс или хотя бы его отражение на ваших лицах.

– Оба.

Костя и сам не понял, как ответ сорвался с его губ. Десятки голов повернулись в его сторону, а профессор недоуменно вскинул брови:

– Повторите?

– Ну… – Ромал смущенно повел плечами и посмотрел на преподавателя. – Это вроде бы очевидно. Закон нарушили обе стороны, но все зависит от мотивов… Мотивы Иванова нам понятны, поэтому мы можем утверждать, что наказание он получит, правда, не в том виде, в котором получил бы его человек, намеренно пробирающийся на чужую собственность с целью что-то украсть. – Костя нахмурился, думая о чем-то глобальном, а потом медленно отодвинулся назад вместе со стулом. – По правде говоря, задача составлена некорректно.

– Вот как?

– Мы не знаем, почему Петров избил Иванова.

– Как это не знаем? – поморщился рыжеволосый парень. – Тот залез к нему домой.

– Тут дело в другом. Петров избил Иванова с целью задержания? Или чтобы наказать его за преступление? Если я не ошибаюсь – а я не ошибаюсь, – это два совершенно разных обстоятельства, то есть приговор в двух вариантах будет отличаться.

Преподаватель на какое-то мгновение замер – казалось, он приятно удивлен. Потом он кивнул и продолжил лекцию. А Костя невольно улыбнулся. Правда, почти сразу же к нему вернулась его обычная угрюмая нелюдимость, но в глубине души он все же гордился собой.

Пары тянулись бессовестно долго, но Ромал с удовольствием старел в стенах своего университета и не жаловался на урчание в животе. Казалось, студенты бегают в столовую каждые две минуты! Им явно не на что было потратить деньги, у Кости же денег осталось так мало, что он экономил даже на питьевой воде, а они… чертовски счастливые создания. Как же, должно быть, чудесно не заботиться о средствах для существования! Ромалу даже во сне не снилась такая прекрасная жизнь.

Костя уже собирался потянуть на себя дверь студенческой столовой, которую, для шарма, окрестили лакшери-кафетерием, как вдруг разнесся знакомый голос:

– Вортако!

Костя по привычке обернулся так резко, словно собирался врезать кому-то по лицу. Артур затормозил с поднятыми руками еще в нескольких шагах перед ним и недовольно нахмурил брови:

– Что ты вечно прибить кого-то хочешь?

– Подкрадываться не надо.

– Подкрадываться? Я заорал по-цыгански на всю улицу.

– А я не услышал.

– Тогда буду носить с собой громкоговоритель.

Артур и его юмор… Ромал скептически поджал губы, а Селиверстов рассмеялся. Ему, видимо, пришлась по вкусу собственная шутка. Даниил тоже улыбался. Правда, он стоял рядом с Артом такой тихий, что Костя его даже не сразу заметил.