Жандарм подумал и махнул рукой:

— Ладно. Так уж и быть, проезжай…

Когда машина двинулась, Мишель отметил про себя, что именно на таких ошибках жизнь учит людей уму-разуму. В самом деле, что им оставалось делать? Как защищаться, когда ни у него, ни у Гонтрана нет оружия? Да и не в оружии сила разведчика. Его задача избегать неоправданного риска.

Вскоре выехали к реке, а дальше дорога тянулась вдоль скалистого берега. С заходом солнца выехали наконец на поляну, где стояла ферма. Здесь у всех на виду стояли три машины.

На ферме их с нетерпением поджидал Карте со своей многочисленной свитой. Среди собравшихся было нисколько человек, не знакомых Мишелю.

С Карте приехали пять отобранных им генералов. До этого он долго ругался, убеждая Мишеля, что необходимо взять семь. Конец препирательствам положил категорический ответ из Лондона:

САМОЛЕТ МОЖЕТ ВЗЯТЬ ТОЛЬКО ВАС, КАРТЕ И ЕЩЕ ПЯТЬ ЧЕЛОВЕК.

Генералы откровенно радовались перспективе улететь в Англию, а Мишель никак не мог понять, зачем нужны в Лондоне эти старикашки, самому молодому из которых не меньше семидесяти. Стоит самолету взлететь, и, чего доброго, среди этих ветеранов будут жертвы просто по причине испуга.

Обозначать посадочную полосу поручили Марсаку. Он подобрал себе группу, в которую в числе других входили Жак Ланглуа, Рикэ, Гонтран, один фермер из-под Экса, доктор Бернар и Жабу, известный французский артист и конферансье мюзик-холла.

Отозвав команду Марсака в сторону, Мишель начертил на большом листе бумаги план посадочной полосы и показал каждому, где стоять и что делать. Убедившись, что они правильно поняли свои обязанности, Мишель строго наказал не сходить с мест, пока самолет не поднимется в воздух и не скроется из виду, так как в случае каких-либо неполадок самолету, возможно, придется сесть снова. Прибытие самолета ожидается в десять вечера, но он может прилететь и позже, до двух часов ночи. В заключение Мишель предупредил, чтобы все соблюдали тишину и не курили.

Как и следовало ожидать, карманные фонарики никто не захватил. Мишель нарочно спросил о них в присутствии Вотрэна, и только когда Карте признался в своей оплошности, сказал, что, к счастью, позаботился о фонариках сам.

В половине десятого отправились к месту посадки самолета. Шествие возглавлял молодой француз в кожаном реглане. Дойдя до края залитого лунным светом поля, он остановился.

— Ну вот и пришли, — сказал француз, когда Мишель подошел к нему.

Поле лежало в лощине и ночью при лунном свете казалось очень маленьким.

— Хорошо, начнем, — сказал Мишель и, обращаясь к группе Марсака, продолжал — Двое останутся здесь, в начале полосы, а остальные пойдут со мной. Через каждые полтораста шагов будем оставлять одного человека.

Мишель с группой двинулись дальше, а за ними устремилась свита Карте — просто так, от нечего делать. Отсчитав сто пятьдесят шагов, Мишель поставил человека, потом следующего, потом еще одного. Поле было немного узковато, зато грунт — превосходный.

Но когда прошли шестьдесят шагов и поставили очередного человека с фонариком, Мишель увидел, что поле на самом деле маленькое и лунный свет тут ни при чем. Они подошли к насыпи метра полтора высотой, которая пересекала все поле. Ясно, что самолет здесь не приземлится. Но, может быть, переставить людей и начать полосу от насыпи? Интересно, велико ли поле за насыпью?

Поднявшись на насыпь, Мишель, к своему ужасу, убедился, что дальше идет отлогий спуск, а метров через четыреста начинается лес.

Мишель бросил на Карте уничтожающий взгляд. Но тот с довольным видом выслушивал любезности своих генералов. Этот человек даже теперь явно не хотел понимать, во что обошелся его каприз.

— Итак, это и есть то поле, которое вы обещали? — спросил Мишель, задыхаясь от гнева. — Нам нужна полоса минимум в тысячу шестьсот метров. Где она? Где этот специалист, который решил, что здесь можно посадить бомбардировщик?

Карте показал на человека в реглане:

— Он летал когда-то, и ему лучше знать…

— Интересно, на каких самолетах вы летали? — спросил Мишель у столь «опытного» летчика.

— На Потез-сорок три, — с гордостью ответил бывший летчик, ныне хранитель какого-то музея в Арле.

Когда Мишель услышал название этого допотопного летательного аппарата с посадочной скоростью менее 25 километров в час, он едва не лишился чувств. Ведь каждому, кто мало-мальски интересуется авиацией, известно, что с такой скоростью самолет может приземлиться на любом пятачке. Разве можно сравнивать его с современным тяжелым бомбардировщиком?

Горе-летчик начал уверять Мишеля, будто способен сам посадить на этом «великолепном поле» какой угодно самолет. Карте в окружении своих генералов тем временем разглагольствовал, что англичане вообще народ суетливый и уж раз Мишель такой требовательный, ему следовало бы самому заранее осмотреть поле, тем более что пассажиры важные персоны.

Мишель был вне себя от гнева. Его выражения, наверное, смутили бы даже Арно.

Вдруг вдалеке послышался гул самолета… Он быстро нарастал.

Принимать решение надо было немедленно.

Карте требовал, чтобы самолет приняли. Все вопросительно смотрели на Мишеля.

С трудом сдерживая ярость, Мишель все-таки взял себя в руки. Что делать? Экипаж, конечно, предупредили, что сигнал с земли подадут только в том случае, если там все в порядке. Летчики, которых посылают на подобные задания, — опытные, отважные люди. Они хорошо понимают, что это не учебный полет, и смело идут на риск. Но, в конце концов, всему есть предел… А ведь на аэродроме в Англии Мишеля ждут друзья из французского отдела. Если он не привезет группу, во всем обвинят его, а не Карте. «Пусть делают со мной, что угодно, — решил наконец он, — все же это лучше, чем обрекать экипаж почти на верную гибель».

Мишель оглядел присутствующих и твердо заявил:

— Я отказываюсь принимать самолет!

Самолет был уже совсем близко. Вот он с ревом пронесся над их головами и начал кружить над полем, словно недоумевая, почему там, внизу, ничего не предпринимают. Каждый раз, когда самолет пролетал над ними, сердце у Мишеля сжималось и он все сильнее и сильнее ощущал всю горечь постигшего его разочарования.

Покружив минут двадцать, самолет лег на обратный курс, и компания двинулась из лощины. Карте и бывший летчик изощрялись в упреках по адресу Мишеля. Когда поднялись на гребень близлежащей высоты, все замерли и широко раскрыли глаза. Мишель готов был разрыдаться от обиды: перед ними раскинулся заброшенный аэродром с двухкилометровой посадочной полосой.

Казалось, один вид аэродрома заставит Карте раскаяться и признать свою ошибку. Но Карте это и в голову не пришло. Зато наконец он был полностью изобличен, как бездарный, опрометчивый руководитель. Даже если кто-нибудь еще окончательно не убедился в этом, то, по крайней мере, в душу ему закрались серьезные сомнения…

Кое-как разместившись в двух автомашинах, вернулись в Экс, а оттуда поехали к фермеру, который входил в «группу с фонариками». На ферме их встретили радушно и хорошо угостили. Все повеселели и решили больше не вспоминать о печальном фиаско — в следующий раз будут умнее. Хорошо хоть, что обошлось без жертв.

За бокалом вина завязалась оживленная беседа, начали произносить тосты. И тут случилась новая неприятность. В компании был один красноречивый оратор, писатель по профессии. Он решил произнести очередной тост.

— Друзья! — начал писатель. — В этот мрачный час, освещенный щедрым гостеприимством, мы с радостью сознаем, что, хотя нас сегодня постигла неудача, в историю нашей страны вписана еще одна страница. Мы счастливы, что все труды и опасности с нами разделяют скромные офицеры непобедимой Англии. Я поднимаю бокал за Мишеля — капитана английской армии Питера Черчилля!

— Подумайте, что вы говорите! — взмолился Мишель. Он сразу почувствовал себя беспомощным: сказанного не воротишь, теперь все знают, кто он такой. Ему не хотелось бранить человека за теплые, дружеские слова, пусть даже опрометчивые, но он не счел нужным отмолчаться.