– Я… Я не могу! – с отчаянием пролепетала она.

– Не можешь? Но какие же у тебя могут быть дела?

– Нужно бы маме помочь! – отговорка была слишком уж неправдоподобная, Ильяна это и сама знала. Просто она сказала то, что ей первым делом пришло в голову. И тут же она подхватилась, – что это мы тут стоим, пора бежать, накрывать на стол! Мама уже точно начнет браниться! – и девушка во весь опор побежала к дому.

Петр Кочевиков наблюдал, как его дочь проворно бежит к дому. Ему казалось, что он чего-то не расслышал или недопонял: ведь еще неделю назад дочь постоянно надоедала ему:

– Папа, ну можно, я возьму Пестрянку? Я же нормально езжу на лошадях, ты знаешь! И не нужно беспокоиться – со мной ничего страшного не случится!

Вообще-то он и сам знал, что дочь привычна к верховой езде, к тому же она знакома с волшебством, магическая сила тоже должна помочь ей в случае чего, поэтому отпускать ее одну было не так уж страшно. Но все равно было как-то не по себе от мысли, что она будет скакать сломя голову на почти необъезженной лошади, которой в голову может взбрести что угодно. Ведь дочь – это его плоть, его кровь…

Впрочем, Петр Кочевиков имел все основания для беспокойства за свою дочь – она вся пошла в него, и в молодости он не отличался кротостью нрава и большим послушанием. Впрочем, и от Эвешки, матери, ей тоже кое-что досталось. Но мать кляла его, Петра, за то, что он слишком распускает дочь. Когда Ильяна была совсем маленькая, то она непостижимым образом забралась на крышу бани и восторженно кричала подбежавшим перепуганным родителям, что сейчас достанет с неба пушистое облако, чтобы на нем можно было спать зимой, а потом верхом на Волхи ускакала в лес. Конь заплутал там, она же вернулась. Потом она постоянно канючила, требуя у родителей собственную лошадь, и те не удержались, преподнесли ей потом жеребенка. И с тех пор она заладила:

– Когда я буду ездить на своей лошади? – Она так долго ждала, когда наступит момент…

И теперь она собирается помочь матери? В чем?

Проклятье!

Саша быстрым шагом вошел в ворота и столкнулся с Петром. Он сразу заметил, что тот как-то странно смотрит в сторону.

– Ты чего туда уставился? – поинтересовался Саша удивленно.

– Ничего, так…

– А чего это у тебя ведро в руке?

Черт возьми, он совсем забыл про это проклятое ведро! И в самом деле, глупо! Он даже не заметил, как веревка больно врезалась в пальцы.

Наконец Петр, поняв, что камень за пазухой лучше не держать, выложил:

– Саша, ты знаешь, с Ильяной что-то происходит не то!

– Что?

– Я даже не знаю!

– Но с чего ты взял это?

– Просто мне так кажется…

Иногда логика Петра была просто убийственна. Иногда она не казалась столь убедительной. Сейчас ему просто передалось беспокойство Эвешки – та давно заметила, что с дочерью что-то не все в порядке. Впрочем, думал Саша, это можно понять – если бы у Петра был сын, то он заметил бы неладное первым. Вообще-то Петр всегда был сорвиголовой. Саша отлично помнил, как Петр блистал своей удалью в Войводе. Задира, азартный игрок, любитель хмельных медов, говорили, что не было в Войводе женщины, с которой Петр Кочевиков не был бы близок когда-то. А когда Петр немного остепенился, женился, то ему страстно захотелось иметь сына. Но Бог-то он есть на небе – очевидно, он решил, что сын от такого отца все равно ничему хорошему не научится и потом послал ему дочь.

В общем, Петр Кочевиков с тех пор совсем приутих. У него была жена-ведунья. Ведун – тот, кто ведает, знается с добрыми силами, в отличие от злых сил, с которыми связан колдун. У Петра была пятнадцатилетняя дочь, которая все же имела настоящий мальчишеский характер. Все ее интересовало, все ей было нипочем. Эвешка постоянно ворчала, что Ильяна вся в отца пошла. Но зато сам Петр стал куда тише.

Может быть, просто возраст давал о себе знать.

Пока что с Ильяной за эти пятнадцать лет ничего страшного не случалось.

Она с младых ногтей отличалась разумностью, а потому не совалась куда не нужно. В лесу знала все тропки, все повадки зверей и птиц. Нашла бы дорогу домой с завязанными глазами. Людей можно было не бояться – тут была лесная глушь, а если бы какой недобрый человек и пожаловал, то Эвешка с ее волшебством быстро приструнила бы непрошенного гостя. впрочем, все боятся колдунов ли, ведунов ли, и потому гости не обременяли Кочевиковых своим присутствием.

– Наконец-то, – проворчала Эвешка, когда Петр наконец ступил в горницу, а за ним и Саша. Сначала она обратилась к Саше, – садись, дорогой, туда, в красный угол, под иконы! А ты, – посмотрела она на мужа и вдруг заохала, – опять не снял сапоги!

– Да постой кудахтать, сниму сейчас! – бросил Петр и, прислонившись к стене, стал стаскивать сапоги.

– Да ладно, не надо! Щи стынут, а ты сейчас руки испачкаешь! Что там, проходи уж так!

Мужчины сели. Эвешка проворно сновала от стола за перегородку, где находилось все ее кухонное хозяйство, и обратно. Саша с усмешкой смотрел на нее, хотя и отдавал должное – Эвешка была образцовой хозяйкой. Сам Саша мало интересовался достатком и домашним уютом – он постоянно возился со своими книгами. И книги Эвешка все время ставила ему в упрек – что, мол, за мужик, возится с книжками, словно монах в монастыре. Он проводил за книгами почти все свое свободное время – хотя Эвешка, когда заходила к нему домой, указывала ему на слой пыли то на подоконнике, то на столе. В конце концов, не выдерживая его спокойного безразличия, женщина принималась вытирать пыль сама. Петр напоминал ему и о кобыле, что уже давно застоялась в конюшне. Получает столько сытного корма, но не бегает! Саша парировал, что корм если кобыла и получает, то заслуженно, но соглашался, что жиреть лошади давать нельзя.

Петр в сердцах советовал ему бросить книги в печь. Единственная от них польза – разжигать огонь зимой. Нельзя же быть таким безразличным к жизни! Неужели приятно до самой смерти прожить бобылем? Но Саша только или отмалчивался, или отвечал какой-нибудь шуткой.

И сейчас Петр и его жена опять затянули свои старые песни. Но Саша ответил на нападение нападением – лучше бы за дочерью приглядывали, говорил он, хорошо еще, что она только наполовину ведунья, не занимается волшебством, тогда бы вообще удержу не знала! Саша вдруг задумался – сегодня с утра на него напало какое-то странное настроение. Словно он что-то предчувствовал, а что – сказать не мог. Даже не знал, хорошее это что-то или плохое.

Саша любил этих людей – он чувствовал себя членом их семьи. И они тоже были сильно привязаны к нему. Эвешка, когда принималась стряпать пищу, обязательно готовила и на его долю, и сердилась, если он не приходил.

Иначе, говорила она, Саша не заметит, как отощает и Богу душу отдаст.

Впрочем, так оно в действительности и было – у Саши в доме была своя кухонька, но там все просто заросло грязью, а его стряпня была такого качества, что приготовленными кушаньями было только врагов травить. Он даже зимой огонь не всегда разводил в печи, погружаясь в чтение. В общем, как говорили его родственники, летал в облаках, словно утка по осени.

А этот дом всегда был живым – там постоянно горел огонь, постоянно звучали голоса.

– Вкусно! – сказал он, пробуя щи.

Довольная Эвешка засветилась улыбкой.

– Вкусно! – тут Петр словно вспомнил, что жену нужно хвалить. Он сидел за столом, словно потерянный, погруженный в размышления. Его лицо было сумрачным.

Да, подумал Саша, не все в жизни так гладко. И у людей семейных полно проблем – волнуйся, переживай за своих домочадцев. Нет, уж лучше так, как он – сидишь, обложившись книгами и ни о чем не думаешь. Саша почти каждый день ходил сюда есть, эти люди были его семьей, но даже от них у него были секреты – вычитав в одной книге о существовании леших, он узнал там же о том, как можно сблизиться с ними. Саша был от природы очень любознателен, и потому в самом деле вскоре действительно обзавелся друзьями в среде этих самых леших.