До чеченской войны, совсем в молодые, казалось уже совсем далёкие годы, у Сергея была служба в срочной армии в Афгане, откуда он вернулся в Россию в числе последних, вместе с генералом Громовым, с которым был знаком лично...

Однако после Афгана, ещё не успев привыкнуть к новому меркантильно-жлобскому быту страны, он случайно влез в драку, из которой привычно вышел победителем, застрелив одного из задиравших его гопников, из отцовского ружья. Не будь этой драки, он, наверное, рано или поздно, попал бы в бандиты, а с его боевым опытом и умением владеть оружием - это было очень просто.

Но сегодня, Сергей с вздохом облегчения думал, что нет худа без добра и Бог его миловал от воровской или бандитской карьеры.

"Уж лучше нищенствовать или жить в таёжной избушке, чем попасть в эту волчью стаю придурков - бандюков, которые способны на любую подлянку и предательство"...

В тюрьме и в лагерях, он узнал эту публику очень хорошо...

Но тогда, после стрельбы и убийства случайного пьяницы, он сел на девять лет и никакие боевые заслуги судьи в зачёт не взяли...

В лагерях был сущий ад, но Сергей держался молодцом, терпел и не сломался, работал как все, хотя мог бы и закосить, блатных совсем не боялся и они, чувствуя это, в конце концов, оставили его в покое.

Выйдя из лагеря досрочно, он попал уже в новую страну, на просторах которой вольно расположился бандитский капитализм во главе с либеральными деятелями, которые облили грязью всё недавнее, трагическое, но славное прошлое, в том числе и войну в Афгане...

Это Сергею очень не понравилось и, приехав в Питер, живя несколько недель у приятеля освободившегося из лагеря чуть раньше, он пил водку с утра до вечера, с небольшими перерывами на тяжёлый сон и горькое похмелье...

... Но вдруг, однажды, проснувшись в грязной и вонючей конуре, в которую превратилась квартира приятеля, Сергей, пережидая тяжёлую головную боль, лежал и смотрел на грязный потолок с сырыми разводами по углам.

И в этот момент, он внезапно вспомнил свою мать, которая умерла, пока он был в заключении, вспомнил её усталое измождённое лицо, её дрожащие руки, когда она, вытирая слёзы, говорила ему во время последнего свидания перед отправкой в сибирские лагеря: - Сыночек, Серёженька! Я знаю, что ты попал в тюрьму случайно. Ведь ты всегда был таким умненьким и спокойным мальчиком. И я верю, что когда ты освободишься, то сможешь наладить жизнь, и стать для меня опорой в моей старости. Умоляю тебя, только не пойди по стопам твоего отца, которого погубила эта злодейка - водка! Ведь ты был такой ласковый и добрый, перед тем, как тебя в армию забрали. Я даже надеялась, что ты в институт поступишь когда-нибудь, и станешь образованным человеком, которым я буду гордиться..."

Вспомнив это, Сергей, озирая нищенские подробности пьяного притона, в котором он провёл уже много дней, неожиданно осознав всю бессмыслицу происходящего, и от обиды на так несправедливо развернувшуюся к нему жизнь, заскрипел зубами и на глазах его появились слёзы отчаяния.

"Ну почему, почему у меня вся жизнь повалилась под откос! Что за злой рок меня преследует... И неужели я такой слабак, что не смогу переломить эту невезуху?! Ведь мне нет ещё и тридцати, а ощущаю я себя мудрецом - пессимистом, который прожил сто лет...

- Иногда, мне кажется, что я прожил уже несколько длинных жизней ...

Нет, с этим надо заканчивать, иначе я сопьюсь и стану полным гопником!.."

... В тот день, он наотрез отказался похмеляться, и, помывшись и почистившись, пошёл искать работу. Через несколько дней, он устроился грузчиком в хлебный магазин, чем-то понравившись заведующей, потом получил комнату на чердаке, от жилуправления, где по ночам, по совместительству, сторожил склад стройматериалов, расположенный в подвале этого же дома.

Напротив от его двери, были мастерские ленинградских художников, с которыми он вскоре познакомился. В одной работала известная художница, которая имела квартиру где-то на Морском проспекте и к которой заходили иногда состоятельные люди, интеллигентного вида.

Вторую занимал художник, окончивший Муху, талантливый человек, но запойный пьяница. Узнав, что Сергей совсем не пьёт, он повздыхал сокрушённо, но зауважал его.

К этому художнику, которого звали Юра изредка заходили его знакомы алкаши, питерская богема - художники и поэты. Забегали и девушки и одна из них, случайно познакомилась с Сергеем. Он вообще нравился девушкам и нередко ловил на себе их взгляды, идя по улице.

В нём, в лице и в фигуре чувствовалась сила и это невольно, как невидимые и невесомые флюиды, распространялось вокруг, создавая своеобразною ауру необычности. В общении он был вежлив, в разговорах проявлял свою начитанность, а его необычные, и часто резкие суждения о происходившем вокруг - вызывали интерес и любопытство.

Девушку звали Любой, и она была журналисткой, работавшей в одной из центральных газет, куда отправляла свои очерки. В периоды, между запоями, Юра был очень мил, много работал и часто приглашал Сергея к себе попить чайку и поболтать.

Вот так, за чаем, Сергей, стал рассказывать, посмеиваясь детали своей жизни в армии. Люба слушала его внимательно, смеялась, но, всматриваясь в лицо Сергея, вдруг поняла, что за этими улыбками и добродушным подсмеиванием над своей наивностью и романтизмом, скрывается драма разочарований и желание сопротивляться эгоистичной меркантильности, ставшей в стране идеологической модой.

Сергей к женщинам относился очень уважительно и сдержанно. Несмотря на то, что у него, и до армии и в короткий промежуток между армией и тюрьмой, всегда было по нескольку подружек, он не терял надежды найти ту единственную, которая не только полюбит его самозабвенно, но и способна будет терпеть его характер и станет ему не только женой, но и лучшим другом. Поэтому к подружкам он относился легко и никогда не пытался сделать из постельного увлечения долгого романа.

Однажды Люба пригласила Сергея пойти в кафе и посидеть там и он согласился. В кафе заказал бутылку вина, и они с Любой выпили её, разговаривая обо всем сразу и ни о чем конкретно.

Бывает такой лёгкий трёп, когда хорошее настроение проявляется через лёгкую ироничность и добродушные шутки. Так было и в этот раз...

Потом долго гуляли по набережной Невы, и Люба рассказывала, как она в Крыму, с родителями - краеведами, лазила по горам и особенно любила Судак и мыс Меганом.

- Там, на вершине приморского обрыва, - рассказывала Люба, - стояла металлическая вышка с узкой площадкой наверху. Казалось, что эта вышка, стоявшая на самом краю обваливающегося по частям обрыва, вот-вот упадет со стометровой высоты.

И все-таки, каждый приход туда, я влезала на эту площадку и коленки, дрожали от страха, когда я стояла на этой площадке, представляя, что любое резкое движение может нарушить равновесие и вышка рухнет в море...

- А какой горький и бодрящий аромат полыни разливался над окружающими море холмами. От него, у меня немного болела голова, а сейчас, когда я вспоминаю о нем и об этом времени, то мне почему-то хочется плакать...

Люба замолчала и, отвернувшись от Сергея, долго смотрела в окно на панораму Невы и на каменную набережную, протянувшуюся вдоль противоположного берега.

Сергей, чтобы вернуть разговор в лёгкое, непринуждённое русло, тоже вспомнил детство...

Он рассказал, что тогда очень любил в тихую сумрачную погоду в начале лета в одиночку ходить за цветами в прилегающий к посёлку лес. Оттуда он приносил большие букеты таёжных цветов, которые ставил в большие стеклянные банки и любовался ими, пока они не увядали.

- До сих пор помню эти незаметно протекающие часы походов, азарт первопроходца и собирателя, любование необычными размерами, ароматами или цветистостью и спокойное возвращение домой. Наверное тогда я увлёкся поэзий путешествий и это увлечение осталось со мной на всю жизнь...

- Помню, перед армией, - продолжил он свой рассказ, - мы с другом ранней весной внезапно решили сходить с ночёвкой в лес. Благо что лес начинался недалеко, за последними домами нашего пригорода... Вышли около полудня, а в настоящую тайгу, вошли ближе к вечеру. Яркое весеннее солнце садилось за прохладный синеющий вдалеке горизонт и на опушках радостно порхали ярко-коричневые с цветными разводами и узорами, бабочки. Проходя через сосновый лес, встретили охотников, которые стояли за стволами в ожидании прилёта глухарей на весенний ток...