– А вот та же картина, но в рамке.

Рамка… Это было что-то с чем-то! Широкая, усеянная выпуклыми гроздьями винограда и листьями, выступающими за границы рамы. Вычурность резьбы никак не сочеталась с портретом.

– Как думаете, почему вор просто не вырезал картину, как обычно поступают похитители живописных полотен? – спросил он.

– Нож забыл, – высказала предположение Зоя Федоровна. Щукин, бросив в нее насмешливый взгляд, смутил заведующую, и она стала оправдываться: – Мне самой непонятно. Воры действительно предпочитают вырезать холст…

– Без подрамника и рамы картину легко спрятать, – пояснил Щукин.

– Знаете, мы однажды хотели «одеть» картину в более скромную раму, но обнаружили, что эта резная рама очень плотно прижимает края полотна с двух сторон. Ну, мы и не стали пытаться разъединить раму и картину. Все же дереву без малого два века, боялись, вдруг все рассыпется.

– Как называется картина? – осведомился Щукин.

– В нашей экспозиции она висела под названием «Женский портрет начала девятнадцатого века. Русская живопись, художник неизвестен», – ответила Зоя Федоровна. – А неофициальное ее название «Любовница Синей Бороды». Мы не стали употреблять истинное название картины, слишком зловеще оно звучит.

– Хм, странное название, – задумался он. – Синяя Борода? Там была какая-то криминальная история, если не ошибаюсь. Кажется, этот господин убивал своих жен.

– Видите ли… – В глазах Зои Федоровны блеснули смешливые искры. – Вы сейчас упомянули сюжет сказки Шарля Перро. Кстати, эта сказка не так проста, как кажется. В ней интересна мораль. Ведь граф Синяя Борода наказывал жен за непослушание. Он запрещал им входить в одну из комнат замка, но женское любопытство оказывалось сильней. Конечно, он действовал как провокатор, давая ключ от заповедной комнаты и уезжая из замка. Но разве граф не вправе был убедиться в преданности и послушании жен? В те века его поступок никто бы не осудил. Но эта сказка, правда, очень похожа на быль, и прообразом Синей Бороды считают нескольких человек. Например, английский король Генрих Восьмой жен менял на протяжении жизни несколько раз – то разводился, то казнил, головы рубил. Чем не Синяя Борода?

– Да уж… Но вернемся к нашей краже.

– А история создания портрета вам известна?

– Абсолютно ничего не известно.

– Но должен же кто-нибудь знать о ней! Может, название «Любовница Синей Бороды» числится где-то в каталогах…

– Насколько мне известно, ее нет ни в одном каталоге, кроме как в нашем. Эксперты еще в советское время оценили картину скромно – не шедевр. То есть за нее не дадут огромных денег. Но, может быть, вору достаточно небольшого вознаграждения…

Архип Лукич задумался. Что-то сомнительно… Тогда какого черта было вору рисковать? Чтобы украсть вещь, которая не принесет баснословных денег? Золото из курганов на западных аукционах стоит огромные деньги, за какую-то фитюльку можно получить тысяч сто долларов… Почему же дорогие скифские поделки не взяли? Есть в этой нелогичности нечто противоестественное…

– Можно мне забрать фотографии? – спросил Щукин.

– Конечно, – разрешила Зоя Федоровна, а минуту спустя, пока Щукин не отрывал глаз от изображенного на них ангелочка, с грустью проговорила: – Знаете, у меня омерзительное ощущение. Будто прокрались в твой дом, беспардонно рылись в твоих вещах грязными лапами, потом забрали частицу твоей души… Кстати, украденный портрет нравился посетителям, у камина народ надолго задерживался.

– Все же странное у него название – «Любовница Синей Бороды». Почему не «Дама с веером», скажем? – произнес Щукин. – На мой взгляд, женщина, изображенная на картине, чиста и непорочна, а тут любовница… да еще изувера…

– Почему не допустить, что это чистое создание попало к развратному и жестокому человеку? Вон, почитайте, какую власть имели помещики над крепостными. А девушка, возможно, была крепостной. Кстати, многие русские помещики держали гаремы, жестоко обращались со своими рабынями.

– А почему вы считаете, что название именно такое? – не успокаивался следователь.

– Сзади на холсте есть надпись: «Любовница Синей Бороды». И больше ничего. Ни даты создания, ни подписи художника.

– Я полный дилетант в живописи, но… Вы ведь сказали, что картину написал крепостной и, если не ошибаюсь, русский живописец, так?

– Да, все верно.

– Откуда же вы знаете, что ее писал русский живописец, тем более крепостной?

– Ну, во-первых, определен возраст картины. Во-вторых, надпись. Надпись сделана на русском языке и в то время, когда создана картина. Название написано не чернилами, а краской. Эта же краска, вернее цвет, встречается на полотне. Вероятней всего, именно автор картины написал название, поэтому мы решили, что создал ее русский живописец.

– Но почему он крепостной? – не унимался Щукин, будто это важно – в рабстве находился художник или был свободным. Скорее, Архип Лукич удовлетворял свое любопытство, как удовлетворяли его жены Синей Бороды из сказки, заглядывая в запретную комнату.

– Картина, безусловно, написана талантливым художником, но самодеятельным, сама манера об этом говорит. Русские художники, прошедшие академическую школу, писали иначе, добротней, грамотней. Если смотреть на оригинал, то заметны мазки, а это нехарактерно для тогдашней живописи, в то время увлекались светотенью, мазки сглаживали. Отсюда следует, что писал художник, не получивший образования, а работавший по наитию. Надо еще учесть, что знать всячески поощряла рвение к искусствам в своих холопах, ведь это поднимало престиж собственника. Вот мы и сделали вывод, что написал портрет крепостной.

– Вы не знаете, кто-нибудь проявлял интерес к картине? Я имею в виду особый интерес? Может, один и тот же человек часто приходил в музей, подолгу любовался ею?

– Не знаю. Надо у девочек спросить, которые проводят экскурсии.

– У меня просьба, Зоя Федоровна. Постарайтесь отыскать сведения о картине, может, где-то все же есть упоминания о ней.

– Обещаю сделать все возможное.

Архип Лукич вернулся в зал, приблизился к эксперту:

– Ну, что тут у вас?

– Обычное дело, – не утешил Натан Ефимович. – А вы надеялись, что преступники оставят пальчики, отпечатки ботинок, волосы или какую-нибудь вещицу? Нет, к сожалению, все чисто. На мой взгляд, Архип Лукич, самая большая ошибка цивилизации – переизбыток информации. Человек в наше время знает слишком много такого, что знать ему вовсе не нужно. Телевидение, радио, газеты усердно информируют население о преступлениях и методах их раскрытия, в результате преступники извлекают уроки, становятся предельно осторожными и предусмотрительными. Вам так не кажется?

– Кажется, кажется, – покивал Архип Лукич, пристально оглядывая зал музея, словно сейчас ему должно было открыться то, чего остальные не замечают.

Когда-то здесь танцевало на балах местное высшее общество. Вон там, наверху, наверняка сидел маленький оркестр. Дамы порхали вокруг кавалеров, обмахиваясь веерами и источая аромат терпких духов. Элегантные кавалеры щеголяли изысканными манерами. Они дрались на дуэлях из-за дам, не пили, как лошади, водку, не курили всякую солому… Кстати, не пора ли покурить?

– Угадайте, сколько было преступников? – сощурился эксперт.

– Не батальон, – нашелся Щукин, думая лишь о том, с чего начать поиски преступников. Ему ох как не хотелось пополнить список своих нераскрытых дел.

– Точно! – подхватил пожилой эксперт. – Их было двое.

«Какая разница – двое, трое? – подумал следователь. – Картину украли, ее предстоит искать. Причем искать не шедевр. Как это увязать?»

– Я водил сюда внуков, друзей, которые приезжали погостить ко мне. Что в нашем городе можно показать культурное? Не кабаки же! В первую очередь – музеи, парки, старые улочки. Должен сказать, рама меня поразила…

– Натан Ефимович, только не выдвигайте версию, что украли рамку, а картину прихватили довеском. Не поверю.

– Я разве это утверждал? – пробасил эксперт. – Конечно, украли картину. Почему вместе с рамой – версий у меня нет. Так вот, сама картина в форме прямоугольника, размером семьдесят сантиметров на метр. В общем-то небольшая. Величие придавала ей рама, она великолепна, неповторима. Ширина обрамления двадцать сантиметров. Кстати, в те времена даже небольшое полотно вставляли в широкие рамы, сосредоточивая внимание на картине. Но я отвлекся. Висел портрет достаточно высоко. Поднявшись на цыпочки, его не снимешь, грабители подставили стул. Снимать картину одному рискованно – все-таки она громоздкая, тяжелая, можно уронить, разбить раму. Далее. Нужно было отключить сигнализацию, камеры слежения, обеспечить безопасность на выходе… Видите, сколько работы? Двое работали.