Честно говоря, у меня оказался неуемный аппетит на книги о лошадях, какими бы они ни были. Будучи не по годам развитой шестиклассницей, я привлекла внимание цепкой библиотекарши. Она посчитала, что мне еще рано читать «Тетушку Мейм» Патрика Денниса. Помню ошеломление и гордость, которые я испытала, когда мама встала на мою защиту. «Джули разрешено читать все, что она хочет», – заявила она книгохранительнице, явно разочарованной таким отпором. Так я и узнала историю сумасбродной Мейм и ее секретарши Агнес Гуч, которая забеременела, хотя не была замужем.
Впрочем, читать об этом – одно; смотреть фильм – совсем другое. За чтение книг никто не осуждал – именно потому, что это были книги. С кино история складывалась куда мрачнее. Когда я была подростком, каждый фильм, попадавший на экраны, сначала оценивал Национальный легион приличия. Нам, юным католикам, позволяли смотреть исключительно кино категории А и всеми силами берегли от категории B. (Немногие скандально известные С-фильмы были вообще за гранью возможного.) Местный кинотеатр «Свобода» гордо называл себя семейным. Там показывали только категорию А. Добропорядочным католикам полагалось смотреть только добропорядочные фильмы.
А вот протестантам разрешали ходить на любое кино – хоть категории А, хоть С. Моя близкая подруга, Линни Лейн, была протестанткой. Если совсем точно – из последователей «Христианской науки». Различия между нашими религиями завораживали меня. Ее вера казалась куда приятнее моей собственной. Так, Линни не верила в ад и дьявола. Когда я рассказывала, чему монахини нас учат, она смеялась и весело отмахивалась от моих слов – дескать, это всё страшилки, «католические сказки». Что же до меня, то я буквально разрывалась между мнением любимой подруги и верой в то, что говорили монахини, – учитывая, что они почитали Бога абсолютно искренне.
Я училась во втором классе, когда одна из монахинь между делом сообщила мне, что Линни не сможет попасть на небеса к ангелам, потому что ее не крестили. И, будто этого было мало, добавила, что у животных нет душ, а значит, они тоже не присоединятся к нам в загробной жизни. «Сестра, вы ошибаетесь!» – вскинулась я. Одноклассницы сидели как громом пораженные. Ни одна из них никогда не говорила: «Сестра, вы ошибаетесь!» Но я совершенно точно знала: насчет ангелов и Линни – это все неправда.
Мне вообще казалось, что Линни – сама ангел. Помню, как мама переживала, что я попаду под ее влияние – влияние протестантки; и волновалась она не беспочвенно. Линни оказалась прирожденной рассказчицей; попадая в ее общество, я словно переносилась в зачарованное королевство. У нее была лошадь, темно-рыжая кобыла по кличке Звонкая Нота, а у меня – маленький гнедой пони Чико. В нем едва ли был метр роста, но он спокойно брал в прыжке эту высоту. Звонкая Нота не отставала. Мы соревновались в прыжках без седла и без уздечки. Безбашенные всадницы, мы мчались по запутанным лесным тропинкам. Богатое воображение Линни рисовало нас верхом не на беспородных лошадках, а на горячих арабских скакунах. Как будто мы рабы, бежавшие из экзотического восточного плена. Когда надоедало быть рабами, мы оказывались артистами, догоняющими бродячий цирк, чтобы выступать там верхом – без седла, без уздечки и даже стоя на спине лошади. Неудивительно, что никакие нотации монахинь не могли заставить меня разочароваться в подруге.
Вместе с Линни мы организовали клуб «Крутые всадники». Принимались туда только настоящие сорвиголовы и хулиганы. Чтобы стать членом клуба, нужно было преодолеть верхом на лошади реку Дес-Плейнс – считалось, что она кишит водяными гадюками, – и по шею забраться в болотную жижу. За все годы, что действовали «Крутые всадники», никто так и не прошел инициацию до конца и не присоединился к нам с Линни. Это был наш личный клуб. Вообще, мы с ней делились всем на свете. Даже мальчиками. Я «отдала» Линни Джо Томаса. Она «одолжила» мне Скиппи Крегира.
Именно в сенном амбаре Лейнов, затхлом и пыльном, я играла в бутылочку и впервые в жизни поцеловалась – со Скиппи, официальным тогдашним парнем Линни. На Прекрасного принца Скиппи не тянул, хотя и был к нему близок. Но с таким воображением, как у Линни, он казался ей просто очаровательным. Вообще все становится очаровательным, если пустить в дело щепотку фантазии.
Линни была на пятнадцать сантиметров выше меня и могла похвастаться роскошной густой гривой каштановых волос. Мы вечно шутили, что она похожа на английскую чистокровку, а я – на арабского скакуна. Как Линни откидывала эту свою рыжую копну – ну точь-в-точь дикая лошадь, – когда с энтузиазмом наяривала на гитаре и пела песни Роджерса и Хаммерстайна! Моя подруга не была бы самой собой, если б так яростно не взывала: «Взбирайтесь на гору каждую…» и «Когда идешь сквозь шторм, / Голову выше держи…»
Я рассказывала Линни истории о святых, ангелах и демонах. О святой Луции Сиракузской, которой вырвали глаза. О святой Агнессе, замученной до смерти. Мама Линни, твердо придерживавшаяся принципов «Христианской науки», была в ужасе. С ее точки зрения, моя религия представляла собой какие-то первобытные верования. Она не хотела, чтобы дочь сбивали с толку. С моей же точки зрения, религия миссис Лейн вообще не являлась религией. И вот почему: грехи тут едва ли принимали во внимание. Поцелуи были просто поцелуями, а не грешками, и к тому времени как Линни (в 12 лет) переехала из Либертивилля в Лейк-Форест – настоящая катастрофа для меня! – смертные грехи уже не представлялись мне такими уж неискупимыми.
Практически каждые выходные я отправлялась в гости к Линни. По пятницам, после уроков, мы встречались в забегаловке Крафта, где подавали вкуснейшие бутерброды с беконом, салатом и помидорами. Чаще всего – теперь уже и не упомнишь, сколько раз это случалось – я забывала, что сегодня пятница, забывала, что мясо под запретом, и заказывала себе великолепный тройной сэндвич. Да, на выходных у Линни меня трудно было назвать примерной католичкой.
Кинотеатр «Оленья тропа» в продвинутом Лейк-Форесте, где теперь жила Линни, крутил куда более актуальные фильмы, чем у нас в Либертивилле. Там-то, сидя в третьем ряду балкона, среди ароматов попкорна и мужской туалетной воды Eau Sauvage, я и посмотрела «Летнее место»: фильм категории В, в котором героиня Сандры Ди отдала свою невинность герою Троя Донахью. Беременность, последовавшая за этим, смутила меня куда сильнее, чем история Агнес Гуч. В конце концов, Гуч жила в Нью-Йорке, где может случиться все, в том числе и беременность. А героиня Сандры Ди забеременела, живя в маленьком городке, почти не отличавшемся от Либертивилля.
В фильмах всегда были хорошие девочки и плохие девчонки – точь-в-точь как в реальной жизни. Плохие девчонки заигрывали с мальчиками и «давали». Хорошие девочки заигрывали с мальчиками и «не давали». И только чирлидерши не вписывались в классификацию. Хорошие девочки, они танцевали и выглядели как плохие, но это всегда вызывало лишь одобрительные аплодисменты.
В облегающих форменных свитерах и отделанных атласом юбках, они смело хвастались всем, чем могли. Выделывая сальто в воздухе и садясь на шпагат, чирлидерши выглядели откровенно сексуально – и все исключительно ради «школьного духа». Воодушевляя и подзадоривая команду, они могли выстроиться в линию и исполнить канкан – а затем закончить свое выступление пирамидой и игривым сальто назад. Предполагалось, что никто не замечает, насколько девочки сексуальны – хотя они были очень сексуальны. И обладали мощной харизмой. Пегги Конрой, Джойс Борк, Дебби Хобсон – вот на кого нам хотелось равняться. Сорок пять лет спустя я все еще помню, что Джойс Борк первой из всех нас «понадобился» лифчик. Стоило ей его надеть, как Пегги с Дебби тут же последовали примеру – а там и мы все, чуть поотстав, чтобы не показалось слишком «быстро».
Впрочем, нас можно было назвать какими угодно, но точно не «быстрыми». В старшей школе для девочек при кармелитском монастыре в одном только выпускном классе училось восемьдесят пять девушек – и ни единой нежелательной беременности. Мы не пили, не курили, а наши эксперименты с макияжем ограничивались домашними вечеринками с одноклассниками, причем родители непременно были дома, наверху. Наши познания о сексе оставались почти целиком теоретическими: к ним более-менее можно было отнести тот самый фильм с Сандрой Ди да вековой томительный стыд за Марию Магдалину. В монастыре, где работала и старшая школа для мальчиков, влюбленные парочки все-таки как-то образовывались – и даже умудрялись регулярно встречаться, чем вызывали жутчайшее любопытство. Сможет ли Сью устоять против напора Билла, и как долго? По правде говоря, кармелитские священники из школы для мальчиков держали своих подопечных в ежовых рукавицах. С Билла не спускали глаз, и он знал об этом. Да мы все об этом знали.
