Сколько раз я говорила ему, что считаю эту историю сказкой, и сейчас повторяю снова, добавляя, чтобы его подколоть:

— Если там что–то есть, не захватить ли нам все это целиком и не посадить ли в тюрьму?

«Ты должна рассказать фермерам о моем предложении, Эмма. Ты им обязана как их гостья. И своим боссам на Первой тоже сообщи. Свяжись наконец со всеми заинтересованными сторонами, а потом возвращайся ко мне».

Ну, мне, конечно, не хочется говорить с боссом. В ООН меня ждут крупные неприятности, а с Марком Годином и с другими официальными лицами у меня не было связи с момента начала погони. Но я вызываю Раджо, пересказываю последний разговор с Нилсом и озвучиваю его предложение, а она говорит, что должна обсудить это с советом. К счастью, обсуждение не занимает много времени.

— Мы не отказываемся от соглашения, — говорит Раджо. — Мы захватим Саркку, а если ты там что–то найдешь, разберемся потом.

Я говорю ей, как рада, что они с советом насквозь видят Саркку и его предложения.

— А ты думала, мы нарушим слово? Верь нам, Эмма. Как мы верим в тебя.

Я вызываю ученого. Его корабль приблизился к холодному, угольно–черному лимбу планеты, а мы готовимся к торможению в атмосфере. Саркка целых десять минут не отвечает, а когда наконец берет трубку и я начинаю разговор о том, что фермеры отказались иметь с ним дело, он говорит, что это не важно. Такого тона я давно у него не слышала. От его маниакального восторга мне делается не по себе.

«Поздно заключать сделки. Мне достанется все! Все, что здесь есть. Ты в конечном счете не моя немезида, Эмма, Ты — моя свидетельница!»

Он дает отбой и не отвечает на повторные звонки, а потом его корабль скрывается за лимбом газового гиганта. Мы не увидим его, пока не затормозим об атмосферу.

Я помогаю команде все закрепить, а потом мы пристегиваемся к амортизаторам и, подключившись к интерфейсу, наблюдаем, как вздуваются нам навстречу черные на черном фоне полосы газового гиганта. В тот момент, когда корабль задевает кромку атмосферы и в первый раз содрогается и стонет под навалившейся перегрузкой, когда поле зрения заливает фиолетовое сияние, а атмосфера нагревает корпус и обволакивает его ионизированной плазмой, кто–то из экипажа выкладывает кадр со снимком обработанного куска скалы, вращающегося на краю системы кольца. Конус с гладким основанием. Горловина червоточины.

В следующее мгновение мы входим в последнюю стадию маневра. Плазма, горячая, как поверхность газового гиганта, окутывает корабль, гравитация грозит раздавить нас. Я пытаюсь дышать, хотя кажется, что целая пиратская команда уселась мне на грудь, сердце колотится как сумасшедшее, перед глазами порхают черные клочья. Корабль дрожит и стонет, наполняется страшным ревом, оставляя на газовом шаре пламенную царапину длиной десять тысяч километров. А когда плазма снова темнеет и перегрузка спадает, раздается пугающий грохот: пилоты запустили твердотопливный двигатель, подправляя дельта–вэ, пока мы выбираемся из ночной тени планеты и направляемся к кромке кольца.

Позже.

Мы замкнули первый круг орбиты, но не увидели и следа корабля Саркки. Есть только одно место, куда он мог скрыться, и перед нами не стоит вопроса, что делать, несмотря даже на то что запас горючего угрожающе мал. Сейчас мы на подходе и снимаем все на видео, передавая его через кьюфон прямо на Терминус. Если мы погибнем, за нами придут другие.

Черное зеркало червоточины бросается на нас, а потом кругом расцветают звезды.

Тысячи звезд, пылающие самоцветы, горстями разбросанные всюду, куда ни глянь. Звезды всех цветов и пряди светящегося газа между ними.

Мы в сердце шарового скопления, на орбите планеты вдвое больше Земли, от полюса до полюса одетой льдом. В небе так много звезд, все они такие яркие и так близки друг к другу, что мы только через несколько минут находим среди них солнце планеты — неприметный красный карлик, тусклый и скромный, как все пятнадцать звезд, подаренных нам джакару, теряющийся на фоне соседей.

В миллионах километров от лимба ледяной планеты — группа из шести червоточин, расположенных по углам шестиугольника. Корабль Саркки движется к ним на голубом пламени твердотопливного двигателя.

Вокруг меня взрывается шум голосов: корабельная команда ошеломленно гадает, куда могут вести червоточины, обитаема ли ледяная планета, есть ли в этой системе или в других обитаемые планеты, луны, планетоформированные астероиды.

— Это же новая Империя! — восклицает кто–то.

Мой кьюфон звонит.

«Видела? — говорит Нилс Саркка. — Рискнешь за мной?»

— Ты не нашел, что искал.

«То, что я нашел, еще лучше!»

Кто–то из команды говорит, что запас топлива близится к критической точке. Едва хватит вернуться к червоточине, из которой мы выскочили. А если не вернемся, запасной корабль нас ни за что не найдет. Мы останемся зимовать здесь.

Я прошу Нилса Саркку вернуться с нами, но он с хохотом обрывает связь. А потом, приближаясь к горловине червоточины, посылает короткое видеосообщение. Я наконец вижу его воочию и поражаюсь. Прежде он был хорош собой, имел крепкое сложение, но после шести месяцев одиночества в замкнутом пространстве и на голодном пайке он походит на жертву кораблекрушения: длинные седые волосы стянуты на затылке, впалые щеки под нестриженой бородой, запекшиеся губы, глаза запали в темные глазницы. Но взгляд живой и улыбка, как у марафонца, коснувшегося грудью ленты после долгой изматывающей дистанции.

«Я называю эту звезду — эти ворота к несказанным чудесам — звездой Саркка. Я пришел сюда от имени человечества и иду дальше ради человечества. Однажды я вернусь с полным и окончательным ответом на парадокс Ферми. А пока — не судите меня».

И он исчезает. Мы летим к червоточине, которая вернет нас к звезде G0, команда все болтает о новых мирах и неисследованных звездах, и я думаю: а что, если он прав?

Если все–таки он — герой, а я — злодейка?

Александр Ирвин продал свой первый рассказ в 2000 году в «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» и с тех пор не раз печатался в этом издании, а также в «Asimov’s Science Fiction», «Subterranean», «Sci Fiction», «Strange Horizons», «Live Without a Net», «Lady Churchill’s Rosebud Wristlet», «Starlight 3», «Polyphony», «Electric Velocipede» и других. Его перу принадлежат романы «Осколки нефрита» («Scattering of Jades»), «Один король, один солдат» («One King, One Soldier»), «Теснина» («The Narrows»), «Выкуп» («Buyout»), «Железный Человек. Вирус» («Iron Man: Vitus»). Рассказы писателя представлены в сборниках «Песнь Россетти» («Rossetti Song»), «Непредвиденные последствия» («Unintended Consequences») и «Фотографии из экспедиции» («Pictures from an Expedition»). Александр Ирвин живет в Садбери, штат Массачусетс.

Нижеследующая захватывающая история переносит нас в раздробленное на части общество, медленно сползающее в варварство после величайшей катастрофы, поставившей его на колени; немногие разобщенные люди пытаются держаться за обломки знания и культуры Прежних Дней — дорогой ценой для себя самих.

Cтарик Уорнер ронял слезы на гниющие доски сцены. «Я проехал тысячи миль, — думал он, — в такое скверное время года, но даже здесь книги обратились в прах, давным–давно унесенный ветром вместе с опавшими листьями». Он плакал не из–за того, что забрел слишком далеко на север, слишком поздно, и теперь зима наверняка настигнет его прежде, чем он сможет опять убраться к югу, и будет по–настоящему большой удачей, если он сумеет пережить это путешествие. Он плакал не по Сью и ребенку, которого она родила, а может, и не родила ему. Старый Уорнер оплакивал голоса, звучавшие когда–то в театре, посреди которого он стоял, страницы книг, где были напечатаны слова, которые эти голоса произносили. «Я умру, так и не увидев их», — подумал он и неожиданно для себя заговорил.

— Посмотрите, какое ничтожество вы из меня сделали, — сказал он. — Похоже, вы играете на мне; вам ведомы все мои паузы; вы ковыряетесь в самом сердце моей тайны; вы извлекаете из меня звуки, от самой низкой ноты до верха моего диапазона; но в этом маленьком органе много музыки, прекрасный голос…